Рискованные мечты

Но судьба, по-видимому, к ней не благоволила, потому что в этот момент мама вышла из задней двери им навстречу.

– Почему ты не покажешь Брету ферму? На кухне я и сама управлюсь.

– А пирожки как же? – Хилари выразительно, с немой мольбой посмотрела на мать, но та не вняла ее сигналам.

– Еще уйма времени. Брету, наверное, хочется все здесь осмотреть перед ужином.

– Твоя мама была так добра, что пригласила меня остаться, – улыбнулся он в ошеломленное лицо Хилари, а потом повернулся к маме: – Мне просто не терпится, Сара.

Слушая, как они дружески называют друг друга по имени и обмениваются любезностями, Хилари закипела от гнева. Она произнесла с подчеркнутым отсутствием энтузиазма:

– Ну, тогда пошли.

Они отошли на небольшое расстояние, и она спросила его с приторной улыбкой:

– Что желаете посетить в первую очередь? Курятник или, может, свинарник?

– Предоставляю выбор тебе, – великодушно ответил он, оставшись бесчувственным к ее иронии.

Хилари хмуро начала экскурсию.

Но вместо того чтобы откровенно скучать, Брет, вопреки ее ожиданиям, заинтересовался фермерским хозяйством, от маминого огорода до отцовской сельскохозяйственной техники. Внезапно он остановил ее, взяв рукой за плечо, и окинул взглядом пшеничное поле.

– Я вижу, что ты имела в виду, Хилари, – проговорил он. – Зрелище и правда великолепное. Золотой океан.

Хилари мрачно промолчала.

Он повернулся, чтобы идти дальше, и прежде, чем она успела возразить, взял ее за руку.

– А торнадо ты когда-нибудь видела?

– Нельзя прожить в Канзасе двадцать лет и не увидеть торнадо, – сухо ответила Хилари.

– Это же настоящее приключение!

– Вообще-то да, – согласилась она. – Как-то раз, когда мне было семь лет, мы получили предупреждение, что идет торнадо. Все засуетились, повели животных в укрытие, стали готовиться. А я стояла как раз на этом самом месте… – Она вгляделась в горизонт, припоминая. – И увидела, как прямо на нас надвигается огромная такая, черная воронка. А вокруг все неестественно замерло, так что даже ощущалось, как воздух давит на тебя. Я смотрела на нее и не могла сдвинуться с места. Папа схватил меня, перекинул через плечо и потащил в погреб. Еще несколько минут было так тихо, словно все в мире умерло, а потом… у нас над головой как будто загудели сотни реактивных самолетов.

Брет заглянул ей в лицо и улыбнулся, и Хилари ощутила, как привычно сжалось сердце.

– Хилари, – он быстро поднес к губам ее руку, – ты ужасно милая.

Хилари пошла дальше, предусмотрительно сунув руки в карманы. В молчании они обошли вокруг дома, а Хилари между тем собиралась с духом, чтобы спросить его, зачем он приехал.

– А у вас… какое-то дело в Канзасе?

– Можно сказать и так, – ответил он непонятно, и Хилари попыталась подстроиться под его небрежный тон.

– А почему вы не послали вместо себя кого-нибудь из своих сотрудников?

– Дела определенного рода лучше себя оправдывают, если заниматься ими лично, – улыбнулся он насмешливо и с явным желанием подразнить ее. Но Хилари пожала плечами, показывая, что весь этот разговор ей в общем-то малоинтересен.

Брет определенно сразу понравился ее родителям, и Хилари было крайне досадно, что он так легко вписался в общую картину. С отцом они сразу начали называть друг друга по именам и беседовали как старые друзья. Многочисленные родственники Хилари могли любого заткнуть за пояс, но Брета они не устрашили. За каких-то полчаса он очаровал двух ее невесток, завоевал уважение братьев и восхищение младшей сестры. Пробормотав что-то про пирожки, Хилари ускользнула в кухню. А спустя несколько минут услышала:

– Какая похвальная хозяйственность.

Круто повернувшись, она увидела стоящего в дверях Брета.

– У тебя нос в муке. – Он осторожно вытер его пальцем.

Хилари отшатнулась, продолжая орудовать скалкой.

– Пирожки, значит? А с чем? – И он облокотился о кухонный стол, явно намереваясь задержаться здесь надолго.

– Лимонные меренги, – коротко ответила Хилари, не желая поощрять его к разговору.

– Обожаю лимонные меренги! Люблю все кисло-терпко-сладкое. – Он смотрел на ее хмурое лицо с улыбкой. – Они мне напоминают тебя.

Она метнула в него испепеляющий взгляд, абсолютно его не смутивший.

– А у тебя ловко получается, – прокомментировал он, когда она раскатала второй слой теста.

– Мне лучше работается в одиночестве.

– Где же твое знаменитое деревенское гостеприимство, о котором столько говорят?

– Вы ведь уже сами себя пригласили на ужин? – Хилари раскатывала тесто с такой яростью, словно оно было ее личным врагом. – Зачем вы приехали? – спросила она требовательно. – Захотели поглазеть на нашу примитивную ферму? А потом в Нью-Йорке потешиться над моей семьей вместе с Чарленой?

– Перестань! – Брет шагнул к ней и взял за плечи. – Неужели ты совсем не ценишь своих родных, раз говоришь такое? – Но сердитое выражение тут же сменилось удивленным. – У вас замечательная ферма, твои родные – прекрасные, сердечные люди. В твою маму я просто успел влюбиться.

– Ну, извини, – пробормотала она, снова поворачиваясь к столу. – Это я глупость сказала.

Брет сунул руки в карманы джинсов и подошел к решетчатой двери.

– Кажется, бейсбол в разгаре?

Дверь закрылась за ним. Хилари немного погодя выглянула в окно и увидела, как Брет включился в игру, затеянную братьями. Хилари вернулась к своим пирожкам, а со двора до нее доносились жизнерадостные крики и смех.

Потом в кухню вошла мама, заговорила весело, но Хилари отделывалась только невнятным бормотанием. Оживление, царившее во дворе, сбивало ее с толку.

– Зови всех мыть руки, – прервала ее раздумья мама, и Хилари машинально подошла к двери, распахнула ее и пронзительно свистнула. Но тут же поспешно вынула пальцы изо рта и выругала себя за то, что снова сваляла дурака перед Бретом. Вернувшись в кухню, она захлопнула за собой дверь.

За ужином она оказалась за столом рядом с Бретом и, не обращая внимания на спазмы в желудке, включилась в застольную беседу, чтобы родные не заметили ее смятения.

После ужина семейство потянулось в гостиную, и Брет снова погрузился в какую-то дискуссию с отцом. Тогда Хилари демонстративно занялась игрой в машинки на ковре со старшим племянником. Его младший братик подбежал к Брету и залез ему на руки, и Хилари уголком глаза наблюдала, как Брет подбрасывает малыша на колене.

– А ты живешь в Нью-Йорке с тетей Хилари, да? – внезапно спросил ребенок, и Хилари со стуком выронила на пол грузовичок.

– Не совсем. – Брет медленно улыбнулся, увидев, как запылали у нее щеки. – Но я правда живу в Нью-Йорке.

– А тетя Хилари обещала взять меня на крышу Дома империи! – с гордостью заявил малыш. – И я плюну оттуда в воздух на высоте миллион футов. Пойдем с нами, – пригласил он с детским великодушием.

– С большим удовольствием. – Брет взъерошил темные волосы ребенка. – Когда соберетесь, обязательно скажи мне.

– Только нельзя, чтобы день был ветреный, – объяснил мальчуган. – Если плюнуть на ветер, то попадешь в себя. Так тетя Хилари сказала.

Все засмеялись, а Хилари подхватила мальчика на руки и унесла в кухню:

– Там, кажется, остались пирожки. Надо чем-то занять твой ротик.

Когда начало смеркаться, братья Хилари со своими семьями отправились по домам. На горизонте протянулись розовые полосы – следы закатившегося солнца. Некоторое время Хилари стояла на крыльце в одиночестве, наблюдая, как темнота поглощает сумерки, как вспыхивают первые звездочки и начинают стрекотать цикады.

Она вошла в дом, который показался странно тихим. Тишину нарушали только напольные старинные часы. Хилари свернулась в кресле и принялась смотреть, как папа и Брет играют в шахматы. И невольно залюбовалась тем, как длинные сильные пальцы Брета переставляют резные фигурки…

– Шах. И мат.

Она так глубоко задумалась, что слова Брета заставили ее вздрогнуть. Том одно мгновение сосредоточенно смотрел на доску, затем поскреб подбородок.