Страница 32 из 124
А затем грянул взрыв. Тигр вырвался наружу. Брызнула кровь, заливая стены и пол. Охотники тщетно пытались защититься от разъяренного зверя — разве можно было остановить его голыми руками?
Несколько человек все-таки сумели вырваться из хижины, но тигр-оборотень бросился за ними. Он гонял их по деревне, убивая одного за другим и раздирая в клочья их тела. Перекусив жертве горло, он бросал ее умирать. Двоим охотникам удалось схватиться за оружие, но даже когда к ним примкнули еще трое, они не смогли противостоять яростному и неукротимому зверю.
Очнулся Маркало Де'Уннеро уже в лесу, невдалеке от деревни. Перед его глазами проплывали ужасные сцены кровавого пиршества; в ушах звенели крики умирающих охотников. Однако он так и не знал, сколько человек из полутора десятков пали жертвами когтей и зубов вырвавшегося из-под его власти тигра.
У него ломило все суставы, голова трещала от вчерашней попойки. Надо же было этим глупцам напоить его себе на погибель! Де'Уннеро поднялся и побрел в направлении деревни. Там, в лесу, совсем неподалеку от хижин, он устроил тайник, закопав все необходимое на случай вынужденного бегства. В тайнике хранилась одежда, бурдюк для воды, нож и, что важнее всего остального, несколько пергаментных свитков, десять лет назад похищенных им из Санта-Мир-Абель. Тогда его посылали на юг, чтобы проверить доходившие до монастыря слухи о нашествии розовой чумы.
Де'Уннеро инстинктивно прижал свитки к груди. Глаза его были устремлены на деревню Миклина. Между домами передвигалось несколько человеческих фигур. Бывший монах обрадовался: значит, он убил не всех. Однако, если остались свидетели ужасной резни, придется ждать новых страшных пересудов о свирепом человеке-тигре, хозяйничающем в западной оконечности Хонсе-Бира.
В отличие от преданий о его боевых подвигах, такие рассказы вызывали в Де'Уннеро не гордость, а отвращение.
Бывший монах горестно вздохнул. Каким бы громадным ни казался мир, он все равно недостаточно велик, чтобы вместить Де'Уннеро. Перепачканный кровью своих вчерашних жертв, смертельно уставший изгой побрел прочь. Куда он направится теперь? Сколько еще таких же затерянных в глуши деревушек попадется ему на пути?
Да и имел ли он право, если рассуждать по совести, вновь вторгаться в жизнь других людей? Де'Уннеро должен был ответить себе на этот вопрос. Вплоть до вчерашней пирушки ему казалось, что он наконец-то полностью подчинил тигра своей власти. Пусть это стоило ему немалых усилий, бывший монах искренне верил, что вполне способен противостоять натиску тигра. Конечно, вчера зверь вырвался не сам по себе; эти идиоты сделали все, чтобы выманить его наружу. Но кто поручится, что где-нибудь в другом месте он, Де'Уннеро, вновь не попадет в чрезвычайные обстоятельства? Самое скверное, что тигр сумел сломать барьер его воли и самообладания и теперь будет непросто заставить зверя подчиняться себе.
Сейчас тигр-оборотень был сыт. Де'Уннеро отдавал себе отчет, что только поэтому, заметив оставшихся в живых людей, он не превратился в зверя и не бросился в деревню завершить кровавое пиршество. Однако тигр лишь затаился, готовый в любую секунду вырваться на волю и уничтожить врагов Де'Уннеро.
— Если бы он уничтожал только врагов, — вслух произнес бывший монах, чтобы хоть немного себя подбодрить.
Нет, кровожадный зверь уничтожал всех, кто оказывался у него на пути, убивая без всякого разбора. Убивая ради того, чтобы убивать.
Несчастные жители деревни Миклина, да и сам их предводитель, невзирая на его жестокие выходки… они не заслужили такой участи. Надо было просто расквасить Миклину физиономию, возможно, поколотить как следует. Остальные охотники были бы, скорее всего, на стороне Бертрама Даля; они ведь видели, с каким упрямством их предводитель нарывался на драку. Но то-то и оно, что просто отдубасить пьяного Миклина он не мог, и бывший монах прекрасно сознавал это. Если бы он дал выход своему гневу, то тем самым открыл бы путь тигру. Хуже всего, что и подавляемый гнев тоже выпускал зверя на свободу.
Де'Уннеро сознавал безысходность собственного положения. В какую бы деревню он ни пришел, одно его появление там неминуемо подвергнет жителей смертельной опасности.
Он не мог позволить себе повторения случившегося. Пора признать горькую истину его долгой внутренней борьбы с тигром.
Зверь в нем был сильнее человека.
Обреченный на изгнание, на жизнь отшельника, Маркало Де'Уннеро покинул деревню Миклина. Он двинулся не на восток, а на запад, уходя еще дальше от обжитых и населенных мест Хонсе-Бира.
Де'Уннеро пробродил по лесам много дней. Бывший монах не испытывал недостатка в пище. Раздавленный грузом страшной истины, он уже не пытался сдерживать настойчивые требования тигра. Когда Де'Уннеро чувствовал голод, громадный зверь сам вырывался наружу и с легкостью находил добычу.
Бывший монах потерял счет времени. Он не знал, сколько миль отделяло его теперь от деревни Миклина. В один из таких дней, ближе к вечеру, он брел вдоль цепи высоких утесов, и вдруг осенний ветер донес до него звуки лютни. Вскоре к музыке присоединился голос. Маркало Де'Уннеро хорошо помнил этот голос.
Обуреваемый в одинаковой степени желанием выговориться и желанием мести, бывший монах побрел дальше, пытаясь определить направление, откуда долетали звуки. Ему казалось, что они несутся отовсюду, эхом отражаясь от каменных уступов.
В голове мелькнула мысль: а не выпустить ли тигра? Зверь наверняка без труда разыскал бы певицу. Однако Де'Уннеро сразу же отбросил эту мысль. Ему отчаянно захотелось побыть в обществе другого человека.
Солнце начало опускаться за горизонт. Пение ненадолго прекратилось, потом лютня и голос зазвучали вновь. Теперь у Де'Уннеро появился надежный ориентир: он заметил пламя костра.
Бывший монах стал быстро приближаться к огню, даже не пытаясь идти крадучись. Вскоре он увидел место, где расположилась Садья. Он подошел и остановился прямо перед изумленной женщиной. Их разделял только костер.
Садья вскочила на ноги, загородившись лютней и испуганно озираясь по сторонам. Де'Уннеро думал, что она бросится бежать. Но нет; похоже, певица быстро смирилась с этим ударом судьбы. Она опустила лютню и даже сумела изобразить на лице растерянную улыбку.
— Никогда бы не поверила, что ты окажешься таким упрямым и станешь преследовать меня, — произнесла Садья.
— Дело не в упрямстве и не в желании преследовать, — признался Де'Уннеро. — Я совершенно случайно натолкнулся на тебя. Мне просто повезло.
— Кому повезло, а кому и нет, — заметила женщина.
Де'Уннеро неопределенно пожал плечами.
— Я сочиняю новую песню, — немного помолчав, сообщила Садья. — Хочешь знать, как я ее назвала? «Баллада о храбром Де'Уннеро».
Бывший монах даже подпрыгнул от неожиданности.
— Не отрицай, ведь это твое настоящее имя, — продолжала певица. — Хотя мне почему-то думалось, что ты намного старше.
Удивленный, он не сводил с нее глаз. Садья звонко и переливчато рассмеялась.
— Я ничуть не сомневаюсь, что ты и есть Де'Уннеро! Все движения выдают в тебе абеликанского монаха. Бывшего абеликанского монаха.
— На свете много бывших абеликанских монахов, — только и смог выдавить из себя Де'Уннеро.
— А сколько из них умеют превращаться в тигра? — невинным тоном осведомилась женщина.
Она улыбалась искренне и непринужденно. Вот тебе и глупенькая певичка!
Де'Уннеро угрожающе прищурился; ему хотелось согнать с лица женщины эту самодовольную улыбку.
— Помнишь слухи о странной гибели барона Рошфора Бильдборо? — спросила Садья. — Они были связаны с епископом Маркало Де'Уннеро.
— У тебя слишком богатая фантазия.
— Таково уж мое ремесло, — отозвалась певица. — Я собираю сказания, облагораживаю их и вновь пускаю в мир. Но если слухи верны, то легенда о Маркало Де'Уннеро почти не потребует приукрашиваний.
— Эти слухи верны, — признался бывший монах.
— Вряд ли они все тебе известны, — возразила Садья.