Страница 9 из 29
— Петуния, дорогая? — осторожно позвал дядя Вернон. — П-Петуния?
Она подняла голову, все еще дрожа от страха, и сглотнула.
— Мальчик… Мальчик должен остаться, Вернон, — выдавила наконец она.
— Ч-что?
— Он останется, — она посмотрела на Гарри и поднялась.
— Он… но Петуния…
— Если мы его выставим, соседи начнут сплетничать, — она по-прежнему была бледна, хотя быстро восстанавливала свой утраченный раздражительный тон. — Они станут задавать затруднительные вопросы, захотят узнать, куда он подевался. Лучше оставить его здесь.
Дядя Вернон сдулся, как старая шина.
— Но Петуния, дорогая…
Тетя Петуния не обращая на него никакого внимания, обернулась к Гарри.
— Оставайся в комнате, и не выходи из дома. А теперь, марш в постель.
Гарри не пошевелился.
— От кого был вопиллер?
— Не задавай лишних вопросов, — прошипела тетя Петуния.
— Вы общаетесь с волшебниками?
— Я сказала — марш в кровать!
— Что это значит? Помни последнее… что?
— В постель!
— Но как….?
— ТЫ СЛЫШАЛ СВОЮ ТЕТЮ, НЕМЕДЛЕННО В ПОСТЕЛЬ!
Глава 3 Авангард
На меня только что напали дементоры и меня могут отчислить из Хогвардса. Хотелось бы мне знать, что делать и когда, наконец, я отсюда уеду.
Гарри трижды написал эти слова на листочках пергамента, как только добрался до письменного стола в своей темной спальне. Первое он адресовал Сириусу, второе — Рону, третье — Гермионе. Его сова, Хедвига, сейчас где-то охотилась; клетка пустовала. Гарри мерил шагами спальню, дожидаясь ее возвращения. Голова разламывалась, глаза зудели и слезились от усталости, но мысли все равно не дали бы ему заснуть. Спина болела после транспортировки Дудли до дома, на макушке и лбу болезненно пульсировали две огромные шишки, одну он заработал от удара об оконную раму, другую — о кулак Дудли.
Снедаемый гневом и отчаянием, он шагал взад-вперед по комнате, скрипя зубами, сжимая кулаки и бросая раздраженные взгляды в пустое, усыпанное звездами небо всякий раз, проходя мимо окна. Дементоров послали, чтобы схватить его, миссис Фигг и Мундунгус Флетчер, оказывается, следили за ним, потом еще это временное исключение из Хогвардса и слушания в Министерстве Магии — и никто, заметьте никто, не объяснил ему, что происходит.
И о чем был этот вопиллер? Чей голос, такой ужасный и зловещий, эхом прокатился по кухне?
Почему он оказался здесь, в этой ловушке, отрезанный от всех источников информации? Почему все обращались с ним как с каким-то непослушным ребенком? Не колдуй, оставайся дома…
Он из всех сил пнул свой школьный сундук, но вместо облегчения почувствовал себя еще хуже, потому что боль во всем теле великолепно дополнила острая боль в большом пальце ноги. Он как раз хромал мимо окна, когда в него, словно маленький призрак, влетела, мягко шурша крыльями, Хедвига.
— Наконец-то! — проворчал Гарри, когда Хедвига бесшумно опустилась на крышу своей клетки. — Ну-ка выплюни эту гадость, у меня есть для тебя работа!
Огромные, круглые, янтарного цвета глаза Хедвиги укоризненно и пристально смотрели на него, поверх зажатой в клюве дохлой лягушки.
— Иди сюда, — Гарри привязал кожаным ремешком три маленьких пергаментных свитка к чешуйчатой лапке совы. — Доставь это прямо Сириусу, Рону и Гермионе, и не возвращайся без длинных обстоятельных ответов. Можешь клевать их до тех пор, пока они не напишут достаточно много. Ясно?
Хедвига в ответ приглушенно ухнула, сквозь зажатую в клюве лягушку.
— Давай, лети!
Она немедленно сорвалась с места. Как только она улетела, Гарри, не раздеваясь, упал на кровать и уставился в темный потолок. В дополнение ко всем мрачным мыслям добавилось чувство вины из-за несдержанности перед Хедвигой; она была его единственным другом здесь в доме № 4 по Бирючиновой аллее. Но он обязательно извиниться перед ней, как только она вернется с ответами Сириуса, Рона и Гермионы.
Они были обязаны ответить быстро, не могли же они просто проигнорировать нападение дементоров. Возможно, завтра он проснется обладателем трех пухлых писем, полных поддержки и планов по его немедленной эвакуации в Пристанище. С такими-то приятными мыслями он и погрузился в сон.
Но утром Хедвига не вернулась. Весь день Гарри провел в своей комнате, покидая ее лишь для того, чтобы сходить в туалет. Трижды в день тетя Петуния просовывала ему еду через дверь в прорезь для кошки, которую дядя Вернон сделал три лета назад. Каждый раз, при ее приближении, Гарри делал попытки расспросить ее о вопиллере, но с таким же успехом можно было разговаривать с дверной ручкой. С другой стороны, остальные Дурслеи даже не приближались к его комнате, а Гарри не видел смысла настаивать на их обществе; нверное, они боялись ненароком разозлить его до такой степени, чтобы он снова начал колдовать.
В томительном ожидании прошло целых три дня. У Гарри накопилось столько нерастраченной энергии, что иногда он вскакивал и принимался расхаживать по комнате, злясь на весь мир, но после этих вспышек впадал в летаргию и часами лежал на кровати, устремив взгляд в пустоту и с ужасом думая о Министерских слушаниях.
Что, если они вынесут решение против него? Что, если его все же исключат, а палочку разломают пополам? Что ему тогда делать, куда идти? Он ни за что не останется жить с Дурслеями, не теперь, когда он узнал о существовании другого мира, единственного, которому он мог принадлежать. Сможет ли он перебраться к Сириусу, как тот и предлагал год назад, пока не вынужден был скрываться от Министерства? Позволят ли Гарри жить одному, учитывая то, что он несовершеннолетний? Или за него вновь решат — что ему делать и куда идти? Или нарушение им Интернационального Статуса Секретности настолько серьезно, что его заключат в Азкабан? Всякий раз, когда эта мысль посещала его, Гарри мгновенно соскальзывал с кровати и принимался мерить шагами комнату.
На четвертую ночь после отбытия Хедвиги, когда Гарри прибывал в своей апатичной фазе, пялясь в потолок, а его измученный мозг не посещала ни одна мысль, в комнату вошел дядя Вернон. Гарри медленно оглядел его. Дядя был одет в свой лучший костюм и выглядел необыкновенно самодовольным.
— Мы уезжаем, — сказал он. — Когда я говорю мы, я подразумеваю твою тетю, Дудли и себя, конечно.
— Хорошо, — вяло ответил Гарри и вернулся к созерцанию потолка.
— Не выходи из комнаты, пока мы не уедем.
— Ладно.
— Ты не трогаешь телевизор, проигрыватель и вообще всю нашу собственность.
— Угу.
— Ты не крадешь еду из холодильника.
— О Кей.
— А я запру твою дверь.
— Да пожалуйста.
Дядя Вернон подозрительно взглянул на Гарри, удивляясь отсутствию возражений с его стороны, потом затопал из комнаты и прикрыл за собой дверь. Гарри услышал, как поворачивается ключ в замке, и тяжелые дядины шаги удалились по лестнице. Несколько минут спустя, послышалось хлопанье машинных дверей, рев мотора, и безошибочно узнаваемый звук стремительно отъезжающего автомобиля.
Гарри ничего особо не испытывал по поводу отъезда Дурслеев. Ему было все равно — дома они или нет. У него даже не было сил подняться и включить свет. Темнота сгущалась вокруг, а он лежал и прислушивался к ночным звукам сквозь окно, распахнутое в ожидании благословенного момента возвращения Хедвиги. Пустой дом наполнился скрипами, в трубах забулькало, а Гарри, погруженный в печаль, ни о чем больше не думая, впал в ступор.
И тут, совершенно отчетливо, он услышал шум на кухне внизу. Гарри подскочил на кровати, навострив уши. Дурслеи не могли вернуться так быстро, да и звука возвращающейся машины не было. Несколько секунд царила полная тишина, потом кто-то заговорил.
Взломщики, решил Гарри, бесшумно соскользнув с кровати, но секундой позже осознал, что настоящие взломщики говорят шепотом, а, передвигаясь, не производят столько шума. Он схватил палочку с прикроватного столика и подкрался к двери, весь обратившись в слух. Щелкнул замок, заставив Гарри подпрыгнуть на месте, и в тот же миг дверь распахнулась настежь.