Страница 26 из 37
По вечерам и даже в лунные светлые ночи лисята привыкли теперь убегать из норы и уже самостоятельно, без присмотра, учились выслеживать добычу; Рыжий Лис, скрывая это от малышей, нередко выбирал для своей охоты такое место, чтобы быть неподалеку от них. События не раз убеждали его, что, следя за лисятами, он поступал мудро.
Однажды, когда лис лежал, затаясь в высокой траве, и подкарауливал зайца, который, по всем соображениям, должен был тут появиться, он увидел большущего енота — тот бежал, осторожно переставляя лапы и пытливо вглядываясь крупными темными глазами в каждое подозрительное место. Хотя Рыжий Лис считал свое укрытие вполне надежным, енот заметил лиса в одно мгновение: выражение его странных быстрых глаз вдруг изменилось, зрачки сразу сузились. Однако енот сделал вид, что ничего не произошло, и побежал дальше, а Рыжий Лис, чувствуя, что его видят, даже не шевельнулся. Лис и енот — это была матерая самка — относились друг к другу с большим почтением, они знали, что тот и другой умеют доблестно постоять за себя. Ссориться и заводить свары сейчас не проявляла ни малейшего желания ни та, ни другая сторона. Если бы Рыжему Лису все же пришлось драться, он наверняка бы победил, хотя противник, конечно, оставил бы у него на боках немало памятных шрамов; чтобы одолеть столь грозную самку енота, лису надо было бы приложить все проворство, всю хитрость и силу.
Вслед за матерью, отстав от нее шагов на десять, бежали три маленьких енота. Догоняя мать, они не заметили лиса, а тот, в свою очередь, не обращал на них особого внимания. Он даже не позволил себе задуматься, как вкусен был бы один из этих младенцев, если бы его поймать и съесть. Уголком глаза лис глянул в сторону и убедился, что мать вернулась назад и выжидательно смотрит на детенышей, желая знать, будет ли лис придерживаться того молчаливого соглашения о мире, которое между ними установилось.
Едва только исчезли трое маленьких енотов с их матерью, как на той же дорожке появился еще один юный енот — глазки на его голой рожице странно поблескивали, хвост был круто загнут кверху. Енот этот никуда не спешил и, по-видимому, совсем не беспокоился, далеко ли ушло от него семейство. Он праздно глядел по сторонам, наступал на трещавшие ветки и явно не боялся никаких опасностей, которые таятся в лесной глуши. То ли он был сегодня особо шаловливо настроен, то ли чересчур полагался на мать, считая, что она защитит его даже издали, но вел он себя очень легкомысленно, словно забыв о той неусыпной бдительности, которая так помогает выжить зверенышу в лесу. Глядя на столь беззаботное поведение енота, лис наморщил свой черный нос, но приставать к юному путешественнику даже не подумал.
Легкомысленный енот уже скрылся из виду, но тут Рыжий Лис увидел другого зверька: по следам енота крался не кто иной, как его собственный лисенок. Это был самый крупный, самый развитый и смелый лисенок из всего помета, в будущем обещавший стать соперником отцу по величине и силе. Но отцовского ума ему по наследству не досталось, иначе он не вздумал бы красться по следам целого семейства енотов. Видя столь безрассудную опрометчивость своего малыша, Рыжий Лис был в отчаянии. Он уже представил себе, как через минуту ему придется вступить в кровавую и бессмысленную борьбу с самкой енота, а может быть, и с самим главой семейства. Этого нельзя было допускать. Выскочив из своего укрытия, он преградил дорогу лисенку и осуждающе посмотрел на него. И поза, и взгляд, а также глухое рычание лиса совершенно ясно сказали малышу все, что ему требовалось усвоить. Лисенок с недовольным видом отступил назад, повернулся и рысцой побежал к семейной норе, вероятно, считая, что у отца были свои причины для вмешательства в дела сына. Рыжий Лис дождался, пока лисенок исчез, и глянул в ту сторону, куда удалились еноты; он успел заметить, что за ним только что подсматривала самка енота — она возвращалась на дорожку полюбопытствовать, что происходит с ее отставшим чадом.
Несколько дней спустя другой не в меру прыткий и честолюбивый лисенок, выйдя перед заходом солнца в лес, ввязался в историю, которая чуть не стоила ему жизни. На небольшой травянистой поляне, круто сбегающей вниз по склону, куда сквозь верхушки деревьев щедро били золотисто-красные лучи вечернего солнца, рядом с крупным валуном, белевшим с краю поляны, лисенок отыскал нору сурка. Гордясь находкой и рассчитывая на богатую поживу, лисенок, как кошка, припал к земле и стал ждать, когда обитатель норы выйдет наружу. Минут через пять он и в самом деле вышел — сердитый, голодный сурок, собравшийся поискать на ужин свою вегетарианскую пищу — сладкую траву и коренья. В тот миг, когда он выбирался из норы, глупый лисенок прыгнул на него, надеясь на легкую и быструю победу. Но сурок отнюдь не испугался. Приземистый, обросший бурой шерстью, вялый и жирный с виду, он весь состоял из мускулов и был чрезвычайно силен. Его длинные острые зубы грызуна, граненые, как резцы, представляли собой могучее оружие, а его маленькое сердце не знало страха. Издав злобный, свистящий писк, он повернулся к противнику и всадил ему в шею зубы.
Лисенок был изумлен, но, взвизгнув от непривычной боли, все же не разжал челюстей. Он оказался далеко не трусом и все норовил покрепче ухватить сурка за более уязвимое место. Он вновь и вновь впивался зубами в противника, свирепо кусая его, а упрямый сурок, подобно бульдогу, держал лисенка мертвой хваткой и настойчиво грыз ему шею. Минуты три или четыре сурок и лисенок вели этот упорный бой, приминая залитую солнцем траву у норы, — лишенный опыта подросток от напряжения быстро устал, в то время как сурок, будучи искусным бойцом, не терял бодрости и, мерно дыша, все ждал случая, чтобы покончить с лисенком. Еще минуты две — и обессиленный лисенок оказался бы целиком в его власти. Но именно в это решающее мгновение единоборства, когда победа сурка была так близка, он разжал челюсти, отчаянным усилием отпихнул лисенка и стремглав бросился в нору.
Наблюдательный, сметливый глаз старого бойца углядел, что по краю полянки быстро, хотя и соблюдая всяческую предосторожность, бежит на спасение своего отпрыска Рыжий Лис. Рыжий Лис великолепно знал, сколь упорен и храбр в бою сурок, и нельзя сказать, чтобы он остался недоволен успехами сына. Он заботливо зализал ему рану и улегся около норы, твердо решив дождаться, когда сурок вновь выйдет наружу. Лису очень хотелось отомстить за нанесенную малышу рану и в то же время поужинать жирным мясом врага. Но лис ждал напрасно. Сурок оказался слишком опытным и изобретательным зверем. Футах в восьми-десяти от входа в нору, за густыми кустами осоки, которой обросло гнилое рухнувшее дерево, у сурка был вырыт другой вход в его жилище. Здесь-то, высунув из-под земли самый кончик носа, он и укрывался, терпеливо следя за Рыжим Лисом. Добрых полчаса сторожил Рыжий Лис у первого входа в нору, тогда как сурок подглядывал за лисом из второго. Сиявший багровыми красками закат уже угас, землю обволакивали синеватые росистые сумерки. Рыжий Лис, утомись от безделья, побежал прочь в поисках менее унылого и однообразного занятия. Сурок посидел еще минут двадцать в своем укрытии, затем смело вышел наружу и отправился по своим делам — добывать на ужин безобидные травы и листья.
Когда лето перевалило уже за половину, всю землю Рингваака охватила необычайно жестокая, ужасающая засуха. Целыми неделями не выпадало ни капли дождя, неумолимое солнце высушило на земле последнюю влагу. Ручьи пересохли, колодцы в поселках оскудели и замутились, лесные пруды чудовищно обмелели, обнажив кучи жестких поникших водорослей и широкие полосы ила, на котором оседала грязная пена. В этот-то ил, пока он не совсем высох и не затвердел, с отвращением зарывались всякие водяные насекомые, головастики и раки. Их мудрому примеру следовали и лягушки, но далеко не все — наиболее предприимчивые и нетерпеливые из них пускались в далекие путешествия, надеясь еще найти водоемы, которые не уничтожила сушь. Нивы в долине, только вчера зеленевшие хлебами, теперь приобрели болезненный желтовато-серый цвет. Клены, тополи и березы на склонах холмов и гор оделись в осенние краски задолго до положенного срока — однако листва их отнюдь не блистала осенним великолепием, а была тускла и безжизненна. Лишь громадные бальзамовые тополи, вязы и ветлы, росшие вдоль цепочки озер далеко в долине, вытягивали своими корнями влагу глубоко из земли и зеленели, бросая вызов дышавшему зноем небу.