Даун

Я хочу достать его. Я бегу. Я тянусь. Но у меня ничего не выходит. Я знаю: когда-нибудь у меня это получится. Тогда изменится все. Но сейчас не время. Я почувствую, когда придет пора.

Я не хочу просыпаться. Мне страшно.

Обычно я люблю смотреть, как поднимается солнце. В это время все становится красивым. Красивым и немножко загадочным. Как в сказке. Еще ни разу, с тех пор как я здесь, я не пропускал рассвет. Но сегодня – не хочу. Я не хочу, чтобы наступал сегодняшний день.

Я слышу, как бабушка проснулась и начала заниматься по хозяйству. Она никогда не будит меня по утрам. Делает все как можно тише. Так, чтобы не потревожить меня. Но сегодня все по-другому. Нет, бабушка все так же старается не разбудить меня. Просто я сегодня чувствую все намного сильнее и гораздо острее. Как будто сегодня что-то произойдет. Что-то такое, что снова изменит мою жизнь. Ведь не случайно я вчера нашел оранжевый мячик. Тот самый, что привез Сережа. Тогда я не захотел его брать. Я не хотел снова быть один. Я думал, Сережа заберет его с собой.

Но он не стал этого делать. Он оставил его на подоконнике. Он устал быть один. Наверное, он просто соскучился по Оле. Но почему один все время должен быть я?

Я смотрю на бабушку. Я удивляюсь, словно вижу ее впервые. Я только что заметил родинку у нее на шее. Точно такую же, как у мамы. Бабушкина любимая брошь. Она похожа на листик. Ее платье в горошек. Ее фартук, старые тапочки – все это я видел уже много раз. Очень много, но только сейчас я начал замечать много нового. Я больше не хочу спать. Я встал. Я смотрю на бабушку. Я стараюсь запомнить ее.

Бабушка

Костик сегодня рано проснулся. Еще и петухи-то не кричали. Обычно он под одеялом подольше понежиться любит. Поспать как следует, сил поднабраться. Силы ему ох как нужны! Много сил. Чудак Михалыч, но он – единственный друг Костика. То на рыбалку заберет ребенка, то в баню, то в поле, то еще куда. И углядеть-то не успеваешь.

Долго я думала над этим. Ох, как долго. Думала сначала, деду жаль мальчугана просто, вот и возится с ним днями целыми. По Славке своему соскучился, а тут тебе и отрада на старость годов-то. Да не так это все просто, оказывается. Михалыч и Костя – друзья. А там, где дружба, там и места-то нет жалости.

Грешна, завидую им временами. Они могут дружить. Видят они друг в друге что-то такое, чего другим-то и не понять никак. Для меня даже, старухи древней, и то загадка это все. Уж и так, и сяк. Я вот, например, уж и к себе Костика забрала, уж и вожусь с ним, а все одно – не дружим мы. Казалось бы: отдать его, как отец хотел, в интернат или куда там еще. И мороки тебе никакой, и живи спокойно. Ан нет, к себе в деревню взяла на старости лет. Вот почему так, кто ответит? Я как ответ нашла, так и заснуть не могу теперь. Стыдно стало перед Костиком-то. Да чего там? Перед самой собой стыдно страсть как, перед дочерью! Перед Господом!

Сегодня не так что-то. Костик с меня и глаз-то не сводит. Смотрит себе и смотрит. По мне – так ради Христа. Всему рада, не грустил лишь бы внучок. Да все равно мурашки по коже бегут. Странный он, Костик-то. Ей-богу, странный! Смотрю на него и вижу: чувствует он все. Что было, что есть, что будет. Почувствовал же тогда, что с матерью беда приключилась! От мысли одной страшно как-то становится. Да не за себя, за него. За душу его чистую.

Смотрит он на меня так, словно в последний раз видит.

Уж сколько лет прошло – как сейчас помню. В день тот на отца так же точно и смотрела-то. Чувствовала ведь, что день последний живет он. Да только объяснить не смогла. Как забрали его, с тех пор и не видели мы с матерью его уже никогда. Вот так точно и Костик смотрит на меня. Словно последний раз видит. Мне-то что? Отжила свое старуха-то. Вон уж и седьмой десяток к концу подходит. Да за внука душа тревожится. Как ему без меня?

Михалыч

Уж никак не хотел мотоцикл заводиться сегодня. И так я его, и эдак! Завел-таки. Не забалуешь у меня! Надежду сегодня в Центр отвезти обещался. А вот тебе и незадача – мотоцикл-то не заводится!

Вот беда-то! Молодой был когда, так за такое и под трибунал отправляли. Сашка-то этот, как его… Водитель замполитовский. Ну, рыжий-то, этот. Газик с утра свой не завел. Так его живо под трибунал. Вредитель! А как иначе-то? Замполиту в Центр ехать, а тут на тебе, машины-то и нет! Под трибунал! Потому как порядок такой. Раньше с этим того, строго было страсть как!

А я-то сейчас, как назло, в костюме своем парадном. С медалями. Нельзя ведь в Центр как ни попадя ехать. Тут дело такое: при параде при полном должно быть. Иначе никак! Порядок потому как такой. Так и вещь такую портить не будешь-то! А и времени осталось всего-то и ничего. Надежде в восемь обещал прибыть. Вот тебе незадача-то.

И так его, и сяк! Завелся-таки. Смотри, у меня не забалуешь. Надежду отвезти в Центр, все одно что замполита. Тут важность нужна особая. Благонадежность. Она с кем ни попадя не поедет. Вот и вчера так спрашивает: «Не отвезешь ли, Михалыч, меня в город?» Я помочь рад страсть как. Согласился, конечно. Откажешь разве, если Надежда просит. А тут – на тебе, мотоцикл-то не заводится.

Всю дорогу так и норовил заглохнуть. Уж и эдак я его, и так. Доехали-таки. На часы посмотрел: восемь ноль-ноль. Как штык. Иначе – никак! Сейчас Костику гостинцев передать надо. Надежде, вот, тоже почтение засвидетельствовать. Потому как порядок такой! Она у нас в колхозе председателем последние лет десять была. Как старый-то спился совсем, так и взяла на себя она руководство. Уважаю! Работали ведь!

Константин Борисыч! Даже ты меня встречаешь сегодня с утра ранехонько. Словно знал, что проблемы с техникой, вот и решил проверить: как, мол, Михалыч с обязанностями своими справляется. А я так и отвечу: «Справляемся! Техника, конечно, барахлит, ну так и мы не лыком сшиты! У нас не забалуешь!» Понимает, значит, в Центр ехать – не шутки шутить. Тут все должно быть в порядке полном. И никаких тебе «но-но».

Костик

Михалыч! Сегодня он везет бабушку в город. Для него это целый обряд. Он даже надел свой костюм со значками. Наверное, он одел его, чтобы не потеряться. Чтобы бабушка его везде могла заметить. Хотя зачем? Михалыча не потерять из виду нипочем. Он такой громадный! А еще – лохматый. Как медведь из сказок. Такой смешной в этом костюме!

Мы завтракаем. Михалыч важно рассказывает, как в последний раз был в Центре.

– Лет двадцать как был там в последний-то раз. Никак не меньше. Славку в институт провожал. Народищу там я вам скажу! И все при пиджаках. Все аккуратные такие. Потому как нельзя в Центр потрепанным ехать. Не положено. Порядок потому как такой. Так я тогда, помню, на киносеанс попал даже. Ситро, значит, купил – и в зал. Так ведь не пускают! Нельзя, потому как с ситро, в кинозал.

Я слушаю Михалыча. Представляю себе эти чистые улицы. Этих людей в пиджаках. Я вместе с Михалычем сижу в кинотеатре и смотрю фильм. Я пытаюсь представить себе, как это: сидеть в огромном зале и смотреть на стене кино. Я никогда раньше не был в кинозале. Никогда. Я слушаю Михалыча. Не пропускаю ни одного его слова. Я хочу поехать вместе с ними.

– Бабушка, Михалыч, возьмите меня с собой! – прошу я их. – Я тоже хочу попасть в Центр! Я хочу в кино!

– А что Константину Борисычу делать здесь одному весь день-то навылет? Пусть бы с нами поехал. Посмотрел бы, что это такое – Центр, – понял меня Михалыч.

Бабушка не ждала такого. Почему-то она ничего не ответила. Ей сегодня неспокойно. Она чего-то ждет. Чего-то нехорошего.

– Пусть побудет дома. А то я уже и Аркадьевну попросила к себе взять его. У нее внуки приехали, пусть поиграют чуть. А то ведь и неудобно перед человеком получится. Договорилась же.