Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 9



В Москве размах промышленности увеличивал потоки транспорта. Узкие древние улицы затрудняли движение. Самой широкой магистралью города было Садовое кольцо, посреди которого частоколом торчали высохшие от старости дубы. Вдобавок проезжую часть сокращали трамвайные линии, бегущие вдоль деревянных домишек и потрескавшихся от старости кирпичных особняков. Приближалась реконструкция Москвы, строительство метрополитена, способного лучше и быстрей перемещать людские потоки. Следовало подготовить необходимое решение правительства.

И Сталин лично осматривал нужные улицы, заходя во дворы, где в основном кособочились дышавшие на ладан хибары да ютилось множество замшелых сараюшек на курьих ножках. Первый раз он сделал это днем. Сразу собралась толпа, которая совершенно не давала двигаться, а потом бежала за машиной. Пришлось перенести осмотры на ночь. Но даже тогда прохожие узнавали вождя и провожали длинным хвостом.

В результате длительной подготовки был утвержден генеральный план реконструкции Москвы. Так появились улицы Горького, Большая Калужская, Кутузовский проспект и другие прекрасные магистрали. Во время очередной поездки по Моховой Сталин сказал шоферу Митрюхину:

— Надо построить новый университет имени Ломоносова, чтобы студенты учились в одном месте, а не мотались по всему городу.

Как известно, он слов на ветер не бросал. Великолепный дворец МГУ до сих пор является украшением столицы…

В июле 1934 года мы снова приехали в Сочи, на привычную товарную станцию.

Вдруг Сталин осерчал на Власика:

— Что вы меня все прячете по разным тупикам и задворкам? Я хочу приезжать на станцию Сочи и выходить из вагона там же, где все пассажиры!

Что-то виновато пробормотав, Власик неожиданно подал старый «бьюик». Обычно на юг вместе с нами доставляли черный «роллс-ройс». А тут его почему-то не оказалось. Зато явился сам начальник правительственной охраны Паукер и по-хозяйски уселся на заднем сиденье за спиной у Сталина. Видно, поэтому шофер Петрович засуетился, заволновался, со скрежетом включив скорость. Почему тогда с нами не было Власика и Румянцева — осталось загадкой…

Поехали на «Холодную дачу», расположенную на берегу Холодной речки около Гагр. Кругом горы. На склонах абхазцы выращивали табак и другие ценные культуры. Днем вокруг истошно кричали ишаки, а ночью так же противно выли шакалы. Стоя на посту, я много раз видел ползающих змей. Даже приготовил дубинку, но убить ни одной так и не удалось. По берегам речки высились деревья с грецкими орехами, которые мы сшибали палками. Тут же была прачечная. Из любопытства я зашел туда и обратил внимание на заношенный воротник белой шелковой рубашки. Спросил:

— Чья эта такая?..

— Иосифа Виссарионовича, — сказала прачка. — Он занашивает рубашки.

Это можно было принять за неряшливость. Но потом я узнал, что Сталин экономил во всем. Его с трудом уговаривали сшить что-то новое. Например, летнее пальто. Ботинки носил до последней возможности. Другие надевать отказывался из-за больных ног. Своих детей тоже не баловал роскошью. Наверное, желая угодить, Власик дал Светлане отдельную дачу, пустующую тогда. Прознав об этом, Сталин сказал:

— Власик, не надо беззаконничать. Она кто, член Политбюро, член ЦК? Освободите дачу и дайте ей место там, где живут все.

Зато вот другой пример. Был погожий сентябрьский полдень. Море спокойно катило бирюзовые волны. По их глади прыгали солнечные зайчики. На открытом месте жарился на посту Антонов. Я же стоял несколько дальше, под развесистым деревом, которое надежно укрывало от раскаленного солнца и вероятного дождя. Вдруг возникла грозовая туча. В темноте обрушился шквальный ливень. Огненные стрелы молний падали в кипящую морскую пучину. Эхо громовых раскатов с оглушительным грохотом разносилось по ущельям. Однако часовой обязан стоять на посту при любых обстоятельствах. Сталин в это время видел в окно, как полоскало Антонова. После грозы он вышел в сопровождении комиссара Богданова. По инструкции часовой не должен был попадать на глаза Сталину. Антонов тут же так сиганул в кусты, что уронил на дорожку плащ. Сталин спросил:

— Где часовой? Позовите его.

Антонов подбежал, вытянувшись в струнку, отчеканил:

— Слушаю вас, товарищ Сталин!

— А здорово вы промокли… Я все видел.

— Ничего, товарищ Сталин, скоро одежда подсохнет.



— Почему тут нет грибка для часового? — обратился Сталин к Богданову. — Вас бы поставить под ливень, чтобы все почувствовали на собственной спине. Через два часа поставить гриб.

В назначенное время он явился с проверкой. Увидев новенький гриб, ворчливо заключил:

— Любой вопрос, даже самый простой, приходится всем миром решать. А ведь это прямая обязанность Богданова…

Однажды мы поздно вечером шли от Пильников. Приближалась машина Сталина. Мы быстро укрылись в кустах. В таком случае группа сопровождения была обязана открыть огонь по неизвестным. Узнав нас, Сталин удивился, затем стал возмущенно бранить Власика: так инструктирует сотрудников охраны, что невозможно понять кто друг, а кто враг!

Вернулись мы на Курский вокзал уже перед самым Октябрьским праздником. Власик предложил выйти с платформы через спецподъезд.

— Какой такой спецподъезд? — удивился Сталин. — Пойдем там, где все люди ходят.

И направился к дверям общего зала ожидания…

В том роковом году мало кто навещал сталинские дачи. Наведался только председатель ЦИК Абхазской ССР Н. Лакоба, по кавказскому обычаю привез в подарок молодого барашка. Не забывал Сталина лишь Киров, привычно живший у нас весь период семнадцатого съезда партии. Даже спал на сталинской кровати, а хозяин довольствовался диваном.

Они снова вместе парились в бане, которую готовил рабочий по дворовому хозяйству Дубинин. Бывало, так нагонят пару, что не видно самих. Заберутся на полок и вовсю хлещутся вениками! Больше никто из членов Политбюро не имел такой чести. Сталин гордился Сергеем Мироновичем — пламенным трибуном и надежным защитником интересов партии. Ведь он это прекрасно доказал на последнем съезде, где под общий хохот зала высмеял оппозицию в лице Бухарина, Зиновьева. Каменева и других. А про их вдохновителя Троцкого прямо сказал:

— Будь он трижды проклят, чтобы вспоминать его имя на таком ответственном съезде!

Как-то весной на ближней даче приготовили шашлыки, вино принесли. Весело улыбаясь, Киров подмигнул:

— Нам тут лишь музыки не хватает!

Как не хватает? Сразу позвали Пантюшина с полубаяном. По заказу Сталина он играл «Гори, гори, моя звезда» и «Сулико». А Киров любил песню «Есть на Волге утес».

Осенью Сергей Миронович проверял в Казахстане уборку хлебов и столкнулся с варварским отношением органов ГПУ к высланным переселенцам кулацких семей. По возвращении в Москву он указал на эти беззакония Ягоде. Тот воспринял все как удар по собственному престижу и затаил на Кирова уже личную злобу.

28 ноября закончил работу Пленум ЦК ВКП(б), принявший решение об отмене карточной системы с 1 января будущего года. Вечером Сталин, мой начальник Смирнов, комиссар Любовицкий и я проводили Кирова на вокзал. Сталин сердечно обнял Сергея Мироновича у двери вагона «Красной стрелы». А 1 декабря свершилось убийство.

Второго числа Сталин, Молотов и Ворошилов срочно выехали в Ленинград. Теперь Сталин тоже опасался покушения. Поэтому нас охраняла дивизия имени Дзержинского. В Ленинграде по обеим сторонам нашего пути стояли шеренги красноармейцев. Потрясенный смертью Сергея Мироновича, Сталин за эти дни осунулся и почернел, оспины на лице стали виднее. Поцеловав покойного Кирова в губы, он еле слышно выдохнул:

— Прощай, дорогой друг…

После смерти жены у него не было более близкого человека…

Я постоянно находился в Смольном. Среди сотрудников охраны не смолкали разговоры об этом убийстве. Все кляли Николаева. Но спрашивается, кто же вложил ему в руки револьвер? Неслыханное дело: вооруженного убийцу дважды задерживали у подъезда Смольного и во дворе Московского вокзала, но он тут же освобождался Запорожцем! В роковой день Николаев тоже свободно проник в Смольный, целый час болтался на запретном для себя этаже и, сидя на подоконнике, поджидал Кирова.