О, счастливица!

Эмбер слегка прикоснулась к его щеке:

– Они все точь-в-точь как я. Все до единой.

И, оставив его пошатываться, уехала.

Позже мать Фингала отметила, что сын как будто возмужал за время своего таинственного отсутствия в Грейндже, что теперь он вел себя целеустремленно и ответственно, ясно представляя, куда движется. Она сказала ему, как рада, что он отрекся от языческой жизни, и подбодрила идти за своими мечтами, куда бы они ни завели, даже в округ Дейд.

И, не желая омрачать новообретенное уважение матери, Фингал решил ничего не рассказывать ей об истории с билетом «Лотто» на 14 миллионов долларов и о том, как вышло, что он его вернул.

Потому что тогда она бы его выпорола.

В сумочке Мэри Андреа оказался вовсе не заряженный пистолет. Там была судебная повестка.

– Твой адвокат, – заявила она, с упреком размахивая бумагой, – ужасный, ужасный человек.

– Хорошо выглядишь, – сказал Том Кроум. И это была чистейшая правда.

– Не уходи от темы.

– Ну ладно. И где же проныра Дик в итоге тебя изловил?

– В твоей долбанной газете, – сообщила Мэри Андреа. – Прямо в вестибюле, Том.

– Странное место для тебя, нечего сказать.

Она объяснила ему, зачем туда пришла.

– Поскольку все думали, что ты мертв – включая твою покорную! – меня попросили прилететь и забрать эту идиотскую награду. И вот что я получила – засаду от адвоката по разводам.

– Какую еще награду? – осведомился Том.

– Даже не притворяйся, что не знаешь.

– Я не притворяюсь, Мэри Андреа. Какую награду?

– Эмилио, – кисло изрекла она. – Что-то вроде того.

– Амелию?

– Ага, ее самую.

Он бросил гневный взгляд на дом, где отсиживался Синклер. «Вот засранец!» – подумал Кроум. «Амелия» – самая дурацкая из журналистских премий. Он был шокирован тем, что Синклер внес его в претенденты, и разъярен тем, что его не предупредили. Кроум боролся с желанием рвануть назад и выхватить желтобрюхую водяную черепашку из объятий редактора, просто чтобы посмотреть, как тот хнычет и дергается.

– Продолжай. – Том отвел жену в сторону от суматохи святилища, на задний двор. Поставил громоздкий аквариум на солнце, чтобы малютки-черепахи погрелись.

Мэри Андреа вздохнула:

– Ты наверняка все видел по телевизору. Победный ход Тёрнквиста. Ты, должно быть, посмеялся от души.

– Это снимало телевидение?

– Том, ты меня подставил? Говори правду.

– Хотел бы я, чтобы мне на такое ума хватило. Честно.

Мэри Андреа надула щеки – Том узнал эту ее гримасу раздражения.

– Я, пожалуй, не буду спрашивать про черепах, – объявила она.

– Это очень долгая история. Кстати, мне нравится твоя прическа. С короткими очень неплохо.

– Прекрати. Ты меня слышишь? – Она чуть было не призналась, что начала краситься – появились полные седины пряди, за что ему нельзя сказать спасибо.

Том указал на повестку, которой Мэри Андреа оживленно обмахивалась. Он не мог не усмехнуться. Пятьдесят девять градусов [54], а она ведет себя словно в Сахаре.

– Ну и когда же наш великий день в суде?

– Через две недели, – огрызнулась она. – Поздравляю.

– О да. Я уже заказал колпаки на вечеринку.

– Что у тебя с лицом?

– Один тип ногой заехал. Он уже мертв.

– Ну конечно! – Но она видела, что он не шутит. – Боже мой, Том, это ты его убил?

– Скажем так, я этому поспособствовал. – Больше он ни слова не скажет – пусть сама себе выдумывает байки. – Ну и что теперь будет? Собираешься и дальше со мной сражаться?

– Да успокойся уже.

– Снова улизнешь? Сменишь имя и так далее, и прочая подобная чушь?

– Если хочешь начистоту, – заявила Мэри Андреа, – я устала убегать. Но еще больше я устала от гастролей и работы по таксе. Мне нужно вернуться обратно на Восток и запустить мою актерскую карьеру от другого аккумулятора.

– Может, присмотришь что-нибудь вне Бродвея?

– Вот именно. Боже, подумать только, я оказалась в итоге посреди Монтаны.

– Да? – удивился Кроум, думая: и ни одного гипер-маркета на тысячу миль.

– Я в ковбойских землях! Ты представляешь?

– А все потому, что ты не хотела развода.

– Я буду первой женщиной из рода Финли за пять веков, которая через это пройдет.

– И самой вменяемой, – уточнил Том.

Мэри Андреа притворно нахмурилась:

– Я сохранила твою прощальную записку. Строчку, которую ты украл у Зевона.

– Эй, если бы я хоть чуточку так же писал, я бы не работал на таких придурков, как Синклер.

– А что с твоим романом? – поинтересовалась она. Отчего Том оцепенел.

– Мне о нем твоя подружка рассказала. «Отчуждение». Броское заглавие.

Тон Мэри Андреа был ужасно непроницаемым. Том поднял лицо к небу, прикрывая рукой глаза, – прикидываясь, будто наблюдает за полетом уток. Выигрывая время. Недоумевая, когда, зачем и при каких немыслимых обстоятельствах встречались Джолейн Фортунс и Мэри Андреа Финли Кроум.

– Так насколько ты уже продвинулся?

– А? – отозвался Том, неопределенно покосившись на нее.

– С твоей книгой, – напомнила Мэри Андреа.

– О… У меня пока одни наброски да наметки.

– Вот как…

Понимающая улыбка была одним из ее фирменных номеров, а теперь она изобразила просто убийственную. Том уже собирался было сдаться и спросить о Джолейн, и тут из-за угла показалась Кэти Баттенкилл, довольно напевая себе под нос. Тогда он сообразил.

– Бывшая подружка, – прошептал он Мэри Андреа.

– Какая разница?

Кэти бросилась и беззастенчиво обвила руками его шею.

– Мы сюда приехали вместе, – призналась она. – Твоя жена и я.

– Я уже понял.

Информация произвела паралитический, хотя и не совсем неприятный эффект. Том никогда раньше не оказывался одновременно подле двух женщин, с которыми спал. Несмотря на неловкость, этот момент отлично прояснил, что привлекало его в каждой из них и почему ни с одной из них он не смог жить.

– Скажи ей, что она прекрасно выглядит, – лукаво сказала мужу Мэри Андреа. – Мы все прекрасно выглядим.

– Что ж, так и есть.

– Думаю, ребята, вам надо побыть наедине, – заметила Кэти.

Том поймал ее за талию, прежде чем она выскользнула:

– Все в порядке. Мы с Мэри Андреа уже закончили наш серьезный разговор.

– Что это у тебя на руке, Кэти? – спросила жена Тома. – Порезалась?

– О нет. Это настоящая слеза всемирно известной плачущей Мадонны. – Кэти весело продемонстрировала безымянный палец с красным пятном. – Я так думаю, водопроводная вода, пищевой краситель и духи. Похоже, «Чарли».

Осторожно понюхав, Мэри Андреа пришла к тому же выводу.

– Надеюсь, ты не слишком разочарована? – спросил Кроум у Кэти.

– Что они не настоящие? Боже, Томми, ты, видно, считаешь меня полной дурочкой. Это замечательное святое место – вот что главное. А слезы просто для рекламы.

Мэри Андреа развлекалась как могла.

– Его книга, – по секрету сообщила она Кэти, – до сих пор в самом начале.

– Ой. – Кэти смущенно закрыла лицо руками. Она знала, что не следовало говорить жене Тома о его идее написать роман о разводе.

– А что еще ты ей сказала? – осведомился он. – Или с моей стороны глупо спрашивать?

Зеленые глаза Кэти расширились. Мэри Андреа в ответ качнула головой.

Кроум это заметил и пробормотал:

– Великолепно. – Кэти и ее сексуальный протокол. – Тебе устроиться бы в отдел спортивных новостей, – вздохнул он.

Она печально улыбнулась:

– Может, мне это еще понадобится.

Мэри Андреа по-матерински похлопала новую подругу по плечу и заметила, что пора ехать:

– Дорога у нас долгая, а тебе нужно добраться до дома.

– Это все Арт, – не дожидаясь вопросов, пояснила Тому Кэти. – Он арестован – по радио только об этом и говорили.

Кроум даже не смог изобразить сочувственного бормотания. Из-за Артура Баттенкилла его дом сгорел дотла – сгорел дотла с человеком внутри. Судья заслуживал от двадцати лет до пожизненного заключения.

54

15°С.