Страница 35 из 37
Не дав себе труда тщательно обыскать дом, Морган, уверенный, что имеет дело с Лорой, даже не счел нужным удостовериться в искусственности кожного покрова. Ему не терпится использовать эту новую жертву, прежде чем умертвить ее согласно полученным инструкциям, в качестве подопытного кролика для начатых несколько месяцев назад экспериментов с ядами тропических рептилий и насекомых — желтого скорпиона, большого черного паука, тарантула, рогатой гадюки и т. п. Как известно, он намеревается создать препарат нарывного действия, который если смазать им определенные участки внешних половых органов женщины — был бы способен вызвать серию сексуальных сокращений, становящихся все сильнее и продолжительнее, равно как и мучительнее, чтобы через несколько часов наступала смерть жертвы в неслыханных муках, соединенных с величайшим наслаждением оргазма. Подобное снадобье совершенно необходимо получить перед грядущим торжеством Революции и празднеств в ее честь: согласно уже составленной программе, дабы избежать массового истребления белых, следует прибегнуть к человеческим жертвоприношениям, обставленным с максимальной яркостью и выразительностью: коллективные изнасилования, в которых сможет принять участие любой прохожий, поскольку подмостки, где будут уложены в разнообразных позах самые красивые девушки города, должны быть воздвигнуты на каждом перекрестке; театральные представления, в ходе которых избранницы будут подвергнуты еще невиданным пыткам; цирковые игрища наподобие античных, общественный конкурс на лучшее приспособление для пыток перед лицом жюри из опытных специалистов: признанные наиболее удачными орудия должны быть затем — в будущем обществе сохранены в качестве законного средства умерщвления, наподобие французской гильотины, которой, впрочем, далеко до их утонченности и совершенства.
К несчастью, доктор Морган только что потерял одну из наиболее ценных своих питомиц (прекрасную „черную вдову“, привезенную из Мексики) и несколько страниц С интереснейшими наблюдениями, записанными в ходе опытов. И теперь он бегает, как безумный, по нескончаемым подземным коридорам метрополитена. А я устремился в погоню за ним, однако уже давно потерял его след, и продолжаю двигаться размеренным, быстрым, уверенным шагом по лабиринту, состоящему из лестниц и галерей, как человек, который знает, куда идет. Обрыв.
Трубач из „Старого Джо“ начинает тогда незаметно придвигать ко рту мундштук своего инструмента из полированной меди, застывший в воздухе примерно в десяти сантиметрах от коричневых губ, все еще искривленных, как в момент фортиссимо. В обширной прокуренной зале все головы вновь поворачиваются к нему. Пальцы Лоры, уже принявшие форму воображаемой сферы, наконец, обхватывают белую фарфоровую ручку. На магнитной ленте возобновляется прерванная сцена. Обрыв.
Но я уже какое-то время задаю себе вопрос, не поселилась ли Лора в этом доме, следуя точным инструкциям все того же Фрэнка, который, возможно, приказал ей следить за рассказчиком, изучая все вокруг — вплоть до самых укромных уголков его жилища, вплоть до интимных жестов, старых привычек, тайных мыслей. Шпионя за мной, она поддерживает постоянную связь с лже-Бен Саидом, который наблюдает за домом с тротуара напротив. Они обмениваются сигналами через окно. И время от времени он передает ей шифрованную книгу сквозь разбитое стекло на пятом этаже: пятна, оторванные клочки и отсутствующие страницы представляют собой послания чрезвычайной важности; именно этим объясняется плачевное состояние моей библиотеки, равно как внезапное появление новых полицейских романов, возникающих столь часто и неожиданно, что это можно сравнить лишь с их непостижимым исчезновением. Обрыв.
Трубач из „Старого Джо“, должно быть, и есть тот человек с серым лицом стального цвета, который шел по стопам Брауна до двери в фальшивый терапевтический кабинет. Оставшись по другую сторону матового стекла, он подслушал пароль, а затем повторил его медсестре и без труда проник, таким образом, в самую сердцевину этой истории. К несчастью, дальнейшая его судьба неизвестна. Обрыв.
Я потерял точно так же след юного Марка-Антуана, подростка, одетого в краденую кожаную куртку, чей нагрудный карман украшен вышитой буквой, вероятно, означающей инициал от имени William. Джинсы свои он порвал, когда угонял белую машину, принадлежащую молодой супружеской паре, и этой машине затем нашлось место на пустыре за забором, обклеенным рекламными афишами. Обрыв.
В погоне за преступным хирургом я достигаю торговой галереи, расположенной под испанским кварталом Бруклина, и вновь прохожу мимо большого магазина религиозной литературы, где посетителям предлагаются одеяния для конфирмации на любой вкус. Нельзя не залюбоваться стоящими в витрине живыми манекенами: это двенадцать девочек в возрасте от тринадцати до четырнадцати лет, неотличимых друг от друга — одинаково красивые и стройные, они рекламируют отдельные предметы самого дорогого костюма, предназначенного для праздничного торжества, причем на первой надеты только черные капроновые чулки с золотой цепочкой и крестиком на правой ляжке вместо подвязки, на второй уже появляются узкие трусики с кружевами ярко-красного цвета, а последняя предстает в полном облачении с вуалью и покрывалом, еще сохранившим свою незапятнанную чистоту Вокруг развешаны некоторые орудия умерщвления плоти — цепи, вериги, хлысты. В самом же магазине с целью приобщить детей к понятиям благодати и греха, выставлены восковые фигуры в натуральную величину, подобные тем, что можно увидеть в музее преступлений, но только здесь они предстают в сценах, где святые девы изображены в момент, когда их мученическая кончина обретает наибольшую выразительность для зрителя. Обрыв.
Возникает вопрос. Кто такие эти белокурые медсестры, о которых постоянно, через более или менее долгий интервал, заходит речь в тексте? Чем занимаются они в кабинете своего шефа-психоаналитика? Какова их точная роль в повествовании? Почему о них было сказано, что это „лже-медсестры“? И отчего их белые халаты испещрены маленькими красными пятнышками? Обрыв.
Возврат. Когда Лора закрывает дверь библиотеки и вновь подходит к большому зеркалу, она замечает на черном мраморе столика поддельный ключ, забытый Бен Саидом. Неосознанная улыбка легкой тенью пробегает по ее застывшему лицу. Ступая беззвучно, словно сомнамбула, но уверенно и без остановок, она при помощи захваченного ключа открывает дверь своей тюрьмы и, не дав себе труда закрыть за собой створку, идет вдоль прямой улицы по направлению к станции метро. Значит, именно ее я увидел со спины, когда она стояла, уткнувшись лицом в маленькое стекло двери, ведущей в тамбур, в самом конце пустого вагона, куда я вошел, сделав пересадку. Чуть позднее она вновь попалась на глаза и была схвачена, когда ее со всех сторон окружили наши агенты, а именно: Бен Саид, которому надлежало зафиксировать все подробности ее ухода и предупредить остальных сообщников, юный W, иными словами, один из трех шалопаев, мелькающих то там, то здесь в ходе повествования, доктор Морган собственной персоной, М-вампир метрополитена. Обрыв.
Еще позднее Лора, которую во время допроса неоднократно и продолжительно насиловали в разнообразных, странных и неудобных позах, удерживая силой, что показалось ей очень возбуждающим после нервного напряжения во время бегства с железной платформы и двусмысленного удовольствия, испытанного при собственной поимке, оказывается запертой в железной клетке, что находится в маленькой подземной комнатушке, целиком облицованной белой керамической плиткой. Из неистребимого желания лгать она несколько раз неправильно отвечала на вопросы хирурга — особенно по ходу изнасилований в полном смысле этого слова. Теперь она спрашивает себя, чем же все это закончится. В частности, ей приходят на ум те последние признания, что поведала за чаем ее мимолетная подруга Сара Гольдштюкер, которой, видимо, не терпелось рассказать кому-нибудь (особенно, если собеседница производит впечатление повредившейся в уме, что располагает к откровенности, ибо это то же самое, что разговаривать с глухим или с кошкой) историю своей драматической юности: беспокойное детство, подростковые грезы, влияние семейного врача, помешанного на сексе (которого зовут не Мюллер, а Жюар) и т. п. Обрыв.