Страница 4 из 39
Магнолия-роуд так же, как и Прайвет-драйв, была застроена большими квадратными домами с идеально ухоженными лужайками, которые принадлежали большим квадратным хозяевам, разъезжавшим на таких же, как у дяди Вернона, идеально чистых автомобилях.
Гарри предпочитал ночной Литтл-Уингинг, когда зашторенные окна уже светились в темноте осколками самоцветов, и ему не грозило мимоходом выслушивать неодобрительный шепот домовладельцев, оскорбленных его «преступным» видом. Он шел быстро, так что еще на середине Магнолия-роуд опять увидел Дадли и его компанию: они прощались на Магнолия-кресчент. Гарри отступил в тень большого куста сирени и стал ждать.
— …Визжал, как свинья, да? — под общее ржание говорил Малкольм.
— Классный хук правой, Большой Ди, — воскликнул Пирс.
— Завтра в то же самое время? — спросил Дадли.
— У меня потусуемся, моих родителей не будет, — это уже Гордон.
— Давай, заметано, — донесся голос Дадли.
— Пока, Дад!
— Давай, Большой Ди!
Перед тем, как двинуться дальше, Гарри дождался, пока разойдется остальная часть компании. Когда голоса совсем стихли, он повернул на Магнолия-кресчент и, шагая очень быстро, вскоре услышал впереди Дадли, который, фальшиво насвистывая, непринужденным прогулочным шагом двигался в сторону дома.
— Эй, Большой Ди!
Дадли обернулся.
— О, — буркнул он, — это ты.
— Ну и с каких это пор ты стал «Большим Ди»? — съязвил Гарри.
— Заткнись, — зарычал Дадли и отвернулся.
— Классное имя, — усмехнулся Гарри и, ускорив шаг, нагнал кузена. — Но для меня ты всегда будешь «сладенький Дадличка».
— Я сказал, ЗАТКНИСЬ! — Дадли сжал в кулаки окорокоподобные руки.
— А что, ребята не знают, что тебя твоя мамочка так называет?
— Пошел вон.
— Ты не говоришь ей «пошла вон». А как насчет «Пупсик» и «Дюдик-карапузик», так тебя можно называть?
Дадли ничего не ответил. Казалось, все его самообладание уходило в борьбу с желанием наброситься на Гарри.
— Ну, кого сегодня вечером били? — уже без усмешки спросил Гарри. — Еще одного десятилетнего малявку? Я знаю, что вы сделали с Марком Эвансом позапрошлой ночью…
— Он сам нарвался, — буркнул Дадли.
— Да ну?
— Он мне грубил.
— Да? Сказал, что ты похож на свинью, которую научили ходить на задних ногах? Так это не грубость, Дад, это — правда.
У Дадли дернулся мускул на щеке. Гарри наслаждался бешенством кузена: ему казалось, что он передает Дадли собственное бессилие, сейчас это было для Гарри единственной отдушиной.
Они повернули на узкую дорожку, где Гарри когдато первый раз увидел Сириуса, — дорожка соединяла Магнолия-кресчент с Уистерия-уок. Проулок был нежилым, без уличных фонарей и поэтому более темным, чем соседние улицы. Стены гаража с одной стороны и высокий забор — с другой заглушали шаги.
— Думаешь, ты крутой, раз носишь с собой эту штуку? — спустя несколько секунд спросил Дадли.
— Какую штуку?
— Эту… ту, которую прячешь.
Гарри опять усмехнулся:
— Да я смотрю, Дад, ты не такой глупый, как выглядишь! Но вообщето, если б ты был настолько глупым, то не смог бы одновременно и ходить, и говорить.
Гарри вытащил палочку. И увидел, как косится на нее Дадли.
— Вам не разрешают, — сразу заявил тот. — Я знаю, что не разрешают. Тебя выгонят из этой твоей дурацкой школы.
— Откуда ты знаешь, может там правила изменились, а, Большой Ди?
— Не изменились, — возразил Дадли, но его голос прозвучал не слишком уверенно.
Гарри приглушенно рассмеялся.
— У тебя кишка тонка справиться со мной без этой штуки? — огрызнулся Дадли.
— Да ты сам-то, без четырех дружков в тылу, и десятилетнего не уделаешь… Думаешь, для поддержания боксерского титула нужно колотить всех подряд? Сколько лет было твоему сопернику? Семь? Восемь?
— К твоему сведению, ему было шестнадцать, — рявкнул Дадли, — и он был в отключке двадцать минут после того, как я его свалил, а еще он был в два раза тяжелее тебя. Смотри, вот скажу папе, что ты мне угрожал этой штукой…
— Теперь побежишь к папочке, да? Его сладенький чемпиончик по боксу испугался палочки противного Гарри?
— По ночам ты не такой храбрый, да? — осклабился Дадли.
— Сейчас ночь, Дюдик. Ночью называется время, когда темно, вот как сейчас.
— В смысле, когда ты в кровати! — взъярился Дадли.
Он остановился. Гарри тоже остановился и посмотрел на кузена.
Из того немногого, что можно было увидеть в темноте на здоровенном лице Дадли, Гарри различил его торжествующий взгляд.
— В каком смысле, в кровати я не такой храбрый? — недоуменно переспросил Гарри. — Я что, по-твоему, подушки боюсь или еще чего?
— Я слышал тебя прошлой ночью, — затаил дыхание Дадли. — Как ты разговариваешь во сне. Стонешь.
— В каком смысле? — повторил Гарри, но ему стало не по себе. Прошлой ночью ему опять снилось кладбище.
Дадли резко хохотнул, а потом тонким, жалобным голоском передразнил:
— «Не убивайте Седрика! Не убивайте Седрика!» Кто этот Седрик? Твой дружок?
— У меня… Ты врешь, — машинально отозвался Гарри, но во рту у него пересохло.
Он знал, что Дадли не врет, иначе как бы еще тот узнал про Седрика.
— «Папа! Помоги мне, папа! Он хочет убить меня, папа!» Ха-ха!
— Заткнись, — тихо предупредил Гарри. — Заткнись, Дадли, я тебя предупреждаю!
— «Папа, на помощь! Мама, на помощь! Он убил Седрика! Папа, помоги мне! Он хочет…» Не наставляй на меня эту штуку!
Дадли отступал к забору. Гарри целился палочкой прямо ему в сердце. Ненависть всех четырнадцати лет вскипела в его венах: ну почему нельзя сейчас покончить с Дадли, превратить его в насекомое, бессловесное, шевелящее усиками, пусть так и ползет домой…
— Чтоб больше я никогда от тебя этого не слышал, — зарычал Гарри, — ты меня понял?
— Не целься в меня!
— Я спрашиваю, ты меня понял?
— Не целься в меня!
— ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛ?
— УБЕРИ ЭТУ ШТУКУ ОТ…
Дадли издал странный, задохнувшийся всхлип, как будто его окунули в ледяную воду.
С ночью что-то случилось. Усыпанное звездами темносинее небо внезапно стало непроницаемо-черным, пропали из виду и звезды, и луна, и расплывчатые пятна фонарей с обоих концов переулка. Исчезли далекий шум автомобилей и шелест деревьев. Ласковый, душистый вечер внезапно стал пронизывающе, обжигающе-холодным. Со всех сторон нависла немая кромешная тьма, словно чья-то гигантская рука накрыла дорожку толстым и беспросветным ледяным покрывалом.
На долю секунды Гарри показалось, будто он неосознанно сотворил какое-то волшебство, несмотря на то, что сдерживался изо всех сил, — потом рассудок вмешался в эмоции: у него бы не хватило могущества выключить звезды. Пробуя что-нибудь разглядеть, он вертел головой во все стороны, но темнота невесомым занавесом липла к глазам.
Тишину взорвал испуганный голос Дадли:
— Ч-что ты д-делаешь? П-перестань!
— Я ничего не делаю! Заткнись и не шевелись!
— Я н-не вижу! Я ос-слеп! Я…
— Я сказал — заткнись!
Гарри не двигался с места, невидящими глазами уставившись то влево, то вправо. Похолодало так сильно, что все тело била дрожь: по рукам помчались мурашки, а волосы на затылке встали дыбом. Он открыл глаза как можно шире, тщетно стараясь разглядеть хоть что-нибудь.
Этого не может быть… их здесь не может быть… только не в Литтл-Уингинге… нужно внимательно слушать… их будет слышно раньше, чем видно…
— Я ра-аскажу папе! — прохныкал Дадли. — Г-где ты? Ч-что ты д-делаешь?..
— Ты можешь заткнуться? — прошипел Гарри. — Нужно слу…
И тут он замолчал. Потому что услышал именно то, чего боялся.
В проулке, кроме них, было нечто, что издавало длинные, хриплые, шумные вздохи. Гарри, дрожавшего от ледяного воздуха, теперь затрясло от жуткого страха.
— Перес-стань! Кончай это делать! Я тебя у-ударю, клянусь, ударю!