Губернские очерки

В литературе давно уже показано, как плотно насыщены "Губернские очерки" вятскими наблюдениями и переживаниями автора (хотя далеко не ими одними). С Вяткой, с Вятской и Пермской губерниями связаны «герои» первой книги Салтыкова, бытовые и пейзажные зарисовки в ней, а также ее художественная «топонимика». Так, «Крутогорск» (первоначально "Крутые горы") – это сама Вятка, «Срывный» – Сарапул, «Оков» – Глазов, «Кречетов» – Орлов, «Черноборск» – Слободской и т. д. Немало в "Губернских очерках" и подлинных географических названий: губернии Пермская и Казанская, уезды Нолинский, Чердынский, Яранский, реки Кама и Ветлуга, Лупья и Уста, Пильва и Колва, пристани Порубовская и Трушниковская, села Лёнва, Усолье, Богородское, Ухтым, железоделательный завод в Очёре, Свиные горы и т. д.

Вяткой, Вятской губернией и Приуральским краем внушен и собирательный образ русского народа в первой книге Салтыкова. В изображении народа в "Губернских очерках" преобладают черты, характерные для сельского населения северо-восточных губерний: не помещичьи, а государственные, или казенные, крестьяне приверженцы не официальной церкви, а "старой веры" (раскольники), не только «великорусы», но также «инородцы» – «вотяки» и «зыряне», то есть удмурты и коми. Непосредственно из вятских наблюдений заимствовал Салтыков сюжетные основы для большинства своих «Очерков», за исключением, впрочем, раздела "Талантливые натуры", мало связанного с вятским материалом.

Основа «концепции» русской жизни, художественно развернутой в "Губернских очерках", – демократизм. Причем это демократизм уже не отвлеченно-гуманистический, как в юношеских повестях 40-х годов, а исторически-конкретный, связанный с крестьянством. Салтыков полон чувства непосредственной любви и сочувствия к многострадальной крестьянской России, чья жизнь преисполнена «болью сердечной», «нуждою сосущею».

Салтыков резко отделяет в «Очерках» трудовой подначальный народ (крестьян, мещан, низших чиновников) как от мира официального, представленного всеми разрядами дореформенной провинциальной администрации, так и от мира "первого сословия". Народ, чиновники и помещики-дворяне – три главных собирательных образа произведения. Между ними в основном и распределяется пестрая толпа, около трехсот персонажей «Очерков» – живых людей русской провинции последних лет николаевского царствования.

Отношение Салтыкова к основным группам тогдашнего русского общества и метод их изображения различны. Он не скрывает своих симпатий и антипатий.

Представления писателя о народной жизни еще лишены социально-исторической перспективы и ясности. Они отражают крестьянский демократизм в его начальной стадии. Образ русского народа – "младенца-великана", еще туго спеленатого свивальниками крепостного права, – признается Салтыковым пока что «загадочным»: многоразличные проявления русской народной жизни – объятыми «мраком». Необходимо разгадать эту «загадку», рассеять «мрак». Следует узнать сокровенные думы и чаяния русского народа и тем самым выяснить, каковы же его моральные силы, которые могут вывести массы к сознательной и активной исторической деятельности (как просветитель Салтыков придавал этим силам особенное значение). Такова положительная программа Салтыкова в «Губернских очерках». Чтобы осуществить ее, Салтыков сосредоточивает внимание на "исследованию преимущественно духовной стороны народной жизни.

В рассказах "Посещение первое", «Аринушка» (раздел "В остроге"), "Христос воскрес!" и в первых очерках раздела "Богомольцы, странники и проезжие" Салтыков пытается как бы заглянуть в самую душу народа и постараться понять внутренний мир "простого русского человека". В поисках средств проникновения в эту почти не исследованную тогда сферу Салтыков ставит перед собой задачу установить "степень и образ проявления религиозного чувства" и "религиозного сознания" в разных слоях народа. Но в отличие от славянофилов, подсказавших писателю формулировки этой задачи, реальное содержание ее не имело ничего общего с реакционно-монархической и православной идеологией «Святой Руси».

Под религиозно-церковным покровом некоторых исторически сложившихся явлений в жизни русского народа, таких, например, как хождение на богомолье или странничество, Салтыков ищет исконную народную мечту о правде, справедливости, свободе, ищет практических носителей "душевного подвига" во имя этой мечты.

Верный действительности, Салтыков изображает при этом и такие стороны народного характера, как «непрекословность», "незлобивость", «терпение», "покорность".

В первом же "вводном очерке" Салтыков заявляет, что хотя ему и «мил» "общий говор толпы", хотя он и ласкает ему слух "пуще лучшей итальянской арии", он «нередко» слышит в нем "самые странные, самые фальшивые ноты".

Речь идет тут о тяжкой еще непробужденности народных масс, их темноте, гражданской неразвитости и прежде всего пассивности.

Положительная программа в «Очерках», связанная с раскрытием ("исследованием") духовных богатств народного мира и образа родины, определила глубокий лиризм народных и пейзажных страниц книги, – быть может, самых светлых и задушевных во всем творчестве писателя.

"Да, я люблю тебя, далекий, никем не тронутый край! – обращается автор к Крутогорску и всей, стоящей за ним, России. – Мне мил твой простор и простодушие твоих обитателей! И если перо мое нередко коснется таких струн твоего организма, которые издают неприятный и фальшивый звук, то это не от недостатка горячего сочувствия к тебе, а потому собственно, что эти звуки грустно и болезненно отдаются в моей душе".

Эти слова из «Введения» – слова почти гоголевские даже по языку – определяют строй всего произведения, в котором ирония и сарказм сосуществуют со стихией лиризма – лиризма не только обличительного, горького, но и светлого, вызванного глубоким чувством любви к народной России и к родной природе (см. особенно очерки «Введение», "Общая картина", "Отставной солдат Пименов", «Пахомовна», "Скука", "Христос воскрес!" «Аринушка», "Старец", "Дорога").

Демократизм, как основа «концепции» русской жизни, развернутой в «Очерках», определил и отрицательную программу Салтыкова в его первой книге. Целью этой программы было «исследовать» и затем обличить средствами сатиры те «силы» в тогдашней русской жизни, которые «стояли против народа», сковывая тем самым развитие страны.

Коренным социальным злом в жизни русского народа было крепостное право, охраняемое своим государственным стражем – полицейско-бюрократическим строем николаевского самодержавия.

В "Губернских очерках" относительно мало картин, дающих прямое изображение крестьянско-крепостного быта. При всем том обличительный пафос и основная общественно-политическая тенденция «Губернских очерков» проникнуты антикрепостническим, антидворянским содержанием, отражают борьбу народных масс против вековой кабалы феодального закрепощения.

Обнажая провинциальную изнанку парадной "империи фасадов" Николая I, рисуя всех этих администраторов – «озорников» и «живоглотов», чиновников – взяточников и казнокрадов, насильников и клеветников, нелепых и полуидиотнчных губернаторов, Салтыков обличал не просто дурных и неспособных людей, одетых в вицмундиры. Своей сатирой он ставил к позорному столбу весь приказно-крепостной строй и порожденное им, по определению Герцена, "гражданское духовенство, священнодействующее в судах и полициях и сосущее кровь народа тысячами ртов, жадных и нечистых".[196]

Не менее суров художественный суд автора «Очерков» и над дворянско-помещичьим классом – социальной опорой крепостничества.

Тот же Герцен характеризовал людей "благородного российского сословия" как "пьяных офицеров, забияк, картежных игроков, героев ярмарок, псарей, драчунов, секунов, сералышков" да «прекраснодушных» Маниловых, обреченных на вымирание. Салтыков как бы воплощает эти герценовские определения, привлекшие впоследствии внимание Ленина,[197] в серию законченных художественных образов или эскизных набросков.

196

А. И. Герцен. Собр. соч. в тридцати томах, т. VIII, М, изд. АН СССР, 1956, стр. 252 («Былое и думы»).

197

Там же, т. XVI, стр. 171 («Концы и начала»). Ср. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 21, стр. 255 («Памяти Герцена»).