Невидимое зло

Он не стал говорить Нелсу о своих подозрениях — в последнее время отношения между ними испортились. Я очень просила Джорджа все-таки поговорить, но сомневаюсь, что он меня послушает.

Я спросила его, была ли Беатрис в Кейптауне в конце прошлого месяца, когда Нелс не ночевал дома, хотя про это я Джорджу, конечно, не сказала. Похоже, в то время она действительно была в Кейптауне. Джордж, кстати, сообщил, что Нелс возвращается завтра и Беатрис прилетает вместе с ним. Я злюсь ужасно!

13 августа

Я по-настоящему испугалась, когда забирала Кэролайн из школы после обеда. Мы шли по тротуару, и вдруг я увидела его. Молмана! Он сидел в синей машине напротив входа в школу и смотрел на нас. Он наверняка заметил, что я его увидела, но не подал виду. Просто продолжал сидеть и молча смотреть. На нас с Кэролайн.

Я должна сделать все, чтобы он не причинил ей вреда. Если я буду вести себя так, как он хочет, то с ней ничего не случится. Я должна дать понять Нелсу, что потеряла всякий интерес к «Лагербонду».

Нелс вернулся. Он прилетел сегодня утром и сразу направился в офис. Думаю, что Беатрис он устроил в какой-нибудь гостинице на берегу. Я с ним еще не разговаривала о ней, но сделаю это обязательно.

Интересно, она действительно тайный агент? Если да, то, может, она и есть та Импала, о которой говорится в докладной записке о Нелсе Дэниела Хавенги? Наверняка!

14 августа

Нелс вчера вернулся только в девять часов вечера и выглядел совершенно измотанным. Он налил себе солидную порцию коньяку и устроился у камина. Я присела рядом.

— Я вчера виделась с Джорджем Филдом, — начала я.

— Вот как? — отозвался он, не проявляя ни малейшего интереса.

— Он говорит, что в «Мейл» внедряли шпионов.

— Я знаю. Мы не раз обсуждали это в последние годы. В мае он даже уволил журналиста.

— А он не упоминал в этой связи Беатрис Пинар?

— Нет, не упоминал. — Глаза Нелса недобро блеснули. — А должен был?

— Он сказал мне, что она вызывает подозрения.

— Он ошибается. В любом случае она работает в Филадельфии, а не здесь. И ее рекомендовал Дэниел Хавенга. А он мой друг!

— Который скорее всего является членом «Брудербонда».

— Каждый африканер с положением является членом «Брудербонда». Таких тысячи!

— Включая тебя?

— Нет, — ответил Нелс. — Я тебе уже говорил. Я не вхожу туда.

— А тебя звали?

— Нет. Уверен, что наверняка позвали бы, не будь они уверены, что я откажусь. Не говоря уже о том, что за эти годы «Мейл» опубликовала десятки статей с разоблачением их деятельности.

— А «Брудербонд» имеет какое-нибудь отношение к «Лагербонду»?

Нелс нахмурился:

— По-моему, я уже просил тебя никогда не касаться этого вопроса.

Я почувствовала, как во мне закипает гнев, но сдержалась. Я не забыла, как той ночью он назвал меня мразью: боль от этого так и не прошла. Но еще больнее было сознавать, что мы сидим и мирно обсуждаем его любовницу, будто она обычная служащая. Но сейчас моей задачей было сообщить ему нечто важное.

— Ты прав. Это все навсегда забыто. — Он внимательно на меня посмотрел, и мне удалось выдавить из себя улыбку. — С кем ты встречаешься — не мое дело и меня не касается, — заявила я. — Я не хочу ничего об этом знать.

— Это правильно, — одобрил он. — Мы должны проявлять максимальную осторожность и в разговорах, и в поступках. Все мы. В стране становится все опаснее. Я хочу поговорить с Зан, чтобы она перестала посещать разные митинги, пока живет у нас. И к тебе, кстати, это тоже относится.

— Нелс, ты сам-то себя слышишь? — поинтересовалась я. — Вспомни обо всех мужественных людях, которых ты поддерживал все эти годы. Людях, которых бросали за решетку только за их убеждения. Как же у тебя могут возникнуть проблемы из-за посещения Зан митинга против призыва в армию? Или моего… моего…

Я начала предложение, которое не знала, как закончить. Нелс тут же насторожился:

— Твоего — что, Марта? Что ты сделала, из-за чего у меня могут возникнуть проблемы?

— Ничего! — Я вспомнила о Либби Вайсман, о полицейских фотографиях на похоронах Тандо и о Молмане. О нем — особенно.

— Я же сказала, что твои дела меня не касаются.

Он не поверил.

— Послушай, — сказал он. — Игра здесь подходит к концу, и ставки возросли необычайно. Ты знаешь, что сейчас никто не может считать себя в безопасности, ни один из нас. Ты можешь оказаться за решеткой, если не хуже. Ты помнишь свое обещание, которое дала сразу после свадьбы?

Это явилось последней каплей. До тех пор я искренне пыталась сделать вид, что Беатрис не существует, что она не имела никакого значения хотя бы на один этот вечер. Я грохотом поставила стакан.

— После свадьбы мы оба дали обещания друг другу. Я буду выполнять свои, если ты не будешь забывать о своих! — Я выскочила из гостиной и бросилась в спальню.

Нелс пришел очень не скоро. Мы не разговаривали.

Наконец он уснул. Но я лежала с открытыми глазами, и мои мысли перешли с Нелса на него. На самом деле я думаю о нем постоянно. Интересно, когда мы увидимся. Не могу этого дождаться.

Позже…

У нас только что была гостья. Пенелопа. Что за визит! Все было бы даже забавно, если бы не было так грустно.

Она приехала около трех часов пополудни. Слава Богу, с водителем. Мы с Финнисом копались в саду, подрезая розы. Нам нравится это делать вместе и сравнивать результаты. Когда розы цветут, сад просто великолепен, и я считаю, что во многом это благодаря тому, что мы их правильно подрезаем. В кроне дерева громко перекликались сорокопуты.

Я заметила, как к дому подъехал «ягуар». Из него вылезла Пенелопа и, неловко семеня ногами в нелепых белых туфлях на шпильках, позвонила у входной двери. Я подошла сзади и поздоровалась. Я думала, она лопнет от злости! На ней были ярко-желтые брюки в обтяжку и белая блузка с оборками. Я не видела ее уже лет пять. За эти годы она сильно располнела, все как-то обвисло, волосы выкрашены в оранжевый цвет, плохо сочетавшийся с брюками. Я видела ее фотографии сразу после свадьбы с Нелсом. Она была потрясающе красива: изумительная фигура, длиннющие ресницы, выразительные светящиеся глаза. Даже несколько лет назад она еще сохраняла остатки былой красоты. Но не теперь. Теперь она была старой, толстой и ожесточенной.

— Привет, Пенелопа, — сказала я с вежливой улыбкой.

— Я приехала за своей дочерью.

— Я не знала, что вы договаривались.

— Мы не договаривались, но я приехала за ней.

— То есть?

Пенелопа выпрямилась во весь рост. Она намного ниже меня, но стояла на ступеньке и была на шпильках, поэтому смотрела на меня сверху вниз.

— Вы забрали мою дочь, и теперь я увожу ее обратно. Вы держите ее здесь и запрещаете видеться со мной. Я этого не допущу!

Ее акцент всегда раздражал меня своей гнусавостью. Только сейчас я обратила внимание, что она растягивает слова. В воздухе появился запах алкоголя. Меня это не удивило.

— Ей двадцать четыре года, — напомнила я. — Она может приезжать и уезжать, когда захочет. Ты не можешь ее забрать, а я — удержать.

— Ты украла ее у меня, так ведь? Как украла мужа и газеты моей семьи?

Меня так и подмывало признать, что я украла его, что мне стыдно и что она может забрать его обратно. Представляю, какую чудесную пару они могли бы теперь составить с Нелсом!

— Кстати, о газетах. Я слышала, вы их продаете? Это так?

— Насколько я знаю, да.

— Так вот, надеюсь, Нелс не забыл, что эти газеты принадлежат моей семье. Если он продаст, то, как порядочный человек, должен вернуть эти деньги мне.

— Я передам ему, — пообещала я. Когда Пенелопа начинает рассуждать о газетах, то остановить ее очень трудно. Отчасти я ее понимаю. Вскоре после свадьбы ее отец помог Нелсу приобрести разорявшийся газетный концерн, владевший «Йоханнесбург пост» и «Дурбан эйдж». А через пару лет дал денег для покупки «Кейп дейли мейл». Это был подарок. Как рассказывал Нелс, они отлично ладили с отцом Пенелопы, и старик с удовольствием деньги именно ему давал, а не инвестировал и никогда не настаивал на оформлении акций и на Пенелопу тоже. В 1967 году он умер, оставив, между прочим, Пенелопе огромное состояние в акциях золотых приисков. Когда в 1970 году Пенелопа и Нелс разводились, она настаивала на получении по меньшей мере половины газетного бизнеса. Разбирательство приняло очень некрасивый оборот, и Нелс не посвящал меня в детали, однако ему удалось остаться единоличным владельцем «Зейл ньюс». Но Пенелопа, видимо, до сих пор так и не смогла с этим смириться и успокоиться. На мой взгляд, эти газеты постоянно напоминали ей о том, как хорошо ее отец относился к Нелсу, чего она никак не могла пережить. Я не исключаю, что после продажи она успокоится.