Страница 13 из 25
— Не вижу логики, — заявил Элмер упрямо. — Почему именно Греция, а не Синайский полуостров, не каспийское побережье и не дюжина других мест?
— Торни доверяет интуиции ничуть не меньше, чем фактам или логике, — сказал я. — Интуиция у него великолепная, и зачастую он оказывается прав. Если он говорит: «Греция», — значит, так оно и есть, хотя, как мне кажется, этот наш гипотетический наблюдатель мог время от времени менять место проживания.
— Вовсе нет, — возразил Элмер, — в особенности, если он только и делал, что рыскал вокруг в поисках добычи. Она наверняка оттягивала ему карманы. Переместить такую гору добра — это тебе не раз плюнуть. Судя по рассказу, он укрыл на Огайо несколько тонн поживы.
— Да нет же, не поживы! — воскликнула Синтия. — Ну как ты не поймешь? Ему нужны были не деньги и не предметы роскоши. Он собирал артефакты.
— Какой, однако, разборчивый, — хмыкнул Элмер. — Все артефакты из золота да из самоцветов.
— Не преувеличивай, — осадил я Элмера. — Золото и самоцветы могли быть лишь в том ящике, который разбился, а в других хранились, скажем, наконечники стрел и копий, образцы древних тканей, ступки и пестики…
— Доктор Торндайк считает, — сказала Синтия, — что ящики, которые довелось увидеть моему предку, содержали в себе лишь незначительную часть того, что удалось собрать наблюдателю. Быть может, в них он упаковал самые ценные предметы. А в других пещерах, где-нибудь в Греции, может находиться в сотни раз больше ящиков.
— Как бы то ни было, — заключил Элмер, — клад есть клад. Люди гоняются за любыми артефактами, а то, что они с Земли, я думаю, набавляет им цену. Артефакты распродают направо и налево. Многие богачи — ибо нужно быть богатым, чтобы платить такие деньги, — коллекционируют их. И потом, в парочке артефактов на каминной полке или на журнальном столике в кабинете есть свой шик.
Я кивнул, вспомнив, как Торни расхаживал по комнате, ударяя кулаком по ладони и метая громы и молнии. «Дошло до того, восклицал он, что археологи остались не у дел! Ты знаешь, сколько ограбленных городов мы обнаружили за последнюю сотню лет? Их раскопали и ограбили прежде, чем там появились мы! Различные археологические общества при поддержке некоторых правительств проводили одно расследование за другим — и ничего. Неизвестно, ни кто совершал набеги, ни куда подевались артефакты. Их где-то складируют, а потом перепродают коллекционерам. Дело это прибыльное и потому хорошо организованное. Мы пытались добиться принятия закона о запрещении частного владения артефактами, но остались с носом. В правительстве слишком много таких, у кого рыльце в пушку, кто и сам коллекционирует. Кроме того, кто-то финансирует их противодействие принятию такого закона. В итоге мы попросту остались с носом. А из-за разгула вандализма теряем единственную возможность понять, как развивались те или иные галактические культуры».
Собачий лай сменился вдруг восторженным тявканьем.
— Загнали, — констатировал Элмер. — Загнали жертву на дерево.
Я дотянулся до кучки хвороста, принесенного Элмером, подбросил сучьев в огонь и помешал палкой угли. Язычки голубого пламени из разворошенных угольев потянулись к сучьям, вспыхнула, разбрасывая искры, сухая кора. Пламя словно обрело второе дыхание.
— Хорошая штука костер, — проговорила Синтия.
— Возможно ли, чтобы столь хилое пламя согревало даже таких, как я? — спросил Элмер. — Сидя рядом с ним, я ощущаю тепло, клянусь.
— Почему бы и нет? — ответил я. — Ты постепенно превращаешься в человека.
— Я человек, — сказал Элмер. — По крайней мере по закону. А если по закону, значит, и во всем остальном.
— Как там Бронко? — подумал я вслух. — Надо бы его позвать.
— Он занят делом, — сказал Элмер. — Создает лесную фантазию из темных теней деревьев, шороха ночного ветра в листве, бормотания воды, мерцания звезд и трех черных фигур у костра. Картина, ноктюрн, стихотворение, быть может, скульптура — он творит все это одновременно.
— Бедняжка, — вздохнула Синтия, — он не знает отдыха.
— Бронко живет работой, — сказал Элмер. — Он мастер своего дела.
В темноте послышался сухой треск. Через несколько секунд звук повторился. Собаки, которые было замолчали, снова разразились лаем.
— Охотник выстрелил в того, кто спасался на дереве от собак, — пояснил Элмер.
Над лагерем воцарилось молчание. Мы сидели, представляя себе — я, во всяком случае, представлял — сцену в ночном лесу: собаки, скачущие вокруг дерева, наведенное ружье, вырвавшееся из ствола пламя и — темный силуэт, который падает к ногам охотника.
Внезапно мне показалось, что я слышу иной звук. Издалека донесся слабый хруст. Налетевший ветерок промчался по лощине и увлек звук за собой, но вскоре он возвратился, став громче и назойливее.
Элмер вскочил на ноги. Блики пламени засверкали на его металлическом теле.
— Что это? — спросила Синтия.
Элмер не ответил. Звук приближался. Он надвигался на нас, нарастая с каждым мигом.
— Бронко! — крикнул Элмер. — Скорее сюда. К костру!
Бронко тут же примчался, по-паучьи перебирая ногами.
— Мисс Синтия, — приказал Элмер, — забирайтесь.
— Что?
— Забирайтесь на Бронко и держитесь крепче. Если он побежит, пригибайтесь пониже, чтобы не удариться о сук.
— Что происходит? — спросил Бронко. — Что за шум?
— Не знаю, — отозвался Элмер.
— Рассказывай сказки, — проворчал я, но он не услышал, а если и услышал, то не подал вида.
Звук приближался. Он не шел ни в какое сравнение со всем, слышанным мною до сих пор. Впечатление было такое, словно кто-то разрывает лес на кусочки: рев, скрежет, визг раздираемой древесины. Земля задрожала у меня под ногами, будто по ней колотили увесистым молотом.
Я огляделся. Бронко с Синтией на спине отступал от костра в темноту, готовый в любой момент припустить бегом.
Оглушительный и душераздирающий, шум обрушился на нас. Я отпрыгнул в сторону и побежал бы, если бы знал куда; и тут я различил на гребне холма нечто громадное, заслонившее от меня звезды. Деревья задрожали мелкой дрожью; черная махина слетела с холма, сокрушая все на своем пути, едва не разнесла лагерь и устремилась дальше по лощине. Шум быстро затихал. Деревья на холме тихонько постанывали.
Я стоял, прислушиваясь к удаляющемуся шуму, который вскоре пропал, словно его и не было вовсе. Я стоял, загипнотизированный тем, что произошло, не понимая, что произошло, гадая, что произошло. Элмер, судя по его позе, пребывал не в лучшем состоянии.
Я плюхнулся на землю рядом с костром; Элмер оглянулся и направился ко мне. Синтия соскочила с Бронко.
— Элмер, — выдохнул я.
Он замотал головой.
— Не может быть, — пробормотал он, обращаясь, скорее, к себе, чем ко мне. — Не может быть. Сколько лет прошло…
— Боевая машина? — спросил я.
Он поднял голову и посмотрел на меня.
— Такого не бывает, Флетч, — сказал он.
Я подбросил в огонь хвороста. Я не жалел дров, я отчаянно нуждался в огне. Пламя вспыхнуло с новой силой.
Синтия подсела ко мне.
— Боевые машины, — продолжал разговаривать сам с собой Элмер, — строились для того, чтобы нападать на людей, брать города, сражаться с другими машинами. Они дрались до конца, до тех пор, пока в них оставалась хоть крупица энергии. Их не предназначали для выживания. И они, и мы, те, кто создавал их, знали это. Их единственным заданием было — уничтожать. Мы готовили их к смерти и посылали их на смерть…
Его голос был голосом далекого прошлого; он вещал о древней морали, о старинной вражде, о первобытной ненависти.
— Те, кто был в них, не имели желания жить. Они были все равно что мертвы. Они умирали, но согласились потерпеть…
— Элмер, Элмер, — перебила Синтия. — Те, кто был в них? А кто был в них? Я не знала, что в них кто-то был. В них же не было экипажей. Они…
— Мисс, — сказал Элмер, — они были не до конца машинами. По крайней мере это можно сказать про нашу модель, У нее был искусственный мозг, который находился в контакте с мозгом человека. В мозг машины, которую создавал я, было заключено сознание нескольких людей. Я не знаю, ни кто они, ни сколько их было, хотя всем на стройплощадке было известно, что они — быть может, самые крупные военные специалисты, пожелавшие продлить себе жизнь для того, чтобы нанести врагу последний удар. Искусственный мозг в союзе с человеческим мозгом…