Страница 25 из 37
Эдуард Геворкян: Коммунизм — неплохо оформленная идеология, сконцентрировавшая в себе обобщенные представления обыденного сознания о социальной справедливости. На уровне мифологем вполне продуктивная для решения конкретных задач теми или иными политическими группами. В реальности не соответствует биологической сущности человека.
Одной из таких мифологем является Мир Полудня: — блестящая вербализация паракоммунистического концепта.
Олег Дивов: Мне всегда нравился «коммунизм по Стругацким», только где же взять такое количество нормальных людей… В детстве именно Страгацкие убедили меня, что коммунизм — хорошо. Потом я вырос и увидел, что с таким народом коммунизма не сваришь. Да, не доросли.
Кирилл Еськов: Может, и не доросло… Но если вы собрались поэкспериментировать еще разок — умоляю, найдите сначала «планету, которой не жалко».
Александр Житинский: Человечество состоит из отдельных людей. Люди, в целом, неспособны «дорасти» до такой идеи, как коммунизм. Отдельные люди могут дорасти лишь до идеи любви. Если считать эту идею коммунистической, то отдельные люди могут, но не человечество.
Андрей Измайлов: См. ответ № 14, пункт «а».
«Жаль только, жить в эту пору прекрасную…»
Андрей Лазарчук: Я когда-то очень давно (лет в шестнадцать, именно тогда я АБС открыл и начал зачитываться) пришел к выводу, что Мир Полудня и коммунизм не имеют друг к другу никакого отношения. Между ними нет коммутации, переходного звена, одно никак не может перерасти в другое. Так что Мир Полудня и коммунизм у меня никогда не перемешивались.
Сам термин «коммунизм» кажется мне бесперспективным. Он подразумевает уравнение и обобществление. Это явно тупиковый путь.
С другой стороны, я вполне могу представить себе общество если не бесклассовое (какой в этом смысл?), то не ведущее изнурительной классовой войны, в котором каждый гражданин имеет огромные возможности и перспективы, широкие права личности, пакет неких социальных гарантий, включающий в себя и право не работать по найму и при этом иметь крышу над головой, пищу и одежду. Общество, в котором государство «не жмет и не трёт» и вообще мало заметно в повседневной жизни… Почему нет? Это вопрос технологии, которая позволит создать достаточно количество материальных благ силами сравнительно небольшого числа трудящихся — и социальных технологий, которые позволят устранить многие застарелые и необязательные конфликты, а конфликты неизбежные решать к обоюдному удовольствию.
И мне абсолютно все равно, как оно будет называться.
Святослав Логинов: Это смотря что считать коммунизмом. Я вырос на книгах Стругацких, в том числе на их ранних повестях. Мир Полдня вошёл в мою кровь, мне не хочется расставаться с этой мечтой. А тот откат к феодализму, который осуществила Советская власть, конечно, не мог окончиться ничем, кроме краха. Мы ещё дёшево отделались, крови могло быть много больше.
Евгений Лукин: Скажем так: оно ещё недостаточно состарилось для коммунизма. Не добесилось. Сам я, будучи, по определению Вячеслава Рыбакова, «лохом серебристым», готов по-прежнему принять Мир Полудня, но лишь в завершённом виде. Мне кажется, коммунизм — единственный способ обезвредить человечество, однако больно уж цена высока: опять «гражданка», опять ГУЛАГ… Были шансы и у христианства, но за два тысячелетия основные его направления стали государственными религиями и в угоду кесарю перетолковали чуть ли не каждое слово Христа — короче, благополучно вернулись к язычеству. Жаль.
Сергей Лукьяненко: Могу лишь развести руками — мир-то хороший, только как его создать? Кроме гипноизлучателей на орбитах, ничего в голову не приходит. Отделение детей от родителей и воспитание в интернатах? О, какие бездны эмоциональной холодности откроются в таком обществе! Спросите любого практикующего психолога — он вам быстро расскажет реальные, а не книжные последствия. Значит, только гипноизлучатели и бетризация, чипы в мозг и химические добавки в пищу. Хотите стать винтиком в Утопии?
Геннадий Прашкевич: Аркадий Натанович Стругацкий когда-то сказал мне (сразу после путча): «А все равно более красивой идеи люди еще не придумали». Он имел в виду именно коммунизм в классическом его выражении. У вас есть какая-то альтернатива коммунизму? Просто мы еще слишком ожесточены, чтобы строить для всех…
Вячеслав Рыбаков: Боюсь, наоборот, переросло. Проскочили развилку. Вернуться невозможно, кто не успел — тот опоздал. Так бывает и в личной жизни, и в общественной. Коммунизм требует в первую очередь не столько материально-технической базы, сколько разносторонне развитых ответственных людей, для которых честь, совесть, доверие и прочие идейные штучки — не пустой звук.
Не говоря уж о дискредитации, которую устроил коммунизму сталинизм, отчасти невольно, отчасти вполне сознательно превративший путь к коммунизму в милитаризацию, основной удар последних двух-трех десятков лет с их впрессовыванием в социум доминирования материальных стимулов от этих самых штучек не оставил камня на камне. В наиболее развитых странах даже супруги уже не «любят» друг друга и даже не «занимаются сексом» — они оказывают друг другу «сексуальные услуги»! Уже и тут рынок! А чего стоит идея, чтобы родители оплачивали детям выполнение домашних работ! Вынес помойное ведро — рубль, дал больной маме лекарство — десятка… Все реально действенные виды давления на сознание, от распределения доходов и криминально-правовой ситуации до отнюдь не невинных, дрессировочных, установочных игр типа «Слабого звена», «Последнего героя» или «За стеклом», убеждают, что эти самые честь, совесть и доверие — суть смертельные болезни, и шанс выжить имеет лишь тот, кто успеет излечиться от них раньше окружающих.
Из дворян легче было сделать коммунистов, чем из нынешних трудящихся.
40. Вопрос: Немало бед принесло людям собственное стремление к справедливому социальному устройству. Достижима ли Утопия, на ваш взгляд?
Эдуард Геворкян: Ну, насчет вживления чипов в мозги мы уже вроде говорили, не так ли? Других способов не вижу. Или вы предпочитаете транквилизаторы распылять в атмосферу?
Олег Дивов: Если вы не против, я буду о ней мечтать иногда. Мечтать, как о достижимой.
Кирилл Еськов: По мне, так Утопия была в свое время вполне реально достигнута — я ее даже сам застал (хотя и на излете). Она, кстати, всесторонне описана в художественной литературе — что в «Понедельнике…», что в Куваевской «Территории» (у меня, кстати, они так и стоят рядышком на той полке, где живут «книжки, без которых плохо болеть»). Я имею в виду, что в Советском Союзе, доэволюционировавшем в послесталинские времена до стадии «вегетарианского тоталитаризма», для Науки (которая была единственным козырем страны в ее борьбе с Западом за военно-стратегический паритет) воздвигли невиданную в человеческой истории «Башню из слоновой кости». Для обитателей Башни наука была не способом заработка, а Служением, так что они действительно были согласны с известной максимой «Жизнь дает человеку только три радости: дружбу, любовь и работу», а понедельник действительно начинался для них (нас!) в субботу.
Мне на это наверняка скажут, что сия утопическая Башня может существовать только в таком сословно-кастовом, средневековом по сути дела, обществе, как советское. В стране, где податные сословия безропотно оплачивают любую барскую придурь (от Башни до братской Анголы), сами живя в бараках с удобствами во дворе и ездя на экскурсии в Столицу «колбасными электричками», а тех, кто с таким положением дел не согласен, сажают в тюремные психушки или выпихивают в эмиграцию. И это, конечно, верно… Но однако ж, поскольку сами пассажиры тех «колбасных электричек» нынче довольно дружно голосуют за возврат тех ужасных совковых времен — уж мне-то, обитателю Башни, отчего б не понастальгировать? Тем более, что податные сословия («ботва», как их ласково кличут поборники демократических ценностей из числа комсомольских работников) давно сообразили: единственное, что изменилось лично для них — это что они нынче оплачивают не Башню, а багамские виллы означенных поборников…