Восхождение самозваного принца

— Как мне говорили, приготовления к канонизации идут без проволочек, — заверила его баронесса. — Даже те, кто не разделяет взглядов Эвелина, ныне не в состоянии отрицать чудес, произошедших на Аиде; по крайней мере, второго чуда. Я уже не говорю о тех, кто вкусил крови завета Эвелина. Вы сами знаете: никто из вкусивших не заболел розовой чумой, а все больные исцелились.

— Если кто и достоин звания святого, так это, конечно же, Эвелин Десбрис, — улыбнувшись, заметил Дануб.

Подняв голову к небу, он заметил, что солнце уже перевалило за полдень. Улыбка на лице короля погасла.

— Тебе пора в Сент-Прешес, — сказал он. — Может, вечером мы встретимся опять?

Джилсепони ответила не сразу. Ее первым порывом было отказаться — разве мало времени провела она сегодня с королем Данубом? Их отношения и так быстро перемещались на другой, не слишком пока желательный для нее уровень. Однако, удивляясь самой себе, она согласилась.

Сияющая улыбка Дануба вполне могла соперничать с солнцем.

— На этот раз ты меня не догонишь! — крикнул он и, развернув лошадь, стремительно поскакал в направлении Чейзвинд Мэнор.

Баронесса и не собиралась сегодня отнимать у короля победу. Да и справедливо ли было поступать так с человеком, усыпавшим цветами весь второй этаж Чейзвинд Мэнор? Но эта благочестивая мысль не задержалась в ее голове, ибо в следующее мгновение она пришпорила Грейстоуна.

Джилсепони успела спешиться и вела Грейстоуна в конюшню, когда к загону подъехал король Дануб.

На его лице сияла все та же лучезарная улыбка.

— Собирается ли он нынешним летом просить твоей руки? — спросил аббат Браумин.

Джилсепони недовольно посмотрела на него. Браумина Херда всегда отличала деликатность. Почему же сегодня он так настойчив и прямолинеен в своих расспросах?

— Все указывает на то, что король Дануб постарается еще до конца года сделать Джилсепони своей королевой, — добавил настоятель Сент-Прешес.

— В таком случае, король известил об этом всех, кроме самой Джилсепони, — довольно резко ответила она.

— Прежде чем решиться спросить об этом, он должен быть уверен в твоем ответе, — продолжал Браумин. — Королю Хонсе-Бира совсем не улыбается услышать отказ!

Баронесса пожала плечами и отвела взгляд. И рассуждения Браумина, и разнесшиеся повсеместно слухи были совершенно верными. Действительно, все свидетельствовало о том, что король Дануб имел непреодолимое желание встать рядом с ней у алтаря Сент-Хонса.

— А что ты сама думаешь по этому поводу? — без обиняков спросил ее друг.

— Неужели мы с тобой мало говорили об этом? — сокрушенно вздохнув, вопросом ответила Джилсепони.

— Выходит, что мало, раз ты не знаешь ответа, — парировал Браумин. — Разве не мой долг — помочь тебе принять это нелегкое решение?

— Ты говоришь о долге настоятеля Сент-Прешес?

— О долге твоего друга, — возразил Херд.

— Тогда и говори со мной как друг, — проворчала Джилсепони. — Я прекрасно понимаю: ты желаешь, чтобы я приняла предложение короля. В таком случае, зачем тебе эти пустые любезности, скрытые намеки и все такое прочее?

Аббат Браумин вперил глаза в пол и глубоко вздохнул.

— Ты права, — сознался он. — Я действительно желаю твоего союза с Данубом, ибо голос королевы Джилсепони зазвучит еще сильнее, а сама она получит больше возможностей, чтобы сделать наш мир лучше, чтобы воздать Эвелину и Джоджонаху то, чего они по справедливости заслуживают. Это для меня — самое главное.

— Однако не тебе предстоит делить с королем жизнь и душу, — напомнила ему баронесса.

Браумин Херд снова вздохнул, даже не пытаясь отрицать уязвимость своей позиции.

— Существует и другая возможность, — немного помолчав, произнес он.

— Я не утверждаю, что намерена отклонить предложение Дануба, если оно последует, — заметила Джилсепони.

— Даже если ты примешь предложение короля, до бракосочетания пройдет еще какое-то время. И пока мы могли бы убедить короля согласиться на такой шаг, который дал бы тебе больше власти и в Палмарисе, и в подчиненных ему землях.

Джилсепони взглянула на него с любопытством.

— Мне предложили возглавить освящение часовни Эвелина и служить там в течение первого года, — сообщил Браумин. — Внешне это выглядит как понижение в звании. Так оно и есть: из настоятеля мне придется превратиться в простого священника. Зато я получаю возможность своими руками превратить скромную часовню в будущий монастырь, который, насколько мне думается, быстро обретет значительное влияние. Место настоятеля Сент-Прешес станет вакантным, и никто лучше Джилсепони не смог бы заполнить эту вакансию.

— Но у меня уже есть титул баронессы… — начала было Джилсепони. И вдруг до нее дошло, куда клонит Браумин.

— Ты хочешь сказать, что обратишься к королю с просьбой вновь учредить епископство? — недоверчиво спросила она. — После всего того, чем окончилось предыдущее?

Тогда все было по-другому, — поспешил заверить ее Браумин.

— После кошмарного правления Маркало Де'Уннеро Дануб ни за что не согласится на возрождение епископства, — убежденно возразила баронесса.

— Не забывай, что и Фрэнсис Деллакорт, и Де'Уннеро были людьми церкви, а не государства. Сейчас же церковь предлагает расширение власти короля Дануба, а не наоборот. Король вполне может согласиться, особенно если учесть, с каким доверием он к тебе относится.

— В таком случае, церковь будет против, — не сдавалась Джилсепони.

— Между прочим, восстановить епископство в Палмарисе предложил мне не кто иной, как магистр Фио Бурэй из Санта-Мир-Абель, — раскрыл свой маленький секрет настоятель Сент-Прешес. — И представь себе, многие в церкви ждут не дождутся, когда твой голос зазвучит с амвона.

Баронессу Джилсепони не особенно удивили эти слова; после явления ей чуда завета Эвелина и всего того, что она сделала в годы борьбы с розовой чумой, отношение церкви к ней значительно изменилось. Но Джилсепони никогда не причисляла Фио Бурэя к тем «многим», о которых сейчас говорил Браумин. Одно то, что подобное предложение, существенно менявшее соотношение светской и церковной власти, исходило от этого магистра, пробудило в баронессе не самые приятные мысли. Возможно, и Бурэй, и остальные церковники смирились с кажущейся неизбежностью ее союза с королем Данубом и теперь заранее, пока еще могли влиять на Джилсепони, пытались заручиться ее голосом.

И потом, заключив брак с Данубом, она переберется в Урсал. Значит, пост епископа окажется вакантным…

— Ты пытаешься играть на расположении короля ко мне, — вдруг с упреком проговорила Джилсепони, распознав то, что было скрыто в словах ее друга. — Я становлюсь епископом, потом — королевой и покидаю Палмарис. И кто же тогда…

— Я не ищу и не искал в этом никакой выгоды для себя! — с жаром заверил ее аббат Браумин.

Подойдя к Джилсепони, он схватил ее за плечи и заглянул прямо в глаза.

— Я никогда бы не стал участвовать во всем этом ради собственной выгоды. Но если ты переберешься в Урсал, то, скорее всего, я действительно стану твоим преемником на посту епископа Палмариса.

— Получается, что и для тебя, и для Фио Бурэя я — только средство, позволяющее вновь укрепить власть церкви в Палмарисе? — осведомилась баронесса, хотя ее вопрос прозвучал больше как утверждение.

— Едва ли, особенно если Джилсепони решит, что после ее отъезда из Палмариса пост епископа должен быть упразднен. Думаю, тебе не составит труда намекнуть на это королю. Повторяю, я не ищу здесь никакой собственной выгоды.

Джилсепони ответила не сразу. Вначале она долго смотрела на своего давнего и дорогого друга. Разумеется, она нисколько не сомневалась в искренности его слов.

— Значит, ты хочешь найти выгоду для церкви, — произнесла она.

— Я ищу выгоду для жителей Палмариса, — поправил ее Браумин. — Когда я отправлюсь в Кертинеллу, уж лучше оставить город под твоим светским и духовным правлением, чем отдать Палмарис во власть какого-нибудь ставленника магистра Фио Бурэя, присланного им из Санта-Мир-Абель, который ничего не будет знать ни о городе, ни о нуждах горожан. И мне кажется, будет лучше, если после возвращения место епископа займу именно я. Тогда королю не придется посылать сюда бароном человека вроде герцога Каласа или герцога Тетрафеля. Не считай, что я пытаюсь извлечь выгоду из твоих отношений с Данубом. Скорее, я расцениваю их как появление благоприятной возможности, которую грех упускать. Решишься ли ты отрицать выгоду, которую принесет такой шаг нашему общему делу — делу совершенствования мира и людей?