Ясень

Как-то раз в полдень мне примстилось, что я вижу легшую от пустоты человеческую тень. Пустота, которая может пожрать и зверя, и человека. Но еще страннее, когда люди впускают ее в себя… Объявляют себя Прислужниками, чтобы придать себе больше веса? Или просто служат новым богам? Или впрямь дают Незримым пожрать свою душу и становятся не человеком — чем-то другим? Сестренка, ты мне ответишь?

Керин вздрогнула, будто проснувшись. Запахнула на плечах новехонькое, коробом стоящее из-за жесткой росшиви, корзно:

— Нет, Наири. Еще нет.

Это был самый короткий путь к моему жилью. Праздник утомил меня, сделавшись к вечеру слишком вольным и шумным, и я просто сбежала, чтобы полюбоваться на закат: он растекался в половину неба, как пролитое варенье из вишни, тени делались лиловыми, а сбоку выбиралась из-за окоема рыжая лисица-луна.

Я медленно возвращалась к себе заборолами и, огибая квадратную угловую стрельницу, услыхала громкий голос. Первым моим порывом было вернуться, но я узнала Мэннора. Я осторожно высунула голову из-за угла: сестра сидела на парапете, прислонившись к зубцу спиной, подтянув к себе и обняв руками колени. Мэннор прохаживался рядом.

— Ты хоть рада мне?

— Да, очень.

— Не верится. Ты изменилась.

— Я оплакивала мертвых.

Мэннор молчал. А она продолжала ровным голосом:

— Ты видел, как людей кусают пчелы? Лезут под броню, под одежду. Люди распухают на глазах, делаются черными, воют и катаются по земле. Или когда кипящая смола сжигает кожу, волосы… А вон там, смотри, — она нагнулась, указывая — вон там плыли на надутых мешках из овечьих шкур те, кого Мелден послал в потайной ход: они должны были напасть изнутри, отворить ворота — там окошко под водой… А в переходе, куда оно ведет, мы поставили медвежий капкан… Они кричали тоже… А их расстреливали в упор.

Керин передернула плечами, точно замерзла.

— Это война…

— Да. Я понимаю. И если бы мы не сделали этого, они бы продолжали насиловать женщин и вспарывать животы мужчинам, оправдываясь тем, что служат Незримым. И все равно я плакала и по ним.

Она отвернулась в сторону серебрящейся, как меч, Ставы. Молчала.

— Странно…

— Что? — Мэннор подался к ней.

— Впервые ты говоришь со мной, как с человеком, не принимая все за пустую женскую прихоть.

Он принужденно рассмеялся:

— Ну да. Я бы и не осмелился. Ведь Старшинская Вежа дарует тебе должность воеводы Сарта со всеми привилегиями пожизненно. У меня будет вельможная жена.

Я распахнула рот: не скажу, какое заявление подействовало на меня сильнее. Мэннор же выдернул из-за пояса свернутую грамотку, распахнул небрежным движением, как давеча разворачивал Леське шубу. Закачались красные восковые печати. Особая важность.

Я вытянула шею, забыв, что меня заметят. И совесть не мучила: раз уж взялась подслушивать, должна узнать до конца. Керин читала, шевеля губами.

— Это несправедливо, — отчеканила она.

Мэннор сморщился:

— А когда девчонку без роду и племени равняют с именитыми мужами? Ясеню должно получить вперед за возможный урон. Это его право. А ну как отомстят Незримые?

— Прежде не мстили, — произнесла Керин раздумчиво.

— А Дракон? Да и раньше Ясень молчал, а нынче выставил войско против них.

— Так значит, это Ясень выставил?

— И снарядил.

— Это я его снарядила! — кипя от праведного гнева, заорала я.

— Наири!

— А разве не так?! — я оборотилась к Мэннору. — Ну, скажи! Эти жабы выжидали, чем закончится. А теперь примазываются. Сарт им нужен. Лакомый кус, ага? Так вот, подавятся! Наше войско — цена твоей крови, — сердито бросила я Керин.

Сестра озадаченно взметнула ресницами.

— Есть такой давний обычай, — неохотно произнес Мэннор. — Наири, не лезь. Ты глаза мне выцарапаешь.

— Есть за что, — пробурчала я.

— Вот что, — начала Керин, и мы немедленно замолчали. — Я не могу принять должность ясеньского воеводы, поскольку веду войско сражаться с Незримыми, а не завоевывать городу новые земли.

Она сердито топнула каблуком, выкрашивая плитку.

— Другое. Ясень делит шкуру неубитого медведя. Пусть спросит допрежь, променяет ли здешний люд на сытый кусок свою волю? Пойдет ли под руку Ясеня или захочет союзничать — и только?

Она вдругорядь топнула, словно впечатывая в нас каждое слово.

— Третье. Я тут не хозяйка и не мне одной решать. Соберу командиров — пусть думают. Грамотку-то дай…

Мэннор повиновался. На его лице писалось такое ошеломление, что впору было пожалеть беднягу: не получилось. Тут он сорвался с места и понесся вниз по лестнице. Та отозвалась утробным гулом. Я хмыкнула:

— Не горюй. Далеко не убежит. На ночь ворота заперли.

Золотоглазая потерла щеку:

— Боюсь, здешним весям зиму не выжить без Ясеня. Ох, не знаю…

Утренняя стынь попыталась подлезть в меховую безрукавку, холодом ударила по ногам. Но пока я оббегала военачальников, зовя на совет, согрелась — даже слишком.

В хлопотах не успела заметить, как развиднелось, и, пропуская мимо себя по узкому мостику широко зевающих Флену, Мирну и Леську, я затушила о кладку походню и тоже от души зевнула, прикрывая ладонью рот. Тряхнула волосами — все, готова сражаться.

Сидящие вокруг стола с удивлением поглядывали на меня и друг на друга, украдкой зевали. Гент и Гино одинаково терли небритые щеки. Привалясь к стене, тихонько всхрапнул Ратма. Этот глазастый, где присядет, там и заснет — соня известная. Лаймон, тот, наоборот, щурится и светлыми бровями двигает, чтобы не спать. Гротан с Велемом почти на себе приволокли ковыляющего Шатуна: еще за закрытой дверью слышно было, как ругмя он изругал каждую ступеньку, а их до комнатки на верху вежи было немало. Герой обороны плюхнулся на лавку и громко выговорил Гротану:

— До чего дожил! Меня, владетеля, будут с зайцегоном путать: мало, кличут похоже, так и хромаем одинаково!

— Ха, хромаем! — осклабился Шершень. — Зато я лицом вышел.

И подмигнул Леське. Та хихикнула.

Из моих объяснений поняли командиры немногое: вчера добрые ясеньские дяди обозом пожаловали, накормили, одарили, ни о чем таком не заговаривали, а тут на тебе — и вылезло посольство, ровно заячьи уши из мешка!

Круглощекий Гино посмотрел на приятеля и решительно потянул к себе грамоту с красными ясеньскими печатями.

— Ты вслух, вслух читай, — посоветовала я. — Пусть все посмотрят, как старшины горазды на готовое влезть!

Мэннор злобно ударил меня взглядом, но язык придержал. Хлебнул разбавленного вина из кувшина. По холеным щекам косо потекли розовые капли.

Вошла Керин. Махнула рукой, чтоб сидели, опустилась на покрытую вытертым ковром лавку.

— За ранний час не пеняйте, — вздохнула она. — Дело важное. Ясень в лице своего посланника, — кивок на Мэннора, — предлагает Сарту с угодьями перейти под его руку. А мне дарует воеводство в Сарте. Пожизненно.

— Читали… — прогудел Велем. — И что плохого?

— Интересно, а управителя нового он уже привез? Или тот позжее, с кметями пожалует? — Гротан почесал шею. — Уж вы не обессудьте… — вздохнул, обвел всех глазами с лукавой искрой, начисто противоречащей смиренному голосу. — Только как же это? Мы едва-едва прежний хомут сняли… Выя еще не зажила.

Девчонки в один голос пырснули. Мэннор побагровел еще больше, чем когда Гент интересовался про управителя. Чует мое сердце, у него в этом деле своя выгода. Знать бы — какая.

— Ясень к вам со всей душой, — на этих словах купца Керин ухватила меня за руку, чтоб не встряла. — Не подарками считаюсь. Кто за вас встанет, когда Горт перейдет Ставу? Уже старшинам Ясеньским доподлинно известно, что войска его по берегам изготовились. А еще в Фернахе дружину Мелдена не извели, там и наследники — мстить не станут?

До чего хорошо говорил, как пел, и голос ровный, звучный. Правды не знала бы — сама бы поверила.

— Так рыцарь Горт у него наследник и есть, — возразил Шатун. — Других нет. Потому и стоял вдоль берега: готовился порядок на землях родича восстановить. И не придерешься.