Скиталец

– Привет тебе, Эперит! – вскричал Реи. – Что ты делаешь с наковальней?

– Чиню свое вооружение, – отвечал Скиталец, улыбаясь. – Оно изрядно потерпело во время вчерашнего боя. – Он указал на свой продырявленный щит. – Сидонец, раздуй огонь!

Курри присел на корточки и стал раздувать огонь кожаным мехом, в то время как Скиталец нагревал металл и бил его молотком на наковальне, не переставая разговаривать с Реи.

– Странная работа для князя! – усмехнулся Реи, опираясь на свой жезл с рукояткой в виде голубоватого яблока. – В нашей стране знатные люди не унижаются до работы!

– В каждой стране свои обычаи! – возразил Эперит. – На моей родине братья не женятся на сестрах, хотя во время своих странствований я встречал подобный же обычай на острове царя ветров. Мои руки хорошо служат мне, когда нужно, – продолжал он, – приходится ли косить весной зеленую траву, или править быками, или выпахать начисто борозды тяжелой земли, или строить дома и корабли, или заняться работой кузнеца, мои руки умеют все!

– Каков на войне, таков и в работе! – сказал Реи. – О, я видал, как ты умеешь воевать! Слушай, Скиталец, царь Менепта и царица Мериамун посылают тебе свой приказ!

Он вытащил сверток папируса, перевязанный золотыми шнурами, прижал его к своему лбу и низко поклонился.

– Что это за сверток? – спросил Скиталец, выбивая молотками из шлема острие копья.

Реи развязал золотые шнуры, развернул свиток и подал его Одиссею.

– Боги! Что это такое? – воскликнул Скиталец. – Тут разные рисунки! Как искусно сделаны изображения змей, человеческих фигур, сидя и стоя, топоров, птиц, животных!

Он подал свиток жрецу:

– Я ничего не понимаю. Отец мой! Что это означает?

– Фараон приказал своему главному писцу написать тебе этот приказ, которым он назначает тебя командиром легиона царских телохранителей… Он удостаивает тебя высокого титула, обещает дома, земли, целый город на Юге, который будет снабжать тебя вином, еще город на Севере, из которого ты будешь получать запасы зерна, если ты согласен служить ему!

– Никогда в жизни не служил я никому, – возразил Скиталец, покраснев, – хотя был осужден на продажу в рабство. Царь делает мне слишком много чести!

– Ты хотел бы уйти из Кеми? – спросил старый жрец.

– Я хотел бы найти ту, которую ищу, где бы она ни была! – ответил Скиталец. – Здесь или в другом месте!

– Какой же ответ должен я снести царю?

– Я подумаю! – сказал Скиталец. – Сначала надо посмотреть город, если ты согласен сопровождать меня! Во время прогулки у меня будет время обдумать ответ царю!

Говоря это, он успел наконец вытащить острие копья из своего шлема и, держа в руке, стал рассматривать его.

– Хороший клинок! – сказал он. – Я никогда не видал лучшего. Сидонец, – обратился он к Курри, – мне принадлежит твоя жизнь и осколок твоего копья. Я дарую тебе жизнь и возвращаю тебе кончик копья. Возьми его!

– Благодарю тебя, господин! – отвечал сидонец, засовывая копье за пояс. – Дар врага – злой дар! – пробормотал он сквозь зубы, едва слышно.

Скиталец надел свое вооружение и шлем.

– Пойдем, друг, покажи мне город! – обратился он к старому жрецу.

Реи уловил злую усмешку на лице сидонца и решил, что это злой и коварный человек, однако промолчал, позвал стражу и пошел вместе с Одиссеем к дворцовым воротам, чтобы вести его в город.

Странное зрелище представлял из себя город. Из роскошных домов, из бедных жилищ выходили ряды женщин-плакальщиц, громко причитавших и певших заунывные, скорбные песни смерти.

В некоторых кварталах, на дверях многих домов виднелись сделанные кровью знаки, и из этих жилищ доносились веселые голоса, слышались праздничные песни. Казалось, в городе жило два народа: один народ смеялся, другой плакал.

Из отмеченных кровью домов женщины выходили с пустыми руками или входили туда, неся драгоценности, золото, серебро, кубки, пурпурные материи и сбывая все это смуглым мужчинам и женщинам с ястребиными, черными глазами и острыми носами. Эти люди уходили, входили, шумели, кричали, толкались среди плачущих женщин и мужчин Кеми.

Какой-то высокий парень ухватился за посох жреца Реи.

– Одолжи мне твой посох, старик, – сказал он, – одолжи на время моего путешествия. Когда я вернусь, ты получишь его обратно!

Скиталец повернулся к парню и так взглянул на него, что тот отступил назад.

– Я видел тебя, – бормотал парень, уходя, – видел прошлой ночью и слышал песню твоего лука. Ты не из народа Кеми, я знаю!

– Что такое происходит в твоей стране, старик? – спросил Скиталец. – Я вижу что-то странное. Никто не хочет поднять руку, чтобы спасти свое добро от воров и грабителей!

Жрец громко застонал.

– Тяжелые дни переживает Кеми, – произнес он, – Апура грабят народ, прежде чем уйти в пустыню!

Едва он успел произнести эти слова, как мимо них прошла высокая плачущая женщина. Муж ее, сын и брат умерли от чумы. Она происходила из царского дома, была богато одета и украшена золотом и дорогими каменьями. За ней по направлению к храму бога Пта следовали рабы, на шее которых блестели золотые цепи.

Две женщины Апура увидели ее и подбежали к ней.

– Отдай нам твои золотые украшения! – кричали они.

Без слова, молча женщина сняла с рук золотые кольца, запястья и бросила их к ногам просивших.

Женщины Апура сейчас же подобрали все.

– Где теперь твой муж, сын и брат? – кричали они насмешливо. – Ты, происходящая из дома фараонов? Ты платишь нам теперь за нашу работу, за те кирпичи, которые мы таскали для ваших домов, за палку, которая в руках смотрителя колотила нас по спине? Хорошо, мы возьмем! Скажи, где твой муж, твой сын и брат теперь?

Они ушли, смеясь, а бедная осиротевшая женщина горько заплакала.

Много странного видел Одиссей, гуляя по городу со жрецом. Сначала он хотел отнять все награбленное и возвратить по принадлежности, но жрец Реи строго запретил ему это во избежание неприятностей. Они пошли дальше.

Всюду царила смерть, скорбь и слезы. Здесь мать оплакивала своего ребенка, невеста – любимого жениха. Там Апура с мрачными лицами орали во все горло, звеня священными амулетами, снятыми с умерших людей, а на углу улицы водовоз горько плакал, причитая над своим убитым осликом, зарабатывавшим ему дневное пропитание.

Наконец Скиталец и жрец Реи подошли к храму, находившемуся неподалеку от храма бога Пта. Он был выстроен из черного сиепского камня, на котором были выгравированы изображения священной богини Хатхор. Одна из фигур ее имела голову коровы, другая – лицо женщины, но в руках всегда находились цветы лотоса, а на шее драгоценное ожерелье.

– Здесь, в этом храме, обитает чужеземная Хатхор, за которую ты пил вчера ночью! – сказал Реи. – Это было дерзким вызовом с твоей стороны – пить за нее при царице, которая ненавидит ее, считая причиной всех бедствий Кеми, хотя, в сущности, она неповинна в этом! Колдуны Апура навлекли на нас все наши несчастья!

– Показывалась ли Хатхор сегодня? – спросил Странник.

– Мы спросим об этом жрецов. Следуй за мной, Эперит!

Они прошли аллею сфинксов, стоявших вдоль кирпичной стены, и подошли к воротам башни. Жрец, стоявший здесь, при виде Реи, любимца фараона, широко распахнул ворота перед ними. Пройдя ворота, они остановились у второй башни, и Реи указал Скитальцу портик храма, на котором обыкновенно стоит и поет Хатхор, пока сердца слушателей не растают. Здесь они постучали в дверь и вошли в зал, где собрались жрецы, громко оплакивавшие своих умерших. Увидя Реи, пророка бога Амена, и Скитальца в блестящем золотом вооружении, они замолчали. Старейший из них выступил вперед и поклонился Реи.

Реи взял Скитальца за руку, познакомил его с жрецом и рассказал обо всех его подвигах, добавив, что он спас жизнь фараона, царицы и всех тех, кто уцелел на пиру.

– Скажи мне, – обратился Реи к жрецу, – когда госпожа Хатхор будет петь наверху башни? Чужеземец хочет видеть и слышать ее!

Жрец храма богини Хатхор низко поклонился Скитальцу.