День Астарты

— Но, когда выяснилось, что флогистона нет, никто не заплакал! — возразил кто-то из студентов с надувной пирамиды.

— Верно! — Винсмарт кивнул, — Но вот вам пример, более близкий к сути современной фундаментальной науки. Алхимия. Кто мне скажет, какова была цель алхимии?

Кто-то радостно выкрикнул.

— Сделать из говна золото!

— Скорее уж из свинца, — весело поправил Винсмарт, — Таков был самый популярный средневековый миф об алхимиках. Они запираются по ночам в лабораториях, и тайно варят в ретортах золото из свинца. Выгодное дело… Но в действительности, как это следует из дошедших до нас манускриптов, целью алхимиков было не превращение каких-то одних веществ в другие, а т. н. «Magnum Opus», Великое Деланье, слияние, извиняюсь за бред, материи и духа и достижение просветленного сознания, которое постигает замысел и принципы творца космоса, известного также, как бог библии. В ретортах алхимики пытались воспроизвести мифический процесс сотворения мира, и создать философский эликсир. А полезные достижения алхимиков — систематизация химических веществ и реакций, и разработка химической лабораторной техники — это побочные действия, которые для самих алхимиков были досадной необходимостью, а никак не целью. Аналогичная ситуация и с современной фундаментальной наукой, с точностью до представлений о возникновении вселенной. Исторически ближайший пример «Великого Деланья» — это Большие Коллайдеры — чудовищно дорогостоящие подземные тоннели для разгона и столкновения пучков тяжелых субатомных частиц. Напоминаю, что последовательное строительство этих монстров, стоимостью 5 — 10 миллиардов долларов, началось в 80-е годы XX века и завершилось в конце первой четверти уже нашего века. 4 из них были построены полностью и запущены, а через несколько лет работы — демонтированы. Еще несколько — начаты и брошены вместе с вложенными деньгами, по 2–3 миллиарда на каждый. Интересно, что еще до начала первого строительства, инженеры предупреждали: невозможно добиться стабильных характеристик электромагнитного поля в 15-мильном туннеле: на него будут влиять сотрясения грунта, электропроводность грунтовых вод, и приливные силы Луны. Но культовый мотив: экспериментальное воспроизведение плотности энергии в первые секунды Большого Взрыва, оказался сильнее разумных инженерных аргументов.

По палубе авианосца пронесся тоскливый многоголосый вздох — публике явно было жалко десятков миллиардов бестолково убитых денег — пусть и не своих. Джерри дождался тишины и продолжил.

— …Отсюда понятно, почему КПД фундаментальной науки примерно такой же, как у первого парохода Фултона 1803 года. Тем не менее, и этот пароход изменил мир, и фундаментальная наука тоже меняет мир, несмотря на то, что около 99 процентов вложенных в нее средств, тратятся на всякую… В общем, абсолютно непродуктивно. Итак, суммирую: фундаментальная наука совершенно необходима, как двигатель прикладной науки и технологии, но надо повысить КПД — опять же, по аналогии с пароходом. Кроме того, надо переориентировать основания фундаментальной науки таким образом, чтобы они соответствовали ожиданиям инвестора-потребителя. Есть, конечно, и другой путь — я имею в виду, для Меганезии — продолжать пользоваться фундаментальных исследований, за которые платят общества в других странах.

— А почему бы и нет? — раздалось из первого ряда.

Винсмарт широко улыбнулся.

— Прямой и честный вопрос. Отвечаю: потому, что Меганезия, как и еще несколько динамично развивающихся стран, перешагнула барьер Винджа и вступила в эпоху технологической сингулярности. Теперь меганезийской экономике и технике нужен экспоненциально растущий поток фундаментальной научной продукции. Регионы-источники этой продукции — Северная Америка, Европа и Япония — относительно консервативны, а возможно даже находятся в фазе стагнации. Меганезии не хватает свежих фундаментальных данных, поступающих в инфосферу, и ваши консорциумы вынуждены уже сейчас заниматься вывозом не только данных, но и перспективного научного персонала. Уже упомянутый мной доктор Желев из Болгарии возмущался именно этой практикой. В прошлом году одна меганезийская компания… Я не буду показывать пальцем на ее директора по развитию, он находится здесь, на палубе… Переманила двух самых перспективных аспирантов доктора Желева. У этих ребят возникли обычные для Болгарии семейно-денежные проблемы, а в Меганезии им предложили жалованье по здешним стандартам плюс еще кое-какие возможности. В результате, у доктора Желева застопорилась весьма интересная и важная тема, и он высказал мне ряд довольно грубых претензий, поскольку настоящих меганезийцев в нужный момент у него под рукой не оказалось… Как вы думаете, сен директор по развитию, мне было приятно получить в физиономию ведро… гм… той субстанции, которая по справедливости предназначалась вам? Я правильно понял ваш жест, как обещание поставить мне выпивку в виде компенсации?… ОК, поговорим за ужином. Вернусь теперь от частного к общему. Вы импортируете молодых фундаментальных ученых, но не создаете своих фундаментальных школ, и эти ученые, исчерпав свой фундаментальный потенциал, становятся прикладниками. Скоро вы разграбите все доступные ресурсы данного типа в бедной восточной Европе, а также в социально-неблагополучной Японии, и шоколадная жизнь закончится. Вам придется вынимать золото из кубышки и идти к соседям-новозеландцам, или к австралийцам, и будьте уверены, они очень качественно обдерут вас за доступ к своим, недавно созданным фундаментальным школам. Кроме того, вам придется брать, что дают, а вам может понадобиться что-то другое. У вас будут то и дело останавливаться перспективные направления прогресса, и вам придется ждать у моря погоды. Это понятно?

Со второго ряда прозвучала какая-то реплика. Винсмарт снова улыбнулся и кивнул.

— Разумеется, создавать свою фундаментальную школу это не значит производить с деньгами ту операцию, которую девушка во втором ряду назвала «jodido-exodo». Не следует заимствовать глупости организационного характера. Разумеется, некоторый объем средств будет теряться, поскольку продукция фундаментальной науки носит принципиально вероятностный характер. Вложив тысячу долларов, вы можете быть совершенно уверены, что девятьсот из них не принесут ни цента. Возможно, и еще девяносто девять тоже ничего толкового не дадут. Но с одного доллара вы можете получить несколько миллионов, если повезет. Фундаментальная наука в этом смысле похожа на систематический поиск кладов на океанском дне… Мои хорошие друзья занимаются этим бизнесом, так что пример мне близок… Судя по реакции на палубе, многим присутствующим он тоже близок.

Переждав серию хлопков и взрывов жизнерадостного смеха, он продолжил.

— Итак: что имеется в фундаментальной науке и что из этого надо заимствовать? Во-первых, надо согласиться с тем, что фундаментального исследователя интересует физическое явление, а не потенциальный экономический выигрыш от применения следствий этого явления в производстве или сервисе. Если вы потребуете, чтобы исследователь предварительно доказывал вам, что такие следствия возможны, то вы испортите все дело. Приведу аналогию из античности. Те полисы, которые охотно снаряжали морских авантюристов на поиски новых земель, всегда оказывались в выигрыше, хотя значительная доля этих искателей удачи пропадала без вести, или возвращалась ни с чем. Всем было понятно, что известная им часть суши довольно невелика по сравнению с ойкуменой, и отправившись достаточно далеко в любом направлении, можно с высокой вероятностью найти землю — источник наживы… И, к слову: мне вообще не нравится термин «фундаментальная наука». Это сомнительный намек на некий тайный фундамент вроде упоминавшейся Общей Формулы Всего. Я предложил бы термин «экспансивная наука», в знак преемственности той океанской экспансии, на которой поднялись античные города, снаряжавшие мореходов.

На палубе послышались одобрительные восклицания.

— …Тем не менее, — произнес Винсмарт, — Ни один античный полис не стал бы давать деньги тому рыбаку из тонгайской сказки, который ходил на лодке вокруг острова и шлепал по воде пыльной циновкой, чтобы приманить короля селедок, исполняющего восемь желаний. Конечно, не обязательно, как в той сказке, появится акула, которая откусит экспериментатору пальцы, но деньги будут потеряны… Такой же разумный скептицизм нужен при субсидировании на не-прикладной науки. Тут мы столкнемся с очень специфической проблемой научной криптографии — традицией использования непонятных слов и выражений для создания ореола причастности к особому знанию, недоступному «профанам», которые не прошли послушничество и инициацию в священных стенах Храма Науки… Этот дегенеративный оксюморон: «Храм Науки» обязан своим происхождением европейскому средневековью. Если вы помните, в те времена в Европе господствовала христианская теократия, и какая бы то ни было интеллектуальная деятельность допускалась только при монастырях и только под контролем чиновников специального ведомства, учрежденного епископами. Многие университеты и научные школы сохраняют «храмовые» традиции, и культивируют ритуалы, снобизм и прочую мишуру, в ущерб пониманию научной проблематики. Я сталкивался с тем, что выпускники университетов воспринимают некоторые методы современной математики и кибернетики, как своего рода заклинания и волшебные палочки, работающие за счет скрытого в них тайного смысла. Я могу понять техника, который пользуется кибером, как оракулом, не интересуясь его устройством, хотя не одобряю даже этого. Но для ученого, это признак профессиональной непригодности.