Всадники бури

— Вот уж никогда бы не подумал, что не смогу отыскать твое убежище, старик! — сказал Конан. — Расскажи нам, что случилось?! Кто связал тебя?

Отшельник грустно улыбнулся.

— Вы узнаете об этом, друзья мои, — тихо произнес он. — Но сперва я расскажу вам, что мне известно о вендийской принцессе.

Глаза обоих сидевших на настиле мужчин загорелись любопытством.

— Сейчас мне действительно известно, кто и с какой целью похитил Насингу, — продолжал старец. — Я уже говорил, что эта девочка обладает огромной магической силой. Она сама еще слишком мала и неспособна оценить ни свою необыкновенную силу, ни те возможности, которые она может ей дать. Между тем люди, искушенные в чародействе, давно уже с алчным блеском в глазах поглядывали в сторону Айодхьи. Насинга — кроткая и добрая девочка, и ее сила могла бы служить благим делам. Но если же… — отшельник вдруг судорожно вздрогнул и тяжко вздохнул. — Нет! — с решительной отчаянностью произнес он. — Ничего плохого не случится! Мы должны вмешаться и помешать силам зла!

— Вендийскую принцессу похитили ведьмы-огнепоклонницы? — тихо спросил Зулгайен.

Старец утвердительно кивнул.

— Главная из них, Серидэя, — говорил он. — Ей известно, — взгляд отшельника обратился к Конану, — что Дэви Жасмина просила тебя отыскать свою похищенную дочь. Черная птица с человеческим ликом, которая преследовала тебя, и была сама Серидэя. И также ей известно, что я вызвался помочь вам в этих поисках. Вот почему сегодня она послала ко мне своих слуг. Но Серидэя ошиблась, косальские ведьмы не могут причинить мне никакого зла. Все, на что они оказались способны, это связать меня и оставить беспомощным. Обратившись птицами, они безжалостно клевали мое тело, чтобы запах свежей крови привлек ко мне диких зверей. В тебе же Серидэя, наверняка, видит более достойного противника, раз сама являлась к тебе.

— Этим утром у меня была еще одна встреча с ней, — сказал киммериец. — Она остановила нас у самых ворот Айодхьи. Скрываясь в твоем обличий, пыталась ввести нас в заблуждение. И мы, признаться, не сразу раскусили ее! Не знаю: тварь это или человек?! — в голосе Конана звучала брезгливая презрительность. — Косальская ведьма! — он хрипло рассмеялся. — Она пыталась убедить нас в том, что Насингу все же похитили туранцы. И я чуть было не поверил ее доводам, если бы не Зулгайен, — киммериец с восхищением взглянул в сторону туранского полководца. — Он не скрывал сомнений относительно причастности Ездигерда к пропаже вендийской принцессы. И сердце подсказывало мне, что Зулгайен прав. А потом… — мускулы на лице Конана напряглись, — потом я узнал эти проклятые зеленые глаза и…

И тут — киммерийца обдало холодным потом — он вдруг явственно увидел, что из огня на него пристально глядели два огромных темно-зеленых глаза. В рыжем мареве костра можно было различить тонкие черты молодого красивого лица. Конан не мог пошевелиться, только неотрывно смотрел туда, в самую глубь пылавшего в пещере костра. И ему казалось, будто внутрь его существа решительно и бесцеремонно вторгалось нечто чужеродное, ядовитое, как змеиный укус, и такое же смертоносное. Неясное тревожное предчувствие сжало ему сердце. Снова киммериец услышал пронзительный безудержный хохот, тот самый, что несколько дней назад преследовал его здесь, в Химелийских горах.

— Она там… в огне… Глядит на меня… — Конан с трудом узнал свой голос, неестественно тихий, сдавленный, прерывистый.

В тот же миг из костра вырвался столб темного, почти черного, дыма. Завертелся спиралью и скоро у всех на глазах превратился в огромного грифа. Птица взмахнула длинными остроконечными крыльями, метнулась в сторону стены и, опустившись на один из стоявших там камней, замерла. При этом ее громыхающий хохот не ослабевал ни на йоту. Хотя Конан и, наверняка, все остальные отчетливо видели, что клюв грифа все это время был крепко сжат.

Отшельник нагнулся над одной из глиняных посудин, просунул внутрь руку и стал что-то сосредоточенно перебирать там. Затем вынул руку, держа в ней щепотку какой-то сухой травы. Приблизился к костру и уверенным движением бросил в него траву. Прошептал что-то или, может быть, даже сказал в полный голос, но из-за грохочущего хохота Конан не мог расслышать слов старика, видел только, как двигались его губы. В огне тут же что-то громко зашипело. Пламя ненадолго охватило волнение. Воздух в пещере наполнился чем-то зловонным, едва переносимым. И еще Конан заметил, что огромное черное тело птицы, неподвижно сидевшей на камне, начало меркнуть, постепенно растворяясь в поглотившем грот огненном мареве, будто эта крылатая тварь вовсе и не из плоти была, а… Не доверяя своему зрению, киммериец крепко зажмурил глаза.

Когда же снова он открыл их, то с полнейшим изумлением обнаружил, что птицы уже не было. О ней напоминал лишь по-прежнему звучавший в ушах Конана хохот, да и он, словно боязливо отступая, ослабевал, пока, наконец, совсем не затих.

И снова наступила тишина. Казалось, что даже огонь теперь потрескивал как-то необыкновенно тихо, приглушенно, как будто на своем, непонятном никому языке нашептывал что-то ласковое и успокоительное.

А сердце в груди Конана все еще бешено колотилось, в жилах кипела кровь.

Он обратил взгляд своих глаз к стоявшему у костра отшельнику. Тот ответил ему сдержанной, но вместе с тем бесконечно доверительной улыбкой.

Губы сидевшего подле Конана Зулгайена тоже задела едва заметная усмешка. Киммериец, конечно, и раньше понимал, что туранскому полководцу, вероятно, было известно нечто большее, нежели ему самому. Однако сейчас у него сложилась совершенно определенная уверенность в этом. Знание чего-то удивительного, таинственного так и светилось в больших, черных, как уголь, глазах Зулгайена. Испытующим взглядом всматривался Конан в лицо туранца, силясь и самому постигнуть известное тому знание, но все было тщетно.

Не вытерпев, наконец, он спросил, обращаясь одновременно и к старцу, и к Зулгайену:

— Что это было? Куда подевалась… — его голос вдруг предательски дрогнул, — эта проклятая косальская тварь?!

Старец снова улыбнулся. В его глазах мелькнули лукавые искорки.

— На самом деле ее вовсе и не было здесь, — ответил он. Краешком глаз Конан увидел, что Зулгайен, соглашаясь с отшельником, кивнул головой.

— Перед нами было всего лишь видение, — продолжал старец. — Видение, посланное Серидэей через огонь. Вся ее сила в огне! — в его голосе было какое-то печальное торжество. — Там, где есть пламя, неважно, костер то или маленькая лучина, может появиться Серидэя. Ты увидел только ее лицо в огне. Все же остальное было видением. Признаться, она искусна в них! — отшельник не без некоторой иронии рассмеялся. — Сегодня Серидэя не решилась появиться здесь сама. Не знаю, что уж ей помешало?! — из его горла опять вырвался смешок.

— Разве она не может навестить нас снова? — спросил Конан.

— Уже не сможет, — не раздумывая, ответил старец. — Я защитил наш очаг от ее чар.

— Бросив в него щепотку вонючей травы?! — усмехнулся Конан.

Зулгайен чуть было не рассмеялся от слов киммерийца, однако тут же поспешил подавить подкатывающую к горлу волну искреннего смеха. Улыбнулся и старый отшельник. Насмешка Конана, видимо, его не слишком обидела.

— Я и с вами охотно поделюсь этой травой, — мягко сказал он. — Она защитит вас от ведьмовских чар, когда вам придется разжечь костер. Серидэя не сможет ни подслушать ваш разговор, не потревожить сон.

— Расскажи же, как нам отыскать вендийскую принцессу?! — поторопил его Конан.

— Ваш путь будет лежать в Косалу, — отвечал старец. — Там, среди пустыни, окруженный неприступной стеной скал стоит мрачный замок Серидэи. Там же от людских глаз скрывает она похищенную Насингу.

— Мне приходилось кое-что слышать об этом замке, — вполголоса произнес Зулгайен. — И, видит Тарим, это истинное логово зла! Колдовские обряды, что регулярно свершаются там, жестоки и отвратительны. Слышал я и о скале Черного грифа, где обыкновенно собираются все косальские ведьмы и, где в голубом сиянии звезды Дианирина они набираются новых сил.