Страница 119 из 298
= Я тебя хорошо понимаю! После секса с морской коровой, женщины homo sapiens вызывают у меня только недоумение. Не за что подержаться.
= Не надо об этом, или я зарыдаю. А можно посмотреть поближе твой самокат?
= Фишка на фишку. Я покажу свой, а вы — свой. ОК?
= ОК. Где встречаемся?
= У меня на Ротума. Это на норд-вест-норд отсюда.
= ОК. А где конкретно?
= Треть мили к северу от северо-западного берега Ротума — два островка. Мой тот, который чуть меньше и ближе к берегу. Называется Хауаити. С запада бухта, 50 м шириной. Лэндитесь. Я дойду за час, а вы долетите быстрее.
= ОК. Отбой.
= До встречи. Отбой.
Островок Хауаити оказался торчащим из моря холмиком неправильной формы, а его площадь, на глаз, была четверть гектара. В основном его покрывали пышные заросли карликового пандануса, а на южной стороне присутствовало кубическое строение лилового цвета, с несколькими окнами причудливой формы. Плоская крыша строения была вровень с вершиной холма, а над ней возвышалась блестящая 5-метровая воронка водоконденсатора и мачта с пропеллером ветряка. Так выглядел fare Хагена с воды из западной бухты островка. Краткое наблюдение с воздуха, перед посадкой позволяло утверждать, во-первых — что строение действительно кубическое, во-вторых — что с востока есть вторая, совсем крохотная бухточка, под живописным обрывом. Что касается оформления западной бухты (куда приводнилась растопырка), то здесь был короткий пирс из дюралевой решетки и типовой полуцилиндрический ангар на сваях.
— Прикольно устроился этот Хаген, — заключил Оскэ.
— Не перетрудился с благоустройством территории, — уточнила Флер.
Люси кивнула и иронично добавила:
— Папа сделал бы холм террасами и посадил виноград, но у этого парня другой стиль.
Оскэ многозначительно поднял палец к небу.
— О! Стиль — это правильно. У меня тоже похожий стиль, верно, Флер?
— Вообще-то, Ежик, тебе просто лень, но, если хочешь, давай считать это стилем. Да здравствует позитивная лень, двигатель прогресса, стиль постиндастриала и символ информационной эры. Круто я завернула, ага?
Послышалось негромкое, почти мелодичное стрекотание пропеллера, и в бухту, как мираж, скользнула сикорака. Ее непринужденное движение над поверхностью воды, действительно наводило на мысли об оптическом обмане. Впрочем, она почти сразу шлепнулась на воду и подошла к пирсу, как нормальная, грубо-материальная лодка. Причалила она с удивительной точностью, и в тот момент, когда ее борт (а точнее — короткое крыло) коснулся пирса, из кабины одним очень экономичным движением выскочил светло-бронзовокожий креол на вид — около 25 лет, среднего роста и очень необычного телосложения. Казалось, он собран из кусков разных людей. По-детски округлое лицо не подходило к худощавому телу, узкие плечи — к жилистым сильным рукам и ногам, а темно-карие глаза — к золотисто-соломенной щетке прямых волос.
— Aloha foa! — сказал он, — Welcome a fare-te-Hagen-Klein. А вы — Оскэ, Флер и Люси? Упасть мне сквозь небо! Люси, классно выглядишь. Это из-за секса с пингвинами, а?
Люси сложила руки перед грудью, и тихим голосом произнесла.
— Ах, Хаген! Как мило услышать комплимент от ценителя морских коров.
— В женщинах homo sapiens я тоже немного разбираюсь. В теории, по книжкам.
— Хаген, — вмешался Оскэ, — А для чего на твоем линкоре такая штука типа крыши?
— А это просто крылья. Они сложены, но если надо лететь, то они раскладываются. Правда, вручную, но это — минутное дело. Я тебе потом покажу.
— Ни фига себе… Так эта сикорака еще и летает…
— Хэх… Ты сказала «sikoraka»?
— Ну… Это просто слово для чего-то этакого, непонятно-движущегося.
— Хэх! А я думал, это на языке Ротума. Похоже на «siva ko raka». По-местному это: «девятый учебный юнит». Я и удивился, почему вдруг девятый? Он один такой.
— Самоделка? — спросила Люси.
— Ага. Я еще в колледже сделал маленький дрон по такой схеме — из интереса. А эту сикораку я слепил от нечего делать, когда сидел на каторге.
Оскэ, сочувственно покивал головой и спросил для ясности.
— За что тебя упаковали, бро?
— Подделка отметок в судовых коносаментах. Я работал в доле с филиппинцами из «Международного католического братства моряков»… Короче, заигрались и слегка подсели. Мне приклеили 2 года вот тут, — Хаген наклонился и похлопал ладонью по грунту, — Саперное дело. Все вокруг было заминировали во время войны за Хартию. Минное ограждение для реактивных батарей, простреливавших акваторию Фиджи и трассу Сидней-Самоа. Ну, типа: враг не пройдет. Потом, еще почти 20 лет руки не доходили, а когда в мэрии подумали: «пора бы это убрать» — как раз, подвернулся я.
— Так ты здесь остался после каторги? — уточнила Люси.
— Ага. Место стало насквозь знакомое и практически родное, по понятной причине, а земля тут дешевая — тоже по понятной причине, и дом уже готовый, не надо строить.
— Дом, в смысле, бывший форт батареи?
— Какая ты догадливая. У пингвинов научилась?
— А ты у морских коров научился фэлсить коносаменты? — парировала она.
— Один-один, — уважительно согласился Хаген.
У нас было не меньше трех причин, чтобы зависнуть у Хагена Клейна. Во-первых, сикорака, это понятно. Во-вторых, реальный ракетный форт времен революции. Это прикольно. И, в-третьих: киты. От той истории с китобоем «Семасу» осталось такое чувство: как в дерьмо ныряли. Надо было это стереть чем-то хорошим на ту же тему.
Сидим мы у Хагена в форте, на крыше, в саду… Ну, не в саду, а в том, что само собой выросло на этой крыше за 20 лет. Называется: «парк в английском стиле»… Пьем из древних кружек со штампом «Rotuman Revolucion Fuego Brigada» легкое домашнее триффидное пиво, и тут Хаген вспоминает про старый плафер на мелководной банке Таеовае, милях в двадцати к северо-западу отсюда. Ядро плафера — несколько тысяч гектаров густой планктонной каши, конечно, окружено плавучей изгородью, но по-любому, что-то расползается, и вокруг кишит планктон и рыба. Киты часто кормятся около разных плаферов, но долго не задерживаются. Слишком много там людей.
Плафер Таеовае — исключение. Клан горбатых китов, кочевавший между Фиджи, Австралией и Аотеароа, прибился к этому плаферу, и тут живут два-три китовых поколения. Вроде бы их несколько сотен, но никто точно не считал. А когда Хаген рассказал, как здешние киты общаются с людьми, то мы сначала не поверили. Это слишком невероятно. В голове не укладывается. А с другой стороны, человек же не предложил верить на слово, а, как правильный канак сказал: «хотите — посмотрим?»
Вообще-то, если смотреть формально, то Хаген не тянет на правильного канака. Ни хозяйства, ни семьи. Даже fare — не fare, а бывший артиллерийский капонир. У Ежика, какой бы он ни был раздолбай, хотя бы, что-то семейно-хозяйственное — in progress, а Хаген, по ходу, вообще от этого абстрагировался. Даже топливный спирт покупает! В углу, у двери — шеренга канистр «Alco-fuel». При такой доходной работе (он дизайнер робото-моторики), деньги на фюэл — это мелочь. Но жить в деревне, иметь четверть гектара земли, и не поставить бродильню с перегонным кубом? Не понимаю!
С другой стороны, субъект не безнадежен. Триффиды, все-таки посадил (хотя, если разобраться, не великий труд: закопал на солнечном склоне, около соленой воды, и собирай 6 урожаев в год). А, кстати, пиво он из них делает классное: не крепкое, не сладкое, не кислое, а ровно то, что надо. Значит, хозяйственная жилка у Хагена есть. Безнадежный в хозяйстве человек не может делать хорошее пиво! Между прочим, и сикорака — тоже показатель. Такие самоделки для хозяйства очень полезная штука…
На парня с такими рабочими параметрами, быстро падает одна, а то и две девчонки, и дальше само собой получается, что семья, дети, и нормальное для канака хозяйство. А здесь, почему-то, не падают. Из-за криминального прошлого? Фигня. Не воровство, не разбой, и не что-нибудь извратное. Снимать в порту стружку с коммерческих грузов — тоже безобразие, но из другой сферы. Кстати, «Международное католическое братство моряков» (оно же — «береговое братство»), гнилого субъекта в долю не возьмет.