Страница 16 из 44
На подиуме появляется балерина в белом одеянии. Она грациозно двигается, изгибаясь в танце. Человек поправляет спадающие очки и оглядывается по сторонам.
Низкочастотные акценты. Неразборчивое пение в мегафон (язык напоминает английский).
Из кофра вылезает существо небольшого роста (не то карлик, не то ребенок), одетое в черную робу. Карлик медленно прохаживается вокруг столика, взяв в руки свечу. Человек привстает над столом и, неприятно улыбаясь, нервно пританцовывает в паузах между набором текста. Скрипка и чулки покачиваются на ветру. С пола поднимаются облака пыли, напоминающие клубы дыма.
Звуки электрогитары.
Во всю правую часть стены зажигается экран, на который проецируется изображение: двое в строгих черных костюмах с белыми галстуками при помощи специальных железных тросов с механической очередностью раскрывают и снова закрывают ржавый люк огромной вентиляционной трубы, с крышки люка на них сыплются яркие в свете люминесцентных ламп обрывки бумаги.
Хор: Absit omen![10] Absit omen! Absit omen! Absit omen! Absit omen! Absit omen! Absit omen! Absit omen!
Тем временем синий свет становится все более ярким. Человек сжимает голову руками. С потолка медленно опускается болтающийся в петле манекен.
Звуки струнного оркестра. Железная петля сужается на шее осужденного.
Дверца на заднем плане немного раскрывается и оттуда бьет ослепительно яркий свет. Человек закрывает глаза. В просвете балерина танцует в облаках пыли. С потолка сыплются обрывки бумаги. Манекен раскачивается из стороны в сторону. Чулки и скрипка развеваются на ветру. Карлик поджигает вставленный в печатаную машинку лист бумаги.
Солистка: Viva la Guerra! Viva la Iglesia! Viva la Sangre del sacrificio![11] Viva la Guerra! Viva la Iglesia! Viva la Sangre del sacrificio!
Лишь через минуту свет гаснет, вместе с ним потухает видеопроекция, карлик ставит свечу обратно на столик и залезает в свой кофр. Меркнет театр теней. Огонек свечи превращается в факельное пламя. Бумажный лист пылает. Человек не перестает печатать. Из машинки во все стороны разлетаются искры. Яркий свет сменяется стробоскопом. С потолка сыплются обрывки бумаги. Человек вытаскивает из печатной машинки несгоревшие остатки листа и бросает клочки в сыплющийся поток. В искрах вспышек манекен продолжает болтаться в петле.
Пламя свечи потухает. Печатная машинка и огарок в подсвечнике еще около минуты продолжают дымиться.
Хруст шагов затихает.
Кадры из мультфильмов братьев Куэй: человеку отрезают голову и на ее место водружают череп куклы.
Ряженный в сети таинственно спокоен, лишь тающей дымкой сомненья подернуты очи. Смел с алтаря кости и присел тускло, склонив плечи навстречу смерчу. Ночь облачив в саван, олицетворяя покорность умирающей луне…
Молитва: Ночь облачив в саван, олицетворяя покорность умирающей луне, с беспристрастностью гильотины ожидает точильщика. Ночь облачив в саван, олицетворяя покорность умирающей луне, с беспристрастностью гильотины ожидает точильщика. Ночь облачив в саван, олицетворяя покорность умирающей луне, с беспристрастностью гильотины ожидает точильщика. Ночь облачив в саван, олицетворяя покорность умирающей луне, с беспристрастностью гильотины ожидает точильщика. Ночь облачив в саван, олицетворяя покорность умирающей луне, с беспристрастностью гильотины ожидает точильщика. Ночь облачив в саван, олицетворяя покорность умирающей луне, с беспристрастностью гильотины ожидает точильщика…
Декламирующий карлик: Элемент изъят! Элемент изъят! Элемент изъят!
Грохот падающего с лестницы пианино. Плавящийся манекен.
Затемнение.
II
механика меланхолии
Горловое пение
Черно-белые кадры: голый старик, свернувшийся в позе эмбриона; толпы людей разбегаются в разные стороны; безногий нищий, отталкиваясь руками от асфальта, начинает движение на небольшой тележке; громогласный хор; дирижер медленно размахивает палочкой; арабские семьи, спасаясь от взрывов, выбегают из длинной арки, теряя наскоро собранные вещи; наголо бритый человек колотит палкой по огромной металлической раме.
Тусклый свет огромной лампы. Под ней две фигуры в черных робах и масках из теста.
— Ты не спишь?
— Кажется.
— Что кажется?
— Кажется, не сплю.
— А как ты себя чувствуешь?
— Не знаю. Где мы?
— Не знаю. Не помню. Какая разница?
— По-моему, я чувствую себя лучше. Там что, окно открыто? Ветер такой прохладный. Из того, из дальнего окна дует.
— Нет, здесь же нет окон.
— Ах, ну да… Сколько времени?
— Не помню. Долго.
— Что значит долго? Я имею в виду, который час?
— А, это. Я не знаю, часов же нет, зачем ты все время спрашиваешь? Какая разница? Зачем спрашиваешь?
— Мне лучше, мне определенно лучше. Чувствую какой-то прилив сил.
— Это очень хорошо. Правда. Это правда, очень хорошо.
— Закурить нету?
— Здесь нельзя курить. Ты же знаешь.
— Да я просто так, по привычке, извини, по привычке… А ты как?
— Честно говоря, еще никудышнее, чем раньше.
— А что такое?
— Я задыхаюсь. Мне кажется, что не сегодня-завтра воздух закончится. Совсем закончится.
— Перестань, здесь еще полно кислорода. К тому же можно задерживать дыхание. Этому не сложно научиться.
— Искусственные цветы.
— Я умею, показать?
— Что показать? Ты хочешь изобразить цветок?
— Да нет — как задерживать дыхание.
— Нет, нет, не надо, я знаю…
— Темнота корчит мне гримасы.
— Мне тоже…
— Знаешь, мне кажется, что кто-то завелся в моем мозгу. Ну, какое-то существо, понимаешь? Вроде гусеницы или сороконожки.
— Оно кусается?
— Вовсе нет, оно просто ползает там, внутри, но это ужасно неприятно.
— А что твой сон?
— Какой?
— Он больше не возвращался?
— А, этот… уже несколько дней не приходил. Я даже начал забывать про него. Но это он нарочно, хочет, чтоб я потерял бдительность. Ничего, ничего! Этот номер ему не пройдет! Ему это не удастся! Черта с два! Меня не проведешь! Я теперь — не то, что раньше! Его повадки теперь хорошо мне известны! Он попропадает, попропадает, запропастится куда-нибудь, но потом обязательно появляется. Обязательно приходит. Обязательно… Точно так же, как эта сороконожка — ненадолго затихает, и опять начинает копошиться.
— Мне страшно. Я смотрю на искусственные цветы, и мне страшно. Вчера один бутон отвалился, как у живого, как у живого, понимаешь?
10
Да не послужит это дурным предзнаменованием! (лат.)
11
Да здравствует Война! Да здравствует Церковь! Да здравствует жертвенная Кровь! (исп.)