Страница 47 из 124
Но Садья обладала и совсем другими качествами. Де'Уннеро узнал о ее нежности и рассудительности, о беспощадном по своей искренности умении видеть и оценивать несовершенство окружающего мира. Однако более всего его привлекала в маленькой певице ее незащищенность. Внешне это никак не проявлялось, и Садья, невзирая на невысокий рост, отнюдь не выглядела хрупкой тростинкой, готовой переломиться от порыва ветра. Но эта женщина раскрыла перед Де'Уннеро свое сердце. Вскоре мгновения их любовной близости превратились в моменты полной открытости и доверия друг к другу. Такого Маркало Де'Уннеро еще никогда не встречал в людях и считал, что подобное состояние можно достичь лишь в молитвенном экстазе.
Плотская любовь, которую он к ней испытывал, казалась Де'Уннеро намного возвышеннее, чем все духовные переживания, испытанные им в Санта-Мир-Абель.
В деревню они входили, взявшись за руки.
Летним утром, когда Эйдриан появился в Фестертуле, неся на своих плечах убитого оленя, он сразу почувствовал, что деревня чем-то взбудоражена. За последние несколько недель он нечасто наведывался сюда, но никогда еще Фестертул так не напоминал потревоженный улей. Даже когда Элин и Казик впервые привели Эйдриана в деревню, жители отнеслись к этому куда спокойнее.
— А-а, да ты никак тащишь нам оленя? — закудахтал один из приятелей Румпара, присутствовавший при поединке Эйдриана с трактирщиком. — А тут, знаешь ли, объявилась дичь покрупнее!
Юноша окинул его удивленным взглядом, совершенно не понимая, о чем тот болтает.
Не успел он пройти и нескольких шагов, как к нему подскочил маленький мальчишка и вцепился в полу его темно-коричневой блузы.
— Ты их убьешь, правда? — воскликнул малыш.
— Кого это — их? — не понял Эйдриан.
— Никки, иди домой, нечего лезть во взрослые дела! — сердито крикнула с крыльца мать мальчика.
— Кого их? — снова спросил Эйдриан.
Он сбросил свою ношу и непонимающе поглядел на женщину.
— Мало ли чего малец сболтнет! Меня это не касается, — грубо отрезала она и, загнав сына в дом, захлопнула дверь.
Эйдриан покачал головой, затем нагнулся за оленем. Тут он заметил стоящего невдалеке Казика, с которым после поединка с Румпаром он не обменялся и парой слов. Казик дулся на него, и юноша понимал причину этого: сын Элин ему завидовал. Еще бы: Эйдриана жители деревни уважали и считали взрослым, тогда как он по-прежнему оставался для них мальчишкой.
— Разбойники объявились, — обронил Казик.
Эйдриана одинаково удивило как то, что Казик с ним заговорил, так и сама новость.
— Разбойники? — переспросил он.
— Откуда-то с юга, — мрачно сказал Казик. — Подстерегли на дороге нескольких человек из Придорожной Яблони. Это в двух днях пути отсюда.
— По слухам, они двинулись в нашу сторону, — вступила в разговор стройная темноволосая и темноглазая девушка, чем-то напоминавшая Эйдриану Бринн Дариель.
— Настоящие головорезы, — проворчал Казик и выразительно поглядел на Эйдриана, явно пытаясь его запугать. — Одного они убили прямо на месте. Вырвали ему сердце и бросили на дороге.
Слова Казика отнюдь не испугали юного рейнджера. Он пару раз забредал в деревню Придорожная Яблоня и как-то даже помог местным охотникам, показав им путь к лужайке, где незадолго до этого видел стадо оленей. Услышав про разбойников, Эйдриан ощутил, как забилось его сердце. Наконец-то он сможет подтвердить, что достоин возложенной на него миссии. Сражение с шайкой разбойников — это вам не разрушение бобровых плотин и не подсказки охотникам, где им искать добычу!
— Отнеси оленя в сарай, — велел он Казику. — Деревенские предводители уже начали собирать отряд для поисков шайки?
— Если бы и начали, тебя бы вряд ли позвали, — насмешливо бросил тот.
— Скорее всего, они решают, как защитить деревню в случае, если разбойники появятся на нашей дороге, — ответила девушка. — Так что очень хорошо, что ты принес оленя.
— Тогда забирайте его, — сказал Эйдриан, оставив им свой трофей.
Вскоре он зашел в трактир и объявил Румпару, что отправляется в сторону Придорожной Яблони на поиски разбойников.
В глазах трактирщика вспыхнул злобный огонек. Румпар так и не простил Эйдриану прошлого унижения и считал, что дерзкий мальчишка хитростью отнял у него меч.
— Тебя убьют раньше, чем ты взмахнешь мечом, — прорычал он в ответ. — А этот клинок — гордость Фестертула, благородное оружие, которым я уничтожил не одну сотню гоблинов и поври, — попадет в руки обыкновенных грабителей. Так что меча, парень, я тебе не дам, а сам, если так уж невтерпеж, можешь отправляться на убой.
Юный рейнджер ответил ему взглядом, исполненным железной решимости. Румпар хорошо помнил этот взгляд; точно так же Эйдриан смотрел на него после того, как выиграл поединок. Сила и уверенность в себе — вот о чем говорили глаза юного рейнджера.
— Я не собираюсь обрывать славную историю этого меча, а лишь продолжу ее, — спокойно ответил Эйдриан.
Забрав оружие, он зашагал по деревне, ловя на себе встревоженные взгляды жителей, шепотом передававших друг другу новость: этот странный Эйдриан собрался охотиться на разбойников.
Он слышал все их перешептывания. Данья — та вообще шипела, как змея:
— Вот дурень, хочет напороться на их ножи, ну так Бог ему судья.
Один рослый и крепкий охотник зашел в своих подозрениях еще дальше:
— Скорее всего, снюхается с этими головорезами и примкнет к ним. Туда ему и дорога!
Эйдриана ничуть не задевала их болтовня. Он даже улыбался, представляя, как те же самые глотки будут приветствовать его, когда он вернется победителем.
Он непоколебимо верил в это. Одна рука Эйдриана лежала на рукояти грубого, плохо сбалансированного меча трактирщика, другой он перебирал свое более могущественное оружие — самоцветы.
Жители Туберова Ручья — маленькой, уединенно стоявшей деревушки — радушно встретили Садью и Де'Уннеро. Правда, кое-кто из местных старух удивленно вскинул брови и неодобрительно зацокал языком, увидев зрелого мужчину с женой, которая была вполовину его моложе.
Садья представилась своим настоящим именем, Де'Уннеро же назвался Калло Крампом. Это сочетание доставляло ему тайное наслаждение. Имя походило на его собственное, он только убрал первую его половину и добавил для звучности еще одно «л». Фамилия Крамп напоминала о самом позорном поступке епископа Палмариса Маркало Де'Уннеро — казни купца Алоизия Крампа. Свое предыдущее имя — Бертрам — бывший монах выдумал, зато фамилия Даль была первым слогом имени покойного отца-настоятеля Далеберта Маркворта. Если самого Де'Уннеро эта игра в имена просто забавляла, у Садьи от восхищения захватывало дух. Она обожала все загадочное и опасное, и очередное перевоплощение Де'Уннеро только подогревало ее ненасытную тягу к приключениям на грани риска.
Неудивительно, что новых обитателей Туберова Ручья забросали вопросами. В самих вопросах не было никакого подвоха или скрытой угрозы. Просто люди в здешней глуши изголодались по новостям. И кто мог лучше удовлетворить их любопытство, чем певица Садья? Чете Крамп дали временное пристанище, пообещав переселить вскоре в старую покосившуюся хижину, владелец которой умер в прошлом году.
И действительно, через пару дней население Туберова Ручья дружно взялось приводить эту хижину в порядок, и к вечеру она вновь приобрела вполне жилой вид.
— Тепло родного дома, — с издевкой в голосе произнес Де'Уннеро, когда они с Садьей остались одни. — Теперь нам непременно начнут тащить все необходимое для устройства уютного гнездышка!
— Тепло зависит от нас, — сказала певица, подмигивая своему возлюбленному. — Даже крестьянская лачуга может оказаться очень привлекательной. Важно не то, где мы находимся, а то, что мы делаем, пока находимся здесь.
Маркало Де'Уннеро не стал отказываться от ее приглашения.
Уже поздним вечером, когда в очаге пылал огонь, а Садья играла и тихо пела о потерянной любви и одержанных победах, Де'Уннеро позволил себе забыть свою обычную настороженность. Он думал о былых завоеваниях и ошибках, размышлял о своем жизненном пути и даже прикидывал, каким может быть новый его отрезок.