Страница 2 из 2
– Ее чуточку клонило ко сну, – видимо, на нее подействовало шампанское, которое она не привыкла пить в середине дня.
Сдержанный ропот восхищения охватил слушателей. Тетушки Бленкинтропа не привыкли пить шампанское даже в середине года, рассматривая его исключительно как аксессуар к Рождеству и Новому году.
– Какое-то время спустя проходивший мимо нее некий представительный господин остановился, чтобы закурить сигару. В этот момент сзади к нему подошел молодой человек, вынул шпагу из трости и нанес ему с полдюжины ранений. «Мерзавец, – крикнул он своей жертве, – вы меня не знаете! Я Анри Летюрк». Пожилой мужчина вытер кровь, заливавшую его одежду, обернулся к нападающему и произнес: «И с каких это пор преднамеренное убийство считается поводом для знакомства?» После чего закурил-таки сигару и пошел прочь. Моя тетушка намеревалась было позвать полицию, но, увидев, с каким равнодушием главное лицо этой истории восприняло происшествие, она почувствовала, что вмешательство с ее стороны может показаться дерзостью. Разумеется, вряд ли нужно говорить о том, что все это она приписала действию теплого, нагоняющего дремоту дня и шампанского из дипломатической миссии. Но самое удивительное в моем рассказе впереди. Спустя две недели в той же части Буа шпагой, вкладывающейся в трость, был заколот управляющий банком. Его убийцей был сын уборщицы, когда-то работавшей в этом банке. Управляющий уволил ее с работы за хроническое пристрастие к спиртному. Убийцу звали Анри Летюрк.
С этого момента Бленкинтропа со всеобщего молчаливого согласия признали как своего Мюнхгаузена. Его попутчики не жалели усилий, ежедневно вызывая его на разговор, всякий раз являвшийся испытанием их доверчивости. Бленкинтроп, убаюканный неверно истолкованным вниманием впечатлительной аудитории, старался изо всех сил и обнаруживал изобретательность, удовлетворяя ее требование услышать нечто невероятное. Дакби рассказал забавную историю о ручной выдре, для купания которой в саду был устроен бассейн. Она принималась тревожно скулить, когда вода в нем поднималась выше обычного уровня. Однако история эта явилась лишь жалкой пародией на более изощренные усилия Бленкинтропа в жанре рассказа. И вот пришло возмездие.
Возвратившись как-то вечером домой, Бленкинтроп застал свою жену за картами.
– Старый добрый пасьянс? – осведомился он.
– Нет, дорогой, это не просто пасьянс, а его вариант, известный под названием «мертвая голова», самый сложный из всех. Он у меня никогда не получался, и я бы очень испугалась, если бы сумела разложить его. Моя мама сделала это только один раз за всю свою жизнь – она тоже этого боялась. Ее тетушке пасьянс удался один раз, и в следующую же минуту она умерла от чрезмерного волнения, и у моей мамы всегда было такое чувство, что она умрет, если его разложит. Она умерла в ту же ночь, когда сумела сделать это. Она, правда, в то время плохо себя чувствовала, но все-таки это странное совпадение.
Спустя несколько минут жена позвала его:
– Джон, я так боюсь, он у меня почти получился. Только пятерка бубен держит меня в конце. Мне казалось, что я уже разложила его.
– Так у тебя же все получится, – сказал Бленкинтроп, подойдя к ней, – если трефовую восьмерку положить на эту девятку, а пятерку перекинуть на шестерку.
Жена торопливо, дрожащими пальцами поменяла местами карты, как он ей и советовал. После чего последовала примеру своей мамы и тетушки.
Бленкинтроп искренне любил свою жену, однако, несмотря на утрату, одна мысль не давала ему покоя. Что-то необычное, настоящее наконец вошло в его жизнь. Теперь это уже не были серые бесцветные будни. В воображении его уже складывались газетные заголовки, могущие достойно отразить случившуюся с ним трагедию. «Сбылось наследственное предчувствие». «Пасьянс “мертвая голова”: карточная игра, оправдывающая свое зловещее название в продолжение трех поколений». Он подробно описал роковое происшествие и отослал рассказ в «Эссекский наблюдатель», редактор которого был его приятелем, а другому своему приятелю он пересказал историю вкратце, чтобы тот передал ее в редакцию дешевого ежедневного листка. Однако в обоих случаях на пути осуществления честолюбивых устремлений роковым образом вставала его репутация выдумщика. «Грешно рассказывать небылицы в скорбную минуту», – согласились меж собой его друзья, и в разделе новостей местной газеты появилось краткое выражение соболезнования по поводу «неожиданной кончины жены нашего уважаемого соседа мистера Джона Бленкинтропа, последовавшей в результате сердечного приступа» – вот и все, во что воплотилась его мечта о широкой известности.
Бленкинтроп отошел от общества своих былых попутчиков и предпочел ездить в город более ранним поездом. Иногда он еще пытается заручиться сочувствием и вниманием случайного знакомого, в подробностях рассказывая тому об исполнительском мастерстве своей любимой канарейки или о невероятных размерах выращенной им свеклы. Он, однако, не признает в себе более человека, о котором когда-то говорили как о хозяине седьмой курицы.