Страница 48 из 90
– О, я вам, конечно же, верю, – сказала Дана. – Кстати, Арт, ей понравилось новое ожерелье?
Самодовольство испарилось с лица судьи.
– Пригласи этих чертовых Бенсингеров, – велел он.
Джолейн Фортунс последний раз была в Киз маленькой девочкой. Ее поразило, как сильно все изменилось, приятное уютное мещанство вытеснили сети фаст-фудов, торговые центры и высотные отели. Чтобы не думать об этом мусоре, Джолейн начала перечислять Тому Кроуму местных птиц, живущих здесь постоянно и перелетных: скопы, белые американские цапли, антильские цапли, голубые цапли, зимородки, мухоловки, кардиналы, гракпы, дрозды, краснохвостые канюки, белошапочные голуби, дятлы, розовые колпицы…
– Когда-то здесь были даже фламинго, – сообщила она. – Угадай, что с ними случилось.
Кроум не ответил. Он следил, как Бодеан Джеймс Геззер разбирает и чистит полуавтоматическую винтовку. Даже с расстояния в сотню ярдов ствол зловеще поблескивал под полуденными лучами.
– Том, тебе совсем не интересно.
– Мне нравятся фламинго, – ответил он. – Но тут у нас редкий зеленогрудый дебил. Среди бела дня с оружием забавляется.
– Да, я вижу.
Том отклонил ее последний план, согласно которому предполагалось атаковать Бодеана Геззера, оставшегося одного, приставить ему к паху двенадцатизарядник и под угрозой кастрации потребовать, чтобы он вернул украденный лотерейный билет.
Не здесь, сказал ей Кроум. Не сейчас.
Они припарковались на выбеленной известняковой насыпи, тянувшейся вдоль кромки буйных мангровых зарослей. Недалеко была галечная лодочная стоянка, ее сейчас заслонял красный пикап Бодеана Геззера. Дверь со стороны водителя была открыта, и его было видно целиком: с головы до пят в камуфляже, в ковбойских сапогах и зеркальных солнечных очках. Он расстелил замшевое полотнище на капоте и разложил там перед собой разобранную штурмовую винтовку.
– Даже очко не играет. Надо отдать ему должное, – сказал Кроум.
– Нет, он просто придурок. Чертов придурок.
Джолейн боялась, что мимо проедут полицейские, которые заметят, чем занимается Геззер. Если идиота арестуют, конец погоне. Все сведется к словам Джолейн против слов гопника, а он никогда не выдаст билет.
Черная птичка села на дерево и запела. Кроум сказал:
– Ну хорошо, а это кто?
– Дрозд-белобровик, – сухо ответила Джолейн.
– Они под угрозой?
– Пока нет. Тебе это не кажется непристойным – их присутствие в таком месте? Они как… мусор. – Она имела в виду двух грабителей. – Они этого не заслужили – чувствовать, как солнце припекает шею, дышать этим прекрасным воздухом. На таких людей все тратится впустую.
Кроум опустил стекло в машине и вдохнул прохладный соленый бриз. Сонным голосом он произнес:
– Я мог бы привыкнуть к такому. Может, после Аляски.
Джолейн подумала: как он может вести себя так расслабленно? У нее больше не получалось отвлечься на природу острова – настолько ее лишал присутствия духа вид Бодеана Геззера, ритуально корпящего над оружием. Она не могла выкинуть из памяти ту ужасную сцену у себя в доме – не только удары и пинки этого человека, но и его голос:
Слушай, умник, она не может говорить с пушкой во рту.
И потом своему другу, замарашке с конским хвостом:
Впечатление хочешь произвести? Смотри сюда.
Выхватывает одну из черепашек из аквариума, кладет на деревянный пол и подначивает своего хвостатого друга ее застрелить. Вот что сделал Бод Геззер.
И несмотря ни на что, вот он, здоровый и свободный, как ни в чем не бывало под солнышком Флориды. С билетом «Лотто» на 14 миллионов долларов, где-то припрятанным – возможно, в презервативе.
– Я не могу просто сидеть и ничего не делать, – сказала Джолейн.
– И ты абсолютно права. Ты должна съездить за продуктами. – Кроум извлек бумажник. – Потом заедешь в какой-нибудь мотель и арендуешь катер. Я дам тебе денег.
Джолейн сказала, что у нее идея получше:
– Я останусь здесь и буду следить за главным патриотом. А ты поедешь за лодкой.
– Слишком рискованно.
– Я вполне справлюсь сама.
– Джолейн, я в тебе не сомневаюсь. Я говорю о себе. Покойники должны вести себя тихо – мое лицо было в «Геральде», может, даже по телевизору.
– Там была поганая фотография, Том. Никто тебя не узнает.
– Я не могу на это рассчитывать.
– Ты был похож на Пэта Саджака [33] под найквилом [34].
– Мой ответ – нет.
Том ей, конечно же, не верил. Не верил, что она оставит гопника в покое.
– Это же смешно, – пожаловалась она. – Я никогда не водила катер.
– А я никогда не стрелял из дробовика, – парировал Кроум. – Так что у нас есть чему научиться друг у друга. То, чего не хватает любому роману.
– Я тебя умоляю!
– Кстати, о птичках. – Он вылез из машины, открыл багажник и достал «ремингтон». – На всякий случай.
– Плохие новости, Рэмбо. Патроны у меня в сумочке.
– Тем лучше. Думаю, у нас еще минут сорок пять, может, час. Главное – лед. Купи столько льда и пресной воды, сколько сможешь унести.
– Сорок пять минут до чего?
– До возвращения нашего хвостатого моряка.
– Правда? И когда ты собирался мне сообщить?
– Когда был бы уверен.
Джолейн Фортунс была полна решимости изображать недоверие:
– Думаешь, они поедут морем?
– Угу.
– Куда?
– Понятия не имею. Поэтому нам нужен собственный катер. И еще неплохо бы карту.
Только послушайте его, подумала Джолейн. Мистер Все-Под-Контролем.
Она собиралась настоять на своем, отчитать его. Но потом передумала. Похоже, на заливе выдастся прекрасный день, особенно по сравнению с еще шестью часами в крошечной «хонде».
– Большой надо катер? – спросила Джолейн.
Пухл чувствовал себя на воде почти комфортно. Одним из немногих сносных воспоминаний его детства был семейный катер для водных лыж, которым Гиллеспи пользовались во время вылазок на озеро Рабун по выходным. Полнота юного Онуса не позволила ему стать первоклассным воднолыжником, но он любил править лодкой.
Сейчас, у руля «Настояшшей любфи», которую он, замкнув провода, угнал во имя Истых Чистых Арийцев, этот восторг вернулся к нему. С двумя моторами «Мерк-90» ворованный двадцатифутовик был намного живее того катера, капитаном которого Пухлу довелось побывать в детстве. Это было прекрасно – он хорошо управлялся с высокой скоростью. Увы, он не мог справиться с беспорядочной топологией Флоридского залива со всеми его изменчивыми оттенками, змеящимися фарватерами и предательскими отмелями. Залив не имел ничего общего с озером Рабун, глубоким, четко очерченным и относительно свободным от неподвижных препятствий наподобие мангровых островков. Несколько запущенные навигационные навыки Пухла только усугубляло ослабленное из-за раненого левого глаза (прикрытого новым пластырем, купленным за два доллара на заправке «Амоко») зрение и относительно высокий уровень алкоголя в крови.
Чтобы сесть на отмель, понадобились какие-то минуты. Широкий приливный берег был отчетливо виден: бурый цвет резко контрастировал с лазурью и индиго глубоких проливов. К тому же в поле зрения имелась масса болотных птиц, чье длинноногое присутствие говорило о резком изменении глубины. Но Пухл этого не заметил.
Посадка на мель оказалась продолжительной и панорамной, большие навесные моторы ревели и выбрасывали огромные гейзеры ила цвета какао. Пухла с силой отбросило на панель управления, чуть не вышибив из него дух. Цапли в унисон снялись и взлетели, сделав круг над шумной сценой, прежде чем растянуться вереницей в фарфоровом утреннем небе по направлению к западу. Когда блюющие моторы наконец заглохли, в «Настояшшей любфи» стояло примерно семь дюймов воды. Корпус осел ровно на восемь.
Как только Пухл смог перевести дыхание, он встал и увидел, что есть только один способ выбраться с мелководья: спуститься в воду и толкать. Ожесточенно матерясь, он стащил ботинки и сполз за борт. И немедленно погрузился по самые яйца в вязкую известковую глину. Жутко буксуя, он добрался наконец до кормы и всем весом налег на транец.
33
Пэт Саджак (Патрик Саджак, р. 1946) – американский радио– и телеведущий (в том числе ведет телешоу «Колесо фортуны»); во время войны во Вьетнаме работал утренним диджеем на радио в Сайгоне, начинал эфир с фразы «Доброе утро, Вьетнам!».
34
Найквил – сильнодействующее снотворное.