Страница 4 из 28
Мальчик поднялся на ноги, потянулся и направился к письменному столу. Хедвига сидела неподвижно, не обращая никакого внимания на своего хозяина, бросающего после пролистывания газеты одну за другой в мусорное ведро. Сова спала, а, может быть, только притворялась спящей — она сердилась на Гарри за то, что тот ограничивал время, проводимое ею на воле.
Добравшись до самых последних газет в кипе, Гарри стал внимательно перечитывать их заголовки, пытаясь разыскать номер, который пришёл вскоре после того, как он вернулся на Прайвет Драйв в начале лета. Гарри помнил, что на первой странице была упомянута преподавательница маггловедения Черити Бербейдж, ушедшая в отставку. Наконец, он нашёл нужный номер, опустился на стул около письменного стола и, открыв десятую страницу, начал читать статью, которую искал.
Эльфиас Додж
Я познакомился с Альбусом Дамблдором в возрасте одиннадцати лет, первого сентября, когда мы оба поступили в Хогвартс на первый курс. Нет никаких сомнений в том, что причиной нашей взаимной симпатии стало товарищество по несчастью, так как мы оба ощущали себя изгоями. Дело в том, что незадолго до поступления в Хогвартс я переболел драконьей оспой, и, хотя к тому времени уже не представлял никакой опасности для окружающих, мое, в рытвинах, лицо и его зеленоватый цвет мало у кого вызывали желание познакомиться со мной. Что же касается Альбуса, то его преследовала дурная слава: всего за год до описываемых событий его отца по имени Персиваль обвинили в нападении на трех молодых магглов, причем это событие получило широкую огласку.
Альбус никогда не отрицал, что его отец, впоследствии погибший в Азкабане, действительно совершил вопиющее преступление. Напротив, когда я однажды набрался храбрости и спросил его, что он думает об этом, Альбус уверил меня, что его отец действительно виновен. Но впоследствии Дамблдор отказывался обсуждать это грустное событие, хотя многие пытались разговорить его на эту тему. Некоторые даже были склонны одобрять злодеяния отца Альбуса, полагая, что сам Альбус так же ненавидит магглов, как и они. Ошибиться сильнее, наверное, было невозможно, поскольку всякий, кто знал Альбуса, подтвердил бы, что тот никогда не проявлял ни малейшей антипатии к магглам. Наоборот, в последующие годы, из-за своего стремления оказывать магглам всяческую поддержку, он нажил себе массу врагов.
Однако всего через несколько месяцев слава самого Альбуса стала затмевать печальную известность его отца. К концу первого года обучения он уже был известен не как сын магглоненавистника, а как, ни много ни мало, самый блестящий студент, когда-либо учившийся в школе. Те из нас, кто имел счастье причислять себя к его друзьям, не упускали возможности следовать его примеру, не говоря уже о том, что мы всегда могли рассчитывать на его помощь и поддержку, на которые он всегда был щедр. Спустя годы, он как-то признался мне, что уже тогда точно знал: самое большое удовольствие в жизни — это учить людей.
Альбус не только завоевал все возможные школьные награды, но и довольно скоро вступил в переписку со многими выдающимися магами, среди которых были и такие, как знаменитый алхимик Николас Фламель, создавший философский камень, прославленная колдунья Батильда Бэгшот, специализирующаяся на изучении истории магии, а также Адальберт Воффлинг, изучающий теорию магии. Некоторые из работ Дамблдора были опубликованы в научных изданиях, таких как «Трансфигурация сегодня», «Занятия по заклинаниям» и «Практическое зельеварение», а впоследствии его избранные работы были включены в школьную программу. Карьера Дамблдора обещала быть столь блестящей, что его назначение на пост министра магии было лишь вопросом времени. И, хотя в последующие годы ему часто пророчили, что он в шаге от занятия этой должности, всё же Альбус был весьма далёк от чиновничьих амбиций.
Спустя три года после начала нашего обучения в Хогвартсе брат Альбуса, Аберфорт, поступил в школу. Они не отличались особым сходством: Аберфорт никогда не был прилежным в отличие от Альбуса, предпочитая разрешать споры кулаками, а не обоснованными доводами. Но всё же неправильно было бы утверждать, что настолько непохожие друг на друга братья не дружили, — ладили они неплохо. Справедливости ради следует заметить, что чрезвычайно тяжело вечно пребывать в тени старшего брата. Друзьям Альбуса приходилось постоянно мириться с тем, что он затмевал собой их всех. Вряд ли его брату было легче.
После окончания Хогвартса мы с Альбусом решили отправиться в поездку по миру, обычную для выпускников, чтобы повидаться с известными иностранными магами, понаблюдать за их работой, прежде чем заняться собственной карьерой. Но тут произошла трагедия, которая помешала нашим планам. Буквально накануне поездки мать Альбуса, Кендра, умерла, оставив Альбуса главой и единственным кормильцем семьи. Я ненадолго отложил свой отъезд и задержался до похорон Кендры, чтобы почтить её память, а затем отправился в путешествие один. Альбус не мог присоединиться ко мне, он должен был заботиться о своих младших брате и сестре, да и денег у них осталось мало.
В то время мы почти не общались. Я писал Альбусу, возможно, бестактные письма, в которых описывал чудеса, встретившиеся мне во время моего путешествия: от чудесного побега от греческих химер до опытов египетских алхимиков. В ответ он писал мне о повседневной рутине. Я догадывался, что такая жизнь была слишком скучна и уныла для такого блестящего мага, как Альбус. Но я был увлечён собственными впечатлениями от поездки, а когда через год узнал, что на семью Дамблдоров обрушилось новое несчастье — смерть сестры Альбуса, Арианы, — то пришёл в ужас.
Хотя Ариана отличалась очень слабым здоровьем, её смерть, которая случилась так скоро после потери матери, стала серьёзным ударом для обоих братьев. Все близкие друзья Альбуса — а я причисляю себя к числу этих счастливцев — признавали, что смерть Арианы, ответственность за которую он брал на себя (хотя, конечно, он был невиновен), навсегда оставила на нём глубокий след. Когда я вернулся домой, то встретил молодого человека, который испытал больше страданий, чем иные старики. Альбус стал более замкнут, чем раньше, беззаботность исчезла. Кроме того, потеря Арианы не только не сблизила братьев, но создала отчуждённость между Альбусом и Аберфортом. (Со временем напряжённость между ними рассеялась, и они восстановили пусть не близкие, но тёплые отношения друг с другом.) С тех пор Альбус редко говорил о своих родителях или об Ариане, и его друзья привыкли не упоминать их в разговоре.
Другие биографы опишут последующие успехи Дамблдора и его неоценимый вклад в копилку магических знаний, например, открытие двенадцати применений драконьей крови, столь полезное для грядущих поколений. Они также напишут, с какой мудростью Дабмлдор вёл судебные заседания в Визенгамоте или как в 1945 году он сражался на магической дуэли с Гринделвальдом. Присутствовавшие при этой непревзойдённой по уровню дуэли испытали ужас и благоговение, наблюдая за битвой двух величайших магов. Победа Дамблдора стала поворотной точкой во всей магической истории, которая может сравниться только с введением Международного Статута о Секретности или с низвержением Того-Кто-Не-Должен-Быть-Назван.
Альбус Дамблдор никогда не отличался высокомерием или тщеславием. Он мог найти достоинства в любом человеке, даже если они были жалкими и незначительными. Я думаю, что таким чутким и отзывчивым Альбуса сделали ранние потери. Я буду скучать по его дружбе больше, чем могу выразить, но моя утрата не может сравниться с утратой всего магического мира. Бесспорно, он был самым любимым и самым вдохновенным директором Хогвартса. Альбус Дамблдор умер, как жил. До последнего часа он трудился во имя великого блага и всегда был готов протянуть руку маленькому мальчику, переболевшему драконьей оспой, как в тот день, когда мы с ним познакомились.
Гарри закончил читать, но всё ещё смотрел на фотографию, сопровождавшую некролог. На лице Дамблдора играла хорошо знакомая добрая улыбка, а его взгляд поверх очков-половинок даже на газетной бумаге производил на Гарри впечатление рентгена, вызывая чувство печали, смешанной с ощущением унижения. Ему казалось, что он неплохо знал Дамблдора, но после прочтения статьи был вынужден признать, что не знал его вообще. Гарри никогда не представлял себе детство и юность Дамблдора. Директор всегда был для него почтенным седовласым стариком. Мысль о Дамблдоре-подростке казалась столь же странной, как попытка представить глупую Гермиону или дружелюбного соплохвоста.