Страница 39 из 80
Мысль о том, чтобы пообедать с ним, меня совсем не прельщала, поэтому я отослала его, едва мы оказались на улице. Я стояла возле офиса «Интеллидженсер» с чемоданом в руке и ждала такси. Забарабанили первые крупные капли летнего ливня, такого обычного для этих мест. Я смотрела на низвергавшиеся потоки, заливавшие улицы, с четверть часа, пока наконец не поймала такси.
Я велела ехать в аэропорт.
Сейчас я пишу эти строки в самолете на пути в Миннеаполис. Чувствуется болтанка — пилот сказал, что мы проходим грозовой фронт, — и мне трудно писать ровно.
Я чувствую себя ужасно. Будто какой-то великан засунул руку мне в живот, схватил внутренности, начал их выкручивать и никак не остановится. На последнем предложении расплылось пятно: это упала моя слеза, а не следы водки с тоником, которую я разлила. Стаканчик с напитком упал мне на колени и оставил пятна на белых брюках. Но я не жалею, что заехала в Филадельфию. Я должна была все узнать, причем не роясь в вещах Нелса, не нанимая частного детектива и не выпытывая у знакомых сплетни. И я рада, что увидела ее.
Рада? Пока я стояла под дождем, дожидаясь такси, я поняла очевидное. Она совсем такая же, как я, вернее, как я была. Я познакомилась с Нелсом при таких же обстоятельствах. Мне было примерно столько же лет, когда он предложил мне поработать какое-то время в его газете. Он тогда был женат, а я была высокой, светловолосой и привлекательной, правда, не такой хладнокровной стервой, так эта. Однако сходство налицо.
Я знала, что поступаю нехорошо, забирая Нелса у Пенелопы, но не жалела об этом. Я говорила себе, что у меня нет выбора: я люблю его, а он — меня. Она была ужасной женщиной и уже тогда пила слишком много. Родители меня не поддержали. Сначала, мне кажется, они решили, что я сошла с ума, решив выйти замуж за какого-то африканера, поддерживающего апартеид, но потом, когда они познакомились, то увидели в Нелсе приличного человека. Именно приличного, правда, на десять лет старше меня.
Мои родители — хорошие люди. Они простили меня. Думаю, что со временем Нелс даже начал им нравиться. Что я теперь им скажу? Что он лживый донжуан, за которого они сразу его приняли?
Мне надо еще выпить.
6 августа
Как же я люблю своих родителей! Моя мама была такой понимающей! Конечно, увидев меня у двери, полупьяную и расстроенную, она сразу почувствовала, что что-то не так. Судя по всему, им звонил Нелс, желавший знать, где я и почему меня нет в квартире в Филадельфии. Мама не задавала никаких вопросов, ничего не выпытывала и просто была рада снова увидеть меня дома. Она позвонила Нелсу и сообщила ему, что я у них дома, что у меня все в порядке, но я слишком устала, чтобы с ним разговаривать.
Этим утром я сижу на крыльце в кресле-качалке и смотрю на озеро. Я позвонила Кэролайн — она только что вернулась из школы, и у нее все нормально. Мне не по себе, что я оставила ее, но Дорис и Зан присмотрят за ней несколько дней.
После обеда мы с отцом собираемся походить под парусом. Надеюсь, он справится. Он выглядит хуже, чем в прошлый раз, когда они приезжали в Южную Африку на Рождество. Ему больше семидесяти — семьдесят два, если быть точной, но только сейчас он начинает выглядеть на свой возраст. Хотя маме шестьдесят девять, она еще совсем не старушка.
Думаю, что поговорю с ней о Нелсе. Она единственный человек, с кем я могу поговорить.
Позже, в тот же день…
Мы отправились с отцом походить под парусом. Он едва справлялся. Уверена, что без меня он бы не управился. Видеть его стареющим просто ужасно.
Но на воде было чудесно: мы плавали между маленьких островков, которые я так хорошо знаю. И ему очень нравилось, что мы вместе. Здесь тоже жарко, около тридцати градусов, но влажность не такая высокая, как в Филадельфии. Правда, для отца все равно слишком жарко. Я была рада, когда мы вернулись и он оказался в прохладе кондиционера.
Я поговорила с мамой о Нелсе. Она все правильно восприняла, в чем я и не сомневалась. Она не осуждала, ни разу не сказала, что знала, какой он негодяй, с самого начала. Она не стала давать никаких советов, тем более что очевидных советов здесь и быть не может. И я ее знаю — даже если бы я ее спросила, она бы ответила, что решать, как быть дальше, нужно мне самой. Но мне нужно было поговорить с кем-то обо всем этом и почувствовать чью-то любовь — простую и бескорыстную. Я знаю, что ощущение будто если она меня поцелует, то все пройдет — иллюзия. Но так приятно прожить хотя бы пару дней в такой иллюзии.
Я не стала ей рассказывать о «Лагербонде» и о том, что со мной случилось в Гугулету. Это испугает ее насмерть. Это пугает меня насмерть.
Я позвонила Монике — узнать, не можем ли мы повидаться. Она сказала, что Нэнси уехала с детьми в Калифорнию навестить своих родителей, а с Арлин она свяжется и попробует договориться на завтрашний вечер.
7 августа
Только что вернулась со встречи с подругами. Я немного пьяна и устала, но обязательно должна это записать. Сейчас мне все кажется предельно ясным. Америка, Южная Африка, Нелс и эта африканерская стерва Беатрис. Я знаю, что мне делать. Как я должна поступить с этим негодяем Нелсом. Он думает, что может позволить себе завести Беатрис и забыть обо мне только потому, что мне сорок четыре года. Но я все еще хорошо выгляжу, и я это знаю. Это он старик! А как насчет детей? Что, по его мнению, он сделает с детьми? И как быть с его страной? Он отказывается от родины! Что за чертов трус, проклятый старый чертов трус!
8 августа
Одиннадцать часов, а я только встала и выпила кофе. Вообще-то это моя третья чашка. Похмелье. Ну и дела! И сколько глупостей я понаписала прошлой ночью. Неужели мне действительно все казалось «предельно ясным»? Если у меня и правда были ответы на все вопросы, то я их совершенно не помню. Абсолютно! Как же грустно, что мир кажется больше понятным, когда ты пьян, чем когда трезв.
Мы отправились в заведение, которое называется «Ти-джи-ай Фрайдиз», в Миннетонке. Там смешивают отличные коктейли. Было здорово увидеться после стольких лет, особенно сначала. Мы подружились с Моникой и Арлин еще в первом классе, а Нэнси присоединилась к нам уже в седьмом. За нами бегали все мальчишки, но мы были умнее их. Мне кажется, они нас боялись. Наверное, нас боялись и учителя, настолько независимо мы держались. Но мы все закончили хорошие колледжи: Моника с Арлин — Сент-Олаф в Миннесоте, я — Софии Смит на востоке, а Нэнси — Беркли на западе.
Один коктейль сменял другой, и наша беседа становилась все бессвязнее и оживленнее. Мы все прошли через проблемы с работой, детьми и мужьями. С мужьями особенно.
Я рассказала им о Нелсе и Беатрис. Вообще-то у меня не было такого намерения, но после всего, что они поведали о своей жизни, я чувствовала, что должна это сделать. Они проявили сочувствие, но все считали, что от мужчин другого ждать не приходится. Я старалась объяснить им, что происходит в Южной Африке, что я по-прежнему противница апартеида и что верю в право чернокожих людей на нормальное человеческое отношение.
Когда мы выходили из ресторана, Моника взяла меня за локоть. «Если ты чувствуешь, что должна остаться там, оставайся, — сказала она. — Пережди все это. Не убегай». Мне кажется, что она имела в виду Южную Африку, а не Нелса. Неужели дело дойдет до такого выбора?
Похоже, я начинаю вспоминать, что думала прошлой ночью. Но теперь, когда я протрезвела, это не кажется мне хорошей идеей. А там… посмотрим.
11 августа
Через пару часов мы приземлимся в Кейптауне. Над африканским континентом встает солнце, и я счастлива.
Уже очень давно я так себя не чувствовала. Прошлой ночью, думая об этом, я не могла сомкнуть глаз.