Страница 1 из 170
Семен Резник
Вместе или врозь?
Судьба евреев в России
Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына «Двести лет вместе»
От автора
«Треть евреев вымрет, треть евреев выселится, а треть евреев совершенно растворится среди окружающего населения».
Так в конце XIX века К. П. Победоносцев — один из ведущих государственных деятелей двух последних царствований — сформулировал генеральную линию российской власти по отношению к евреям. Как это ни парадоксально, но в Советской России программа идеолога царизма осуществлялась с еще большей энергией: социальные перевороты и катаклизмы тектонического масштаба лишь ускоряли ее реализацию. Если жизнь вносила в формулу поправочные коэффициенты, то в том смысле, что либо вымирание проводилось более интенсивно, чем переселение, либо переселение опережало растворение. Задачи были определены, цели поставлены — они оставались неизменными.
В годы Второй мировой войны «решению вопроса» сильно способствовал Гитлер, уничтожавший еврейское население оккупированных территорий (вот когда вымирание многократно перекрывало действие остальных факторов), но ликвидация евреев как религиозно-этнической общности со своим «лица не общим выраженьем» не прекращалась властями России ни до, ни после войны. В XIX веке примерно две трети мирового еврейства проживало в Российской империи — 6–6,5 миллиона человек; к концу XX века в Российской Федерации осталось примерно 2–3 процента еврейского населения — несколько более 300 тысяч; а на всех территориях бывшей Российской империи 6–7 процентов — 600–700 тысяч. Причем, эти остатки крупнейшей еврейской общины настолько ассимилированы, что никакой связи со своими национальными корнями большинство из них не чувствует и охотно забыло бы о них, если бы не настойчивые напоминания со стороны антисемитов.
Попытки возрождения еврейской культуры в постсоветской России приносят определенные плоды: вновь появились еврейские школы, синагоги, музеи, научные и культурные центры. Но большинство «лиц еврейского происхождения» держится от них в стороне — либо из полного равнодушия, либо из страха. В современной России глумление над евреями и всем еврейским — это «бытовое явление», нередко сопровождающееся актами вандализма, насилия и угрозами насилия. Так было всегда, но теперь выражается с беспрецедентной откровенностью и цинизмом.
Объектами особой ненависти становятся русские интеллигенты, которые пытаются противостоять коричневой чуме. Заказное убийство летом 2004 года — воровски, через дверь — петербургского этнографа и эксперта по национальным отношениям Н. М. Гиренко вызвало ликование национал-патриотов. Они публично поздравили убийц с успехом, публиковали на своих вэб-сайтах списки «недругов России», подстрекая к новым актам нацистского террора. Убийцы «не найдены», подстрекатели, которых разыскивать не надо — имена и адреса известны, — к ответственности не привлечены.
Убыль еврейского населения продолжается быстрыми темпами — за счет всех трех победоносцевских факторов: вымирания, переселения (эмиграции) и растворения (смешанные браки, сокрытие еврейских корней).
То, что происходило и продолжает происходить с евреями в России—СССР—России, возможно, не подпадает под понятие геноцид (физическое уничтожение народа), но безусловно подпадает под понятие этноцид. Как и какими методами он осуществлялся, чем обосновывался, какое воздействие оказывал на общий моральный и политический климат страны, как отражался на судьбах русской государственности и «коренного» народа — об этом мое историко-документальное повествование.
Книга написана в два этапа. Я приступил к «заметкам на полях» сразу же после выхода в свет первого тома дилогии А. И. Солженицына «Двести лет вместе», охватывающей дореволюционный период. Так появилась работа «Вместе или врозь?». Она печаталась главами в балтиморском журнале «Вестник», издательство «Захаров» выпустило ее отдельной книгой в Москве. Рукопись была в редакционной подготовке, когда появился второй том дилогии Солженицына — о советском периоде. В последний момент я успел добавить сжатый «Необязательный постскриптум о втором томе», чем и поставил (как тогда считал) последнюю точку.
С начала публикации журнального варианта стали приходить устные и письменные отзывы, комментарии, замечания; после выхода книги в Москве этот поток усилился. Настойчивее других мне высказывались пожелания продолжить «заметки на полях» — для более углубленного освещения советского периода. Поначалу я отмахивался от этой идеи, но постепенно стал сознавать, что, густо разрисовав поля первого тома дилогии, не могу ограничиться лишь несколькими отметинами на полях второго тома. Это мнение особенно укрепилось во мне в декабре 2003 года, в Москве, где я встречался с писателями, читателями, журналистами и с моими новыми друзьями — издателем Игорем Валентиновичем Захаровым и директором издательства «Захаров» и редактором книги Ириной Евгеньевной Богат. Было решено подготовить новое, исправленное и значительно дополненное издание.
Исправить мелкие погрешности, пойманные некоторыми читателями, было несложно, а вот дополнение потребовало целого года напряженной работы. Надеюсь, мне удалось показать, что антисемитская политика царского режима по своей жестокости и лицемерию была лишь бледной тенью того, что творила «диктатура пролетариата». Так появилась фактически новая книга. «Вместе или врозь?» входит в нее как составная часть.
Хочу возразить некоторым критикам: тем, кто, даже при общей положительной оценке моей работы, воспринял ее как «еврейский ответ русскому писателю»; и еще тем, кто недоумевал — почему «заметки на полях», ведь книга вовсе не сводится к полемике с Солженицыным.
В свое «оправдание» могу сказать вот что.
Все мы питаемся соками и отравляемся ядами духовного, интеллектуального, идейно-информационного пространства, в котором живем и чьими испарениями дышим. По большому счету, почти все, что мы пишем, это «заметки на полях» написанного кем-то до нас.
Моя книга инспирирована книгой Солженицына, моим несогласием с ним, но это не ответ автору дилогии и, тем более, не изложение еврейской точки зрения в противовес русской. У Солженицына, по его собственным словам, «еврейские голоса звучат много обильнее, нежели русские», тогда как у меня «много обильнее» звучат русские голоса. Историческая правда не может быть русской или еврейской или еще какой-то. Правда одна, хотя ни у кого нет монопольного права на нее. Я попытался рассказать правду — в той мере, в какой она мне открылась за десятки лет изучения данной темы, — которую Солженицын частью не знает, частью игнорирует и частью искажает.
Я даю свое прочтение политической истории России параллельно с попыткой определить реальное место в ней евреев и так называемого «еврейского вопроса». В какой мере убедительно мое прочтение, судить не мне.
Если Солженицын привлекал преимущественно вторичные источники (материалы «Еврейских энциклопедий», публицистические работы и мемуары по большей части второстепенных «еврейских» авторов), то я полагался на документы-первоисточники, свидетельства высших чинов царской администрации, советских политических деятелей и идеологов, прямых участников событий, в отдельных случаях — на специальные труды историков. Ссылки на цитируемые мною работы даны в подстрочных примечаниях, а номера цитируемых страниц двухтом¬ника Солженицына обозначены в скобках после самих цитат.
Журнальный вариант книги, как говорилось, был «обкатан» в журнале «Вестник» (№№ 8—26, 2002; №№ 1–3, 2003; №№ 14–26, 2004), за что я признателен его издателю и редактору В. Прайсу. Многочисленные отзывы, замечания, советы, материалы, указания на библиографические источники, которые я получал, служили большой моральной поддержкой и конкретной помощью в работе. Всем, кто откликнулся, моя сердечная благодарность, в особенности Марку Авербуху (Филадельфия), Семену Бадашу (Бед Эмс, Германия), Иззи Вишневецкому (Уилмингтон, Пенсильвания), Виктору Жуку (Москва), Семену Ицковичу (Чикаго), Александру Клейнерману (Москва), Борису Кушнеру (Питтсбург), Льву и Ирине Левинсон (Израиль), Якову Лотовскому (Филадельфия), Владимиру Нехамкину-Мохову (Минск), Владимиру Порудоминскому (Кельн), Сергею Романову (Новгород), Иосифу Саксонову (Лос-Анджелес), а также моей жене Римме Резник, терпеливо переносившей мои полуночные бдения у компьютера, читавшей черновые варианты рукописи и всеми другими способами помогавшей мне в работе.