День Астарты

— Мы кхмеры, — напомнил младший командир.

— Ладно, кхмер, — сказал сторож, лениво вставая, — Давай сигарету, и пошли.

Через четверть часа, красный флаг с желтой пагодой поднялся над офисом местного правительства… В маленькой провинции Оекуси, где жило меньше 10 тысяч семей, цивилизация состояла лишь из следов пребывания разных оккупационных корпусов и прочих вооруженных контингентов. Смена власти считалась тут неким нерегулярным, неприятным, но, как правило, не фатальным явлением природы. Главное, чтобы не убивали и не жгли дома. Желательно, чтобы еще и не грабили, но это уж как повезет…

Ситуация: круизный лайнер в незнакомом заливе, где есть значительное число рифов, скал, затонувших на мелководье судов и прочих невидимых подводных препятствий. Человек за бортом. Вернее люди — примерно сотня. На лайнере не осталось ни одной шлюпки. Плюс — вокруг вот-вот могут начаться боевые действия. Плюс — весь экипаж находится в состоянии нервного стресса, на грани шока от пережитых ужасов. Плюс — единственный помощник капитана нашел где-то банку спирта и мгновенно нализался. Флаг в руки капитану, организовывать в таких условиях спасательную операцию. Но бывший 3-й помощник Хэнк Худ за последние несколько дней уже так привык решать невыполнимые задачи, что взялся за это без промедлений и с полной уверенностью в успехе. План он придумал за полминуты, а затем начал решительно отдавать приказы. Матросы вообще-то были не обязаны ему подчиняться, но за последние 3 дня, они уже пришли в то состояние, когда человек подчиняется любому, кто приказывает строгим голосом. К моменту, когда истекли заявленные Ним Гоком 20 минут, на палубе «Royal Diamond» уже лежал 500-метровый капроновый трос, и на него через каждые 5 метров были навязаны пустые пластиковые 30-литровые канистры из-под питьевой воды (за последние дни их накопилось достаточно). Получилось что-то вроде поверхностного трала, и можно было (выражаясь языком рыболовов) «обметать им косяк людей». Для этой операции требовалось одно маленькое судно, пусть даже гребная лодка, которая управляла бы дальним от лайнера концом трала. Казалось бы, взять его неоткуда — все шлюпки забрали кхмеры, но был еще надувной спасательный рафт «Hydra-Raimar» с комплектом весел. Неясно, зачем этот рафт включили в лист оборудования лайнера, но сейчас он был очень кстати. Добровольцев на рафт Хэнк искать не стал — просто отдал приказ первым же четверым морякам, способным выполнить такую работу.

Когда рафт и лайнер разошлись на достаточное расстояние, чтобы трос с поплавками-канистрами образовал дугу, обеспечивающую охват кучи бессистемно плавающих в заливе людей, над виднеющимся вдали центром города взлетели султанчики дыма и раздались первые взрывы. Война продолжалась. Хэнк тихо порадовался, что никто из брошенных в воду заложников не пытался плыть к берегу. Там он ничем не мог бы им помочь. Теперь главное, чтобы из города не начали обстреливать залив. Один снаряд, упавший в воду среди людей, и… Хэнк отогнал эту мысль и продолжал работать.

В Дили местных мирных жителей было немного — люди стали покидать неуютный и опасный город еще в конце прошлого века. Кому интересен город, где нет работы, а электричество и водопровод функционируют от случая к случаю, и постоянно кто-то с кем-то воюет (индонезийцы с индепендентами, мусульмане с христианами, «голубые каски» с молодежными бандами, нефтяные и кофейные магнаты — с конкурентами)? В деревне — лучше, там можно кормиться натуральным хозяйством (огород, рыбалка), а в городе можно подрабатывать, когда не стреляют. Заработал долларов 5 — и нормально. Можно купить спички, камеры для шин старого велосипеда и батарейки для плеера.

Молодые и симпатичные девушки подрабатывали в городе проституцией. Женщины постарше, с маленькими детьми, при определенном артистизме, имели шанс получить гуманитарную помощь, иногда раздаваемую миссиями ООН или «Красного креста».

По выходным многие мирные жители ездили продавать агропродукцию на городской маркет, а вовсе отчаянные даже ставили на окраине маленькие кафе под навесами на четырех столбах. Строить тут что-то более капитальное — нет смысла, все равно через месяц — другой, сожгут при очередном дележе власти или при захвате города бандами.

О красных кхмерах и их зверствах никто из мирных жителей не слышал, а зрелище многочисленных, организованных, одинаково одетых и хорошо вооруженных людей, высаживающихся на берег и входящих в город, было тут таким же привычным, как перемена погоды. В 5 утра, дядя Жосе, владелец кафе-навеса рядом с причалами для рыбацких лодок, накладывая тушеные овощи с маисом в миски своим самым ранним клиентам — парням, выходящим на утренний лов рыбы, проводил глазами арьергард кхмеров и прокомментировал: «В городе опять кто-то с кем-то не поделился. Сейчас, точно, кого-нибудь убьют». И почти сразу же после этих его слов, со стороны города послышались сначала одиночные выстрелы, потом — пулеметные очереди, а следом за ними — гулкие взрывы. Дядя Жосе имел заслуженную репутацию эксперта по таким вопросам. Его политические прогнозы были лаконичны и почти всегда сбывались.

Один из рыбаков поднес к глазам старый бинокль (принадлежавший когда-то офицеру японского флота, пропавшему здесь без вести на войне с партизанами в конце 1942).

— Дядя Жосе, а почему индонезийские фрегаты остановились и не идут сюда?

— Потому, — авторитетно сказал кафе-холдер, — что граница. Территориальные воды.

— Чьи? Наши, что ли?

— То ли наши, то ли ООН-овские. В общем, без ООН заходить нельзя.

— А эти зашли, — заметил другой рыбак, кивнув в сторону флотилии красных кхмеров.

— Они бандиты, им можно, — лаконично разъяснил дядя Жосе.

— Отморозки, — согласился парень с биноклем, — Вон, в миле от берега, каких-то людей сбросили в море. Человек сто, не меньше. А теперь вытаскивают их как-то через жопу.

— Может, пройти на лодке, помочь? — спросил третий парень.

— Не лезь, а то убьют, — посоветовал второй, — Тебе-то какое дело?

Первый рыбак, продолжая обозревать море в древне-японский бинокль, проворчал:

— Еще какие-то штуки. Вообще не понимаю, что такое.

— Где? — спросил Жосе, наполняя чашки из кофейника, древнего, как череп динозавра.

— На полпути к Атауро, — сказал тот, передавая ему бинокль, — На, посмотри.

На фоне небольшого холмистого островка виднелась обычная старая лодка с двумя узкими поплавками-аутригерами, вынесенными на рейках по бокам, и незамысловато украшенная синей и желтой полосами, неровно проведенными вдоль борта.

— Ну, — проворчал Жосе, — Это же калоша братьев Лабриа, Франсо и Албео. Они с этим китайцем поймали какое-то говно. Кажется, дохлую акулу. И что?

— Дядя Жосе, протри глаза. Какая это, на хер, акула.

— Сам протри хером глаза. Молод еще, учить меня… — с этими словами, кафе-холдер присмотрелся внимательнее и изумленно выдохнул, — Долбиться конем, что за херня?

Естественно, тиморцы не могли найти этой вещи более адекватного определения, чем «что за херня». Ничего похожего на gliderboat «Yeka» они никогда не видели, им даже сравнить было не с чем. То, что они приняли Пак Ена за китайца — тоже понятно. Ведь китайцы есть везде, а корейцы на них похожи, но менее распространены в мире.

В данный момент кэп Пак Ен сидел на верхушке рубки Yeka, полупогруженного для маскировки. С позиции индонезийских кораблей, он был совершенно незаметен: его закрывал корпус лодки братьев Лабриа, которые эмоционально излагали кэпу свое представление о сложившейся ситуации. Говорил в основном Франсо, как старший.

— Ты пойми, hombre, мы на Атауро только-только как-то устроились после прошлой войны. Вот, купили лодку, и домик с участком в Маумета. Наша сестричка Элвира занимается огородом, и у нее есть пай в bonecar-fabric в Виа-Койн, где Eco-village, кемпинг для туристов.

— Bonecar-fabric? — переспросил Пак Ен.