Страница 32 из 83
Он встретился с Царевым через несколько дней после беседы с Греком и сообщил ему, что ему вместе с Куйбышевым необходимо встретиться с одним человеком для важной беседы.
— Это зачем еще? — спросил Царев. — И с каким человеком?
— Увидишь. Но сделать это нужно. В ваших интересах. Все понятно?
— Понятно, — хмуро кивнул головой Царев. — Только, если насчет бабок, сам знаешь…
— Я знаю больше, чем ты предполагаешь, — важно ответил Суля. — Так что, короче. звони другану своему и подъезжайте вечером, часикам к семи в «Пулю». Я вас там найду.
— Ладно, — мрачно сказал Царев. Судя по тону Сули неприятности не кончились, а только грозили начаться.
— Меня зовут Георгий Георгиевич, — сказал Грек, не вставая из-за стола. Стол, как заметили одновременно искушенные в ресторанных посиделках Царев и Ихтиандр, был накрыт на одного и то, достаточно скромно. Ну, пара бутербродов с икрой, бутылка коньяка, ну, салатик, шашлычок. Судя по всему, будет еще кофе или что-то вроде этого. Может быть, мороженое. Не гуляет человек, сразу видно.
Царев хотел было представиться, но Георгий Георгиевич махнул рукой.
— Знаю, знаю.
Он ткнул пальцем в сторону Ихтиандра.
— Ты — Куйбышев. Игорь. По прозвищу…
Грек поморщился.
— …Ихтиандр. Ты, — он указал на Царева, — Царев. Давайте, ребята. не будем терять времени.
Грек отодвинул тарелку с остатками шашлыка, махнул рукой официанту.
— Коля, кофе принеси пожалуйста…
— Сейчас сделаем.
— Я не знаю, что вам про меня Сулим наговорил…
— Ничего, — честно ответил Ихтиандр.
— М-да? — с сомнением в голосе спросил Грек. — Ну что же… Это неправильно с его стороны. Мог бы и сказать, что товар, который вы просрали, это товар мой. И что Сулим работает на меня. В числе прочих.
— Мы догадались, — скромно ответил Царев. — Но мы вели дела с Сулимом…
— Да, — подтвердил Куйбышев. — И мы с ним все обговорили. Деньги вернутся. Нас там кинул один парень…
— Я знаю, как и о чем вы договорились. Этот музыкант ваш… Короче говоря, это я его пристраиваю сейчас… На заработки отправляю. Если бы не я, ничего бы у вас не вышло. Понимаете, что я имею в виду?
— Но… — начал Ихтиандр.
— Понимаем, — оборвал его Царев. — Вам нужны отступные…
— Не отступные, — поправил его Грек.
— Что, еще раз всю сумму, что ли, нам платить? — поднял брови Куйбышев.
— Это не обязательно, — сказал Георгий Георгиевич.
— Так что же вам тогда нужно, — вежливо, как только мог, спросил Царев. Он чувствовал опасность, исходящую от скромного господина, допивающего свой коньяк и пытался не накалять атмосферу.
— Что мне нужно?..
Грек кивнул официанту, поставившему перед ним чашечку кофе.
— Вы знаете, парни…
Он начал размешивать сахар — две ложечки на маленькую чашку. Царев внимательно следил за действиями Георгия Георгиевича и отметил, что сахару он кладет в кофе довольно много. Впрочем. на вкус и на цвет товарищей нет.
— Знаете ли… Я, от части, хочу вам помочь. Ну. это, конечно, не исключает наших чисто деловых отношений и вашего мне долга. Само собой, это проходит отдельной статьей.
— Помочь? — спросил Куйбышев.
— Да, Ихтиандр, — спокойно ответил Грек. — Именно помочь. А то, пропадете вы.
— В смысле? — попытался уточнить Царев. — Мы с деньгами решим вопрос, Георгий Георгиевич. Можете не сомневаться. Вам если Суля… То есть, Сулим, если вам не говорил, то я скажу — мы никогда никого не подставляли. Прошляпили бабки — сами вопрос решим.
— Это само собой, — сухо сказал Грек. — Я за это вообще не волнуюсь. Я о другом. Вот, вы чем занимаетесь?
— В смысле? — снова спросил Куйбышев.
— В смысле — чем деньги зарабатываете?
— Так, вы знаете, неверное, — ответил Царев.
— Знаю. Перепродажей джинсов и видео. И прочего барахла.
Грек отхлебнул кофе. Одобрительно покачал головой.
Царев с Куйбыщевым молчали, ожидая продолжения.
— А что вы будете делать, когда будут в нашей стране продаваться и джинсы и видео? В любом магазине? В любых количествах?
— Это, если и будет, то очень не скоро, — сказал Царев. — На наш век хватит.
— Ну да. конечно. Только, я вас уверяю, что очень скоро само понятие «фарцовка» отомрет.
— Да? — спросил Куйбышев. — Может быть…
— Так и что вы будете делать — я задал вопрос.
— Деловой человек всегда найдет, чем ему заняться. — сказал Куйбышев. Вы не волнуйтесь, Георгий Георгиевич, мы деньги…
— Я не волнуюсь, — отрезал Грек. — Если кто не понял, я повторяю еще раз — не вол-ну-юсь.
Царев и Куйбышев опустили глаза. Злить этого странного Георгиевича, пожалуй, не стоило.
— Вы не понимаете, парни, что сейчас происходит. Не понимаете. Не дальновидны вы. Все в вас хорошо, только, вот, перспективы не чувствуете.
— А вы думаете, что-то изменится? — спросил Царев.
— Изменится? Это не то слово. У нас в России время течет странным образом. По другим законам. Не так, как ему положено, а как-то…
Он сделал еще глоток кофе.
— Оно, знаете ли, морщинится. Вот и сейчас мы находимся в такой своеобразной морщине времени. Как перескочим через нее — сразу окажемся в другой эпохе. Понимаете меня?
— Не совсем, — честно признался Куйбышев.
«Да он наркоман просто. Или псих», — подумал Царев.
— В этих морщинах проваливаются десятилетия, а то и столетия… Другие страны переходят из одной экономической формации в другую плавно, долго, постепенно, так? А у нас — время морщинится, в морщину эту проваливаются те самые десятилетия, которые нужны для акклиматизации народа, для того, чтобы более или менее безболезненно перейти к новым экономическим и социальным отношениям. И получается так — бац! — просыпаешься утром, и ты уже в другой стране…
— Ну, может быть, — пробормотал Куйбышев только для того, чтобы хоть что-то сказать.
Грек усмехнулся.
— Вспомните этот разговор через пять лет. Вернее, если будете себя хорошо вести — вместе вспомним. А на ваш вопрос — что же мне нужно — я отвечу. Мне нужны вы.
— В каком смысле? — отчего-то покрывшись гусиной кожей спросил Царев.
— Во всех, — ответил Грек. — Все, парни. У меня больше нет времени для бесед. Завтра утром я с вами свяжусь. Будьте дома и ждите моего звонка.
Глава 8. Большие Бабки — 2
Душевное волнение ослабляет и подрывает обычно и телесные силы, а вместе с тем также и саму душу.
— Эй, командир! — крикнул Женя Кушнер, гитарист группы «Нарцисс» проводнику, когда тот имел неосторожность пройти по коридору мимо раскрытого настежь купе «Нарцисса». — Командир! Постой!
Проводник остановился и заглянул в купе, обитатели которого не понравились ему еще в Москве. Еще когда в поезд садились. Волосатики с гитарами. В клешах, в джинсах заграничных. Откуда деньги-то на джинсы. Жопы обтянуты, как у баб, вообще, на мужиков не похожи. В другое время взял бы ножницы, обкорнал бы всех, да к станку. Распоясались, заразы, мат на весь вагон, пьяны с утра до вечера.
Борису Игнатьевичу, проводнику с тридцатилетним стажем к пьяным в вагоне было не привыкать.
Но пьяный пьяному — рознь. Понятно, когда мужики, одиннадцать месяцев вкалывающие — не важно где — на заводе ли, на шахте, или на кафедре университетской — там, ведь, тоже люди, тоже пользу стране приносят, науку двигают — куда сейчас без науки — понятно, если они в поезд сядут по-человечески, ну, бутылку раскатают, другую, ну, третью — потом спать лягут спокойненько, не мешают никому. Пивка утром, в картишки, картошечку у бабулек на полустанках, огурчики, опять картишечки да пивко и разговоры, анекдоты — Борис Игнатьевич и сам любил в купе посидеть с хорошими людьми.
А эти — и не люди вовсе. В сыновья годятся Борису Игнатьевичу, если не во внуки, а гонору-то, гонор… «Командир!». Снять бы с вас портки узкие на жопах. Да по жопам этим ремнем солдатским хорошенько пройтись. Да балалайки ваши об головы волосатые поломать. Чтобы поняли, как жить надо. Чтобы научились с уважением к окружающим относиться.