Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 45

Первый удар бубнов, напоминающий рокот морского прибоя, пронесся над толпой. Тело Таю вздрогнуло, как поверхность моря под первым ударом урагана, и насторожилось. Тихо рокотали бубны. Это было тревожное ожидание. Женские голоса вели мелодию без слов. Таю покачивался на ногах, и взгляд его был устремлен поверх голов певцов — туда, где шумел прибой. Второй удар, громкий и резкий, и танец начался.

«С каждым утренним лучом, пробуждаясь, эскимос встает с мыслью о море. И море ждет его, чтобы одарить богатой добычей за его смелость и отвагу. Кто может сравниться с эскимосом — охотником, добытчиком китов, моржей и нерп? Никто. Даже морские птицы в ненастье прячутся в скалы, а эскимос идет в море. Он верит морю, ибо гласит легенда, что эскимосы рождены от прародителя-кита — морского владыки. Море, ты даришь эскимосу богатства своих глубин, и человек, отведавший твоих щедрот, не может покинуть твое побережье…»

Таю вёл танец в лучших традициях старинного эскимосского искусства. Его движения были строги, тщательно продуманы. Вот летит чайка против ветра. Трепещут концы её крыльев, а тело — как натянутый лук. И кажется, слышишь звон тугих перьев, жалобный крик птицы, уносимой в океан… А вот охотник ждет, когда вынырнет кит. Рука его откинута назад, в ней зажат невидимый гарпун…

На подобных состязаниях не принято аплодировать и как-то внешне выражать отношение к только что исполненной песне и танцу. Признание победителя приходит позже. Таю закончил танец в классической манере. Он застыл наподобие ледяного тороса, показывая отдыхающее зимнее море.

Отирая пот со лба, Таю отошел в сторону, выйдя из круга.

Место на камнях заняли певцы «Ленинского пути». Кэлы вел мелодию, ему подпевали товарищи с бубнами и стоящие за ними женщины. После небольшой разминки в круг вышел Рыпэль. Он был обнажен до пояса, а на руках натянуты потрепанные кожаные перчатки без всяких украшений. Под веселый напев он исполнил танец о колхозном завхозе, потерявшем дорогу и забредшем в чужой дом. Танцор только дважды переступил ногами, а все уже отчетливо видели пьяного завхоза, отыскивающего дорогу. Громкий смех был наградой исполнителю. Но где же обещанное состязание с Таю? Выходит, зря говорила Рита, что Рыпэль готовился к состязанию с ним.

Таю стоял среди зрителей и ждал. Чукотский певец натянул на себя клетчатую рубашку с широким воротом и уселся на камни, взяв в руки бубен. Таю разочарованно оглянулся и увидел, как дочь и Линеун вошли в круг, держась за руки.

С моря рванул порыв ветра, принеся соленую влагу и запах морской воды. Он запутался в волосах Риты и растрепал аккуратную прическу Линеуна. Любуясь своей дочерью и Линеуном, Таю забыл о том, что они будут танцевать под чужой напев. Молодые люди были так прекрасны в ожидании танца! Взоры всех зрителей были прикованы к ним, и у многих возникла мысль, что трудно найти другую пару, которая так вот радовала бы посторонний глаз.

Рыпэль запел. Он пел один. Остальные певцы замерли в ожидании момента, когда им надо будет выступать. Линеун и Рита вели медленную часть танца, слегка поднимая руки. Рыпэль пел без слов. Напев ширился и рос, и в нем было что-то волнующее, рождающее в сердце человека радость.

«О человек! — вплел в напев слова Рыпэль. — Разве ты не рожден для того, чтобы покорить и подчинить себе всё? Осмотрись кругом, посчитай, что тебе ещё не подвластно, и, засучив рукава и разогрев мускулы, крепко возьмись за работу. О человек! Много есть чудес на земле! Но самое большое и чудесное — это ты, человек!.. Посмотри вокруг себя — разве не ты всё это сделал своими руками, человек? Ты строишь дома, ломая старье. Ты делаешь ноги свои быстрее оленьих ног. Ты обгоняешь стремительный звезд полет…»

Песня, которую пел Рыпэль, была необычно многословна для чукотской песни. Но эти слова отражались светом на лицах слушателей. Каждый удар бубна вливал новые силы танцующим — Линеуну и Рите. Их движения придавали новый смысл словам песни.

Рыпэль пел. Бубны рокотали. Линеун и Рита изгибали свои юные тела в стремительном танце, заражая своим настроением зрителей. И Таю вдруг увидел и услышал то, чего никогда не было раньше на песенно-танцевальных состязаниях: толпа зрителей стала подбадривать возгласами танцоров и вплетать в напев слова одобрения.

«О человек! — пел Рыпэль. — Ты тем и силен, что умеешь в жизни находить верную дорогу. Иди вперед, человек! Великое и чудесное чудо природы!»

С последним ударом бубна замерли фигуры танцующих. Рита и Линеун застыли в стремительном движении вперед, и у девушки в руках оказался невесть откуда появившийся маленький красный флажок.

Крик одобрения заглушил шум морского прибоя. Кричали все — и гости и хозяева. Рита и Линеун стояли в смущении, опустив головы. Много раз выходил победителем из, песенно-танцевальных состязаний Таю, но такого успеха не выпадало не только на его долю, но и на долю других певцов.

Линеун поднял руку, крики стихли, и он сказал:

— Мы приглашаем всех сегодня вечером в клуб на нашу свадьбу.

Таю почувствовал в своей ладони чью-то руку. Он оглянулся, это был Утоюк, отец Линеуна.

Вот когда колхозный клуб «Ленинского пути» оказался тесным! За длинным столом, уставленным посудой и угощением, едва поместились гости.





Как иногда бывает при большом стечении народа, не обошлось без недоразумений: не всем хватило вилок, сосуды для питья оказались разнокалиберными, и на почве такого неравноправия среди приглашенных происходили шумные разговоры. Устроители свадьбы с облегчением вздохнули, когда началась танцевальная часть торжества. Столы отодвинули к стенам, чтобы освободить место посередине зала

Таю выпил немного больше, чем обычно. Во время торжественной трапезы они сидели локоть к локтю — Утоюк и Таю. Так же рядом сидели их жены — матери жениха и невесты. Утоюк несколько раз слезливо жаловался Таю:

— Вот до чего дожили! Наши родные дети справили свадьбу в чужом селении! Разве так должно быть в жизни?

— Должно быть! — громко отвечал размякший от вина Таю. — Раз так получилось — значит должно быть! Я уже принял решение.

— Какое решение? — с любопытством спросила жена

— Это сек-рет! — многозначительно помахав пальцем, ответил Таю.

Покинув опустошенный стол, родители сели у раскрытого окна, под прохладный морской ветер. Понемногу улетучивались винные пары. Речи стариков стали сдержаннее, и глаза приобрели присущую им привычку всё подмечать. Оглядев толпу танцующих, Таю долго кого-то разглядывал, а потом сказал Утоюку:

— Вот мы и потеряли ещё одного колхозника.

— Кого? — встревожился Утоюк.

— Емрона, — грустно произнес Таю. — Погляди, как он обнимает дочку Кэлеуги. Не пройдет и полугода, как юноша подастся в «Ленинский путь». За ним потянется и Емрыкай. Не забывай, что они близнецы. Потеряем лучших стрелков!

— Этого не будет! — твердо отрезал Утоюк. Его встревожили слова Таю. Он никогда так не разговаривал. Что же с ним случилось? Такие слова трудно приписать только действию вина. Не иначе, как его Кэлы обработал!

Подошел Амирак. Он заметно выделялся среди танцующих своей нарядной внешностью и имел немалый успех у девушек. Амирак сиял так, как будто он сам был женихом.

— Товарищ председатель, — подчеркнуто официальным тоном обратился он к Утоюку. — Можете больше не считать меня на работе в вашем колхозе.

— Что с тобой случилось? — участливо спросил его Утоюк.

— Договорился с Кэлы, — многозначительно ответил Амирак. — Буду работать здесь. На звероферме.

— Ох, не завидую бедным зверям! — со вздохом сказал Таю.

— Вещи пришлете с оказией, — сухо распорядился Амирак и ушел.

— Вот этого человека мы наверняка потеряли, — горько сказал Утоюк.