Ясень

Дама Тари улыбнулась:

— Второй вопрос не такой уж глупый. Благородные дамы нередко капают в глаза сок красавки, чтобы те казались больше и ярче.

— Ну да! — сердито отозвалась Керин. — Я живой человек, как и вы. Я бываю голодна, я испытываю жажду, у меня на заду случаются мозоли от седла. И в отхожее место я тоже хожу. Но разве это имеет значение? Мне предложили союз против Незримых — где этот союз?!

Тари помедлила, потерла худыми пальцами переносицу:

— Видишь ли, Керин, можно называть тебя так?.. Это лишь подвладным позволительна слепая вера в Легенду. А мы нуждаемся в доказательствах того, что ты — та самая Избавительница.

— В каких доказательствах? Мне что — голой на столе сплясать?

— Ты зря сердишься. Мы в ответе за многих людей. Мы рискуем навлечь на них месть Незримых…

— Но если я — не она, то зачем им мстить?

Тари рассмеялась. Пожала плечами:

— Что придет им в голову, кто знает. И кстати, есть ли у них голова?

Керин зябко обняла себя за плечи:

— Не видела никогда. Говорили, Мелден им служил. Мы разбили войско Мелдена, мы отыскали капище между Ставой и Большими Багнами, но там — ничего нет… Но не могут же столько лет столько людей бояться пустоты!

— Ты спрашивала, какие нам нужны доказательства? — произнесла Тари торжественно. — Ты с войском простолюдинов победила рыцаря. Ты заставила нас подумать, а что же такое Незримые. И твои глаза… Рыцарь Горт говорил со свидетелями в Сарте, в Ясене тоже отзываются о тебе самым лучшим образом.

— Но тогда почему Горт не хочет говорить со мной?

Тари приблизилась, легонько погладила Золотоглазую по плечу:

— Ну, разве можно быть такой нетерпеливой? Хозяина нет в Вотеле. У него рельм. Недород из-за жары, на границах неспокойно. Он сам желает, как можно скорей договориться, поверь мне.

Золотой взгляд прожег, казалось, насквозь. Тари порадовалась, что близорука.

— Я бы… хотела, — сказала Керин медленно.

— А если я скажу, что я наследница того самого Эстара, владетеля Туле, убитого Незримыми? И Винара, его единокровного брата…

Горт за перегородкой улыбнулся и потер руки: все же Тари — лучшая из его слуг. Ей даже можно простить неудачу с Мэннором. Ну, хотя бы забыть на время.

— Что?

— Винара. Который придумал Легенду, — Тари бессознательно гладила мех. — Может быть, зря столько лет столько людей в нее верят. Эстар… был отравлен. Фростом. Винар бежал. Они сгинули в Мертвом лесу — он и его дружина. А Легенда осталась. Впрочем, — добавила дама небрежно, — я в нее не верю.

— Я пришла от Мертвого леса, — сказала Керин. — Только я не помню ничего. Словно родилась только тогда, когда увидела вдали костер.

Дама Тари подалась к ней:

— Но ты же говорила вполне разумно и не ходила под себя, верно? Значит, что-то было до этого?

— Никто… никто… — Золотоглазая вздрогнула и закусила губу. Тари не стала пытать ее дальше.

— Вот что, — улыбнулась она, — рыцарь скоро вернется. А пока велел выполнять любые твои желания. Вернется — и вы отправитесь к волхвам. Это неприятно, зато последнее.

— Но я была в Казанном святилище.

— Ну-у, — дама выпятила губу, — у нас совсем другие волхвы. На землях Горта поклоняются Отану.

— Это ваш бог? Какой он?

Слово свидетеля. Выбор

Это место было самым неприятным по дороге в священную рощу — топким и комариным. Но единственным, по которому туда можно было попасть. В этом был определенный расчет: путь к божеству не должен быть легким. И к его слугам тоже.

Извилистая узкая тропка под обрывистым берегом: между краем воды и непролазными зарослями ольхи, малины и ежевики — двум всадникам не разъехаться. Кое-где переложенная прутяными греблями. Здесь было сыро (копыта коней по бабки вязли в грязи), душно, пахло рекой и крапивой.

Эскорт перестроился цепочкой, трое кнехтов проехали вперед. Свисающие над тропинкой ветки лупили по шлему, отрясали сухой мусор. Перед глазами закачалось марево — как от зноя, хотя было еще раннее утро, совсем не жарко.

Вскрик показался таким резким и нечеловеческим, что я, рыцарь Горт, впервые за десять лет упал с коня. Я собрался и перекатился на спружинившие ветки. Мелкие колючки влюбленной кшишей вцепились в сагум и неприкрытую щеку.

Хорошо, не досталось глазам!

За эти мгновения вставший на дыбы Орга упал с хрипом, окрашивая кровью воду Ставы. Стража тут же загородила меня и Золотоглазую, но выстрелов больше не было. Я наклонился над конем: из груди его торчал даже не бельт — короткое толстое копье. Таким пользуются в охоте на крупного зверя: заряжают и натягивают веревку от самострела через звериную тропу. Зверь, споткнувшись, сам дергает спусковой рычаг.

Я прикинул: если бы не падение, копье сейчас торчало бы из меня, не спас бы никакой доспех. Я оглянулся на Золотоглазую. Она знала. Она вмешалась в расклад судьбы, и сейчас я не нуждался (в болото родичей!) ни в каких доказательствах ее избранности, если вообще в них нуждался.

Фирц и трое других телохранителей бесшумно скрылись в кустах, еще двое стали обыскивать тропу. Я отстранил прочих стражей и присоединился к ним. Даже после самых тщательных поисков растяжки не было.

— Господин! Мы нашли самострел.

Фирц не посмел ничего трогать — еще бы! Самострел оказался совсем рядом, в развилке ветвей, стрелял в упор. Но к нему тоже не тянулась веревка, рядом не было следов: ни примятой травы, ни стесов на стволах, ни шерстинок: зверь ли, человек скрадывается — что-то обязательно остается. Да и не могли трое кнехтов передо мной проехать, не задев веревки. А стрелок, если он все же был, — раствориться мгновенно и бесследно.

Я коротко допросил этих троих: они ничего не заметили. Страх поднялся под горло, ноги и руки стали холодными. Я отнял у Фирца баклажку и глотнул крепкого солдатского вина…

Кто-то принес сюда Незримых, как собака репьи на хвосте. Шелудивых псов пристреливают.

— За волхвом двоих! Связать — и ко мне!

Я должен спокойно ездить по своей земле. Мы выцедим из него все, что он знает. А если ничего не знает, пусть невеждой отправляется к богу.

Я вернулся:

— Возвращаемся.

Этот Велем, слуга Золотоглазой, зло смотрел на меня. Я обошел его, как пустое место, сдирая рукавицу, снимая шлем и расстегивая подшлемник. Походя стер со щеки кровь. Вороная Вишенка, злющая кобыла, попыталась меня укусить. Попала на железный наруч, да и хозяйка легонько хлопнула ее промеж ушей. Я взял Золотоглазую за руку и преклонил голову:

— Я твой должник, Керин.

…Отошла дневная тягость переговоров. Я нарочно не вмешивался, давал выкричаться родичам и владетелям — потом будут уступчивее. И еще раз испытывал Золотоглазую. Единожды позволив себе слабость с дамой Тари, она теперь вела себя безукоризненно, и каждое слово ее было твердым, обдуманным и спокойным.

Глуп тот, кто не признает за женщиной ума. Дама Тари, например, один из лучших моих соглядатаев.

Но, признаться, Керин меня поразила. Споры разгорелись вокруг того, где искать Незримых, ожидать ли их на месте или самим идти навстречу…

По мне — второе, тут я согласен с Золотоглазой. Я слишком люблю свой рельм, чтобы подвергать его тяготам войны.

Но самую яростную склоку вызвал вопрос, кому командовать объединенным войском, если объединение состоится. Хорошо, что перед дверями залы у всех забирают оружие. Как уж там Избавительница и сопровождение, но за родичей я не поручусь.

Потайная дверь растворилась совсем бесшумно. Отчетливо стали слышны свист ветра, треск фитилька масляной плошки, сонное теплое дыхание. Керин спала за пологом. Дама Тари, которая ночевала с ней по моему приказу, спала тоже. Сидя, уронив голову на вощеные таблички, огонек золотил ее темя.

Я стоял, сдерживая дыхание, поглаживая мизерикордию.

Я не собирался причинять вреда Золотоглазой, но само осознание того, что она в моей власти, наполняло меня странным наслаждением. Вдали за стенами невнятно прокричал петух. Это заставило меня очнуться… Подошел, поднял ее руку, свесившуюся с постели.