Подснежники

А вечером нагрянули шефы. Привезли обещанное пианино. Люба обрадовалась, инструмент прибыл как раз вовремя. Он стал просто необходим! Дело в том, что среди ребятишек оказалось несколько способных. Почему бы не заняться с ними серьезно? Сольфеджио, чтение нот, игра на фортепиано. Мысленно Люба отобрала группу учеников и уже представляла себе, как будут выглядеть ее питомцы за клавиатурой. Ей даже слышались первые неуверенные звуки игры. Педагогический репертуар нетрудно будет достать в музыкальной школе. Во всяком случае, кое-что достать можно…

Шефов было двое, оба — младшие лейтенанты. Поднялась суматоха, кто помогал втаскивать пианино в дом, кто поскорее бежал прихорашиваться. Сима вдруг появилась в новой блузке и с чуть подкрашенными губами.

Ребятишки сновали вокруг. Витя Сестренкин все порывался помогать взрослым тащить пианино, а когда инструмент был установлен, мигом приволок стул и уселся играть.

Потом Люба играла, а ребята пели. Инструмент оказался неплохим, во всяком случае, он благополучно перенес дорогу и настройка держалась.

Поздним вечером, когда гости отправились спать, весь персонал собрался на кухне — посидеть у огонька, выпить кружку чая, заодно уж помочь поварихе Паше помыть посуду и просеять муку на завтра.

Зашла и Елена Никитична.

— Вот что, женщины, — начала она. — Завтра на целый день еду в город, выяснять все насчет подкинутого ребенка. И вообще дел накопилось. Шефы наши останутся на два дня, хотят ознакомиться с хозяйством, со всеми нашими делами. Так вот. Смотрите у меня, чтобы гости были довольны.

— Да уж будьте уверены, — начала было Нюра, подмигивая остальным.

— Я еще не кончила, — остановила ее Елена Никитична. — Вам бы все, девки, зубы скалить, а дело серьезное! Надо как-то намекнуть насчет крыши.

— Угол совсем протек, — заворчала повариха. — Того и гляди, кухня завалится.

— Дело тонкое, — строго взглянула на всех заведующая. — Железа кровельного нет и не будет, а шефы, может быть, и найдут. Печи у нас дымят, машинка швейная всего одна…

— И та никудышная, — добавила тетя Паша. — Колеса у телеги все поломанные, котел в бане потек!

Елена Никитична наморщила лоб.

— Клянчить мне совестно, и так уж вон пианино выклянчила. А если деликатно показать все дыры, может быть, и помогут.

— Мы их обратаем! Уж мы им…

— Вот что, товарищи, — Елена Никитична постучала костяшками пальцев по столу. — Ребята эти культурные, образованные. Один, тот, что постарше, два курса института кончил, другой — из техникума. Не вздумайте тут мне танцульку устраивать или частушки орать. Знаю вас. Вот мое приказание: прикрепляю на эти два дня к шефам девчонок. А вы чтобы и не высовывались. Поняли?

Все поглядели на Любу и Симу.

— Вы, девчата, водите гостей по территории, покажите им наше хозяйство. От занятий в группах освобождаю… А вы, — обратилась она к остальным, — детей не очень-то гостям навязывайте, а то оглохнут от крика и не разберут, что нам надо-то. Кушать отдельно подавайте. И вилки были чтобы на столе, салфетки…

— Да знаем, — кивнула тетя Паша.

— Эхма! — воскликнула Нюра. — А мы-то думали, попляшем с ребятами, песню споем. Не судьба, значит.

Таисья Григорьевна отбросила кухонный нож, стряхнула с подола картофельную шелуху, выпрямилась, потянулась.

— Эх, бабы! Будет и на нашей улице праздник! Будет нам и помощь. Ужо летом солдат пригонят, сено косить. Погуляем!

Она ухватилась за концы полушалка, раскинула руки, прошлась по кухне, выбивая ногами дробь. Лариса Павловна язвительно взглянула на нее.

— Конечно. Ждите своих солдат.

— А что? — Таисья Григорьевна подбоченилась. — И дождемся! Сейчас — гармошку через плечо и — гулять! Уж тогда меня силком не удержишь. Поимейте в виду насчет отпуска…

— Бабы, бабы, — негромко заговорила Елена Никитична. — Совести у вас нет. Ведь вдовы, пора и посерьезнее быть! А вы — все свое, гульба, танцульки…

— Третий год уже вдовы! — крикнула вдруг Нюра.

Бросила на табуретку полотенце, повернулась круто и ушла.

— Это у нас, собственно, главный корпус, — объясняла Люба гостю. — Правда, этот угол сырой, потому что крыша протекает. Железа, сами понимаете, сейчас не достать. Уж не раз обращались в горисполком. Нет железа…

Мимо рысцой провели старшую группу. Ребята отправлялись в рощу гулять. Таисья Григорьевна помахала на ходу рукой, подмигнула.

Один из гостей, тот, что пониже ростом и пошире в плечах, похлопал ладонью по отсыревшим бревнам, оглянулся на младшего, высокого, со смуглым лицом. Тот вынул блокнот, записал что-то.

— А здесь что у вас?

— А это сарай, — затараторила Сима, обмахиваясь можжевеловой веточкой. — Здесь живет лошадь, Звездочкой звать… Лошадь у нас есть, а телеги нет.

— Телега есть, только плохая, — поправила Люба.

И обе девушки разом покраснели.

— Понятно, — кивнул головой старший гость.

«Глупо как, — подумала Люба. — Так вот и будем ходить и жаловаться: того нет, этого нет. Ничего себе, занимаем гостей! Этак шефы больше к нам и не сунутся». Выручила Сима:

— Знаете что, пойдемте на пруд! Там красиво, не пруд, а зеркало.

— А глубокий? — шутливо спросил тот, что пониже.

— Даже очень. Летом, когда ребятишек мы купали, то обязательно по одному. Беру одного, купаю, и тут же гоню голенького к Таисье Григорьевне. Она одевает, а я купаю следующего.

— Николай, пойдем на пруд, что ли? Раз девушки приглашают.

— Да там глубоко.

Все четверо дружно хохочут.

— Ничего, Симочка тебя выкупает, а мы подождем на бережку…

— Надо было летом приезжать, — кокетливо заявляет Сима, — купались бы. Где вы летом-то были?

— Летом мы были далеко, — вздыхает Николай.

— Н-да, не близко, — соглашается его товарищ.

Люба догадывается, что оба друга были на фронте. Вот бы расспросить, что и как…

— Ой, расскажите, расскажите, — спохватывается Сима. — Неужели вы были в настоящем бою? Немцев видели?

— Да вот Андрей пускай расскажет, — кивает Николай на товарища. — Он у нас настоящий герой. Танковую дивизию в плен захватил.

— Ну, какой я герой, — скромно отказывается старший. — Вот Николай — так герой. Взял в плен корпус генерала Врунгеля, захватил три полевых кухни… Кашу, разумеется, съел, а котлы под конвоем в часть доставил. Девушки в него влюбляются, только держись!

— Серьезно? Много у вас девушек в отряде? — не унимается Сима. — Как бы я хотела тоже… Сидим тут…

— А что, скучаете?

— Скучать некогда, что вы!.. В нашем хозяйстве не соскучишься! Вот и пруд. Как будто остекленел в тишине. Осеннее неяркое солнце освещает воду, деревья роняют на нее желтую листву. Листья — лодочки… Вчетвером садятся на травянистый берег. Все четверо молчат. На другом берегу показалась цепочка ребят. В красных вязаных шапочках, в синих пальтишках.

— Здравствуйте! Здравствуйте! — хором приветствуют ребята. Таисья Григорьевна машет рукой.

— А что, если покататься? Вот и лодка!

Николай вдруг порывисто вскакивает, бежит по склону, с размаху впрыгивает в лодку. Лодка тут же начинает тонуть.

— Ой, забыли предупредить! — кричат девушки. — Лодка худая! Там и дна-то нет! Ой!

Основательно промокший Николай выбирается из лодки. Дети на том берегу прыгают, смеются. Таисья Григорьевна что-то кричит. Долговязый Николай бегает кругами по берегу, чтобы согреться.

— А ну, бегом, наперегонки!

Все бегут по тропинке. Да разве угонишься за Николаем! Он здорово обогнал всех, добежал до старого сарая. Вот уже карабкается наверх по приставной лестнице, грохает сапогами по чердаку… Вдруг — треск, пыль столбом. Гнилой потолок проваливается, и Николай вместе с тучей щепок ухает вниз, на прелую мякину.

— Ну и ну! Ты что-то совсем развоевался! — усмехается его товарищ.

Николай сидит на куче трухи, ошалело оглядывается вокруг.

— Куда это я попал? Не знаешь, Андрей?.. Крыша у них протекает, лодка худая, сарай гнилой!