Дитя бури

Тогда она, никто другой, отравила ребенка Нэнди, и добилась казни Мазапо, и втерлась в хижину Садуко. Здесь она жила некоторое время, пока новая тень не упала на ее дорогу, тень королевича, которого уже больше нет в живых. Она обольстила и его, надеясь через него стать первой женщиной в стране, и бросила ради него Садуко.

Тогда в груди Садуко появилась ревность и он только и думал о мщении. В битве при Индондакузуке ему удалось привести свой план в исполнение. Как он уже раньше сговорился с Сетевайо – не отрицай, о Сетевайо, я все знаю, – он перешел со своим полком на сторону узуту, вызвав этим поражение Умбелази и смерть многих тысяч людей. Да, и сделал он это только по одной причине, потому что он любил ту женщину, которая довела его до безумия, больше всего на свете. А теперь, о король, ты слышал, как этот человек громогласно объявил, что он подлее последнего человека во всей стране, что он умертвил своего ребенка, которого он так любил, для того, чтобы заполучить эту женщину, что потом он ее сам отдал своему другу и господину, чтобы купить его милости, и что, наконец, он предал этого господина, надеясь получить от нового господина еще большие милости. Так ли он говорил, о король?

– Так, – ответил Панда, – и поэтому Садуко надлежит бросить на съедение шакалам.

– Обожди немного, о король. Я утверждаю, что Садуко говорил не своим собственным голосом, а голосом Мамины. Я утверждаю, что она величайшая колдунья во всей стране и что она опоила его зельем своих глаз и что он сам не знает, что говорит.

– Докажи это! – воскликнул король.

Карлик подошел к Панде и шепнул ему на ухо, а Панда в свою очередь шепнул двум своим советникам, которые немедленно встали и сделали вид, что идут к калитке изгороди. Но, проходя мимо Мамины, один из них внезапно обхватил ее, скрутив ей руки назад, а другой накинул ей свой плащ на голову и завязал его так, что она была вся покрыта им, кроме ног. Мамина не сопротивлялась и не двигалась, но они продолжали ее крепко держать. Затем Зикали заковылял к Садуко, долгое время пристально глядел на него и сделал несколько движений рукой перед его лицом. Садуко глубоко вздохнул, как бы с удивлением, стал озираться.

– Садуко, – сказал Зикали, – прошу тебя сказать мне, твоему приемному отцу, правду ли говорят люди, что ты продал свою жену Мамину королевичу Умбелази для того, чтобы на тебя дождем посыпались его милости?

– Зикали! – вскричал Садуко в припадке ярости. – Будь ты как все люди, я убил бы тебя, гнусная жаба, за то, что ты осмеливаешься помоями обливать мое имя. Она убежала с королевичем, потому что обольстила его чарами своей красоты.

– Не бей меня, Садуко, – продолжал Зикали, – пока не ответишь мне еще на один вопрос. Правду ли говорят, что в битве при Индондакузуке ты перешел со своими полками на сторону узуту, потому что ты думал, что Умбелази будет разбит, и что ты желал быть на стороне победителя?

– Это клевета! – вскричал Садуко. – Я перешел потому, чтобы отомстить Умбелази за то, что он отнял от меня ту, которая была для меня дороже жизни и чести. До моего перехода победа склонялась на сторону Умбелази, а когда я перешел, он проиграл битву и умер, чего я и хотел. Но теперь, – грустно прибавил он, – я сожалею, что довел его до гибели, так как вижу, что он, подобно мне, был только орудием честолюбивых замыслов этой женщины – О король, – прибавил он, обращаясь к королю, – убей меня, умоляю тебя! Недостоин жить тот, чьи руки обагрены кровью его друга.

– Не слушай, отец мой, – воскликнула Нэнди, вскочив с места. – Он сумасшедший! Отдай мне этого несчастного человека на мое попечение, отец мой, мне, его жене, которая любит его, и позволь нам уйти отсюда в другую страну.

– Молчи, дочь, – сказал король. – И ты, о нианга Зикали, замолчи тоже.

Они повиновались ему, и, подумав немного, Панда движением руки приказал снять с Мамины плащ. Она спокойно огляделась кругом и спросила, что это за детская игра, в которой ее заставляют принимать участие.

– Да, женщина, – ответил Панда, – ты вела игру, но не детскую, а игру на жизнь и смерть. Ты слышала, что говорили Зикали Мудрый и Садуко, твой бывший муж, или нужно повторить тебе их слова?

– Не нужно, король. У меня такой острый слух, что я слышу и через меховой плащ, и терять понапрасну время не надо.

– В таком случае что ты скажешь на все это, женщина?

– Немного, – ответила она, пожав плечами. – Скажу, что я проиграла игру. И еще скажу, что Садуко свою первую историю рассказал не потому, что я заколдовала его, а из любви ко мне, желая меня спасти. Заколдовал же его, как и вас всех, вот этот колдун Зикали – Зикали, враг твоего дома, который поклялся уничтожить весь твой род. Он околдовал Садуко и против его воли силою вырвал правду из его сердца.

Что еще мне вам сказать? Все, в чем меня обвиняют, все это я сделала. Ставка в моей игре была крупная – я желала стать инкозазаной зулусов, – и была на волосок от выигрыша. Мне казалось, что я все рассчитала, однако я не приняла во внимание безумной любви и ревности этого глупца Садуко. Я вижу теперь, что мне следовало убить Садуко перед тем, как бросить его. Три раза я думала об этом. Один раз я всыпала яд в его питье, но он вернулся домой усталый и озабоченный и, прежде чем выпить, поцеловал меня. Сердце мое смягчилось, я опрокинула чашу, которую он поднес уже к губам. Ты помнишь, Садуко?

Из-за одной этой глупости я заслуживаю быть убитой, потому что женщина, стремящаяся к власти, должна обладать сердцем тигрицы. Я же была слишком добра, а потому должна умереть. Но не страшно умереть той, которую в царстве теней встретят тысячи и тысячи воинов под предводительством твоего сына Умбелази, которых я послала туда раньше меня. С окровавленными, поднятыми копьями и с королевским салютом встретят они меня как инкозазану смерти.

Я умираю охотно. Вы, мужчины, мне все надоели, и я ненавижу вас. Вы болваны, которых так легко напоить допьяна, а в пьяном виде вы такие противные и грубые! Пфф!

Теперь, король, прежде чем ты спустишь на меня своих цепных собак, я прошу только об одной милости. Я сказала, что ненавижу всех мужчин, но, как ты знаешь, женщина никогда не может говорить правды – всей правды. Есть мужчина, которого я не ненавижу, которого я никогда не ненавидела и которого, я думаю, я люблю, потому что он не захотел полюбить меня. Вот он сидит здесь… – И к моему крайнему смущению и к удивлению всех присутствующих – она указала на меня, Аллана Квотермана. – Однажды своими чарами, о которых вы здесь так много говорили, я одержала победу над его сердцем, но опять по доброте душевной отпустила его. Да, я отпустила его, редкую рыбу, которая уже попалась ко мне на крючок. И вот, когда он был у моих ног и я пощадила его, он дал мне обещание – небольшое обещание, – но я думаю, что теперь, когда мы с ним расстаемся навсегда, он сдержит его. Макумазан, обещал ли ты мне поцеловать меня еще один раз в губы, когда бы и где бы я ни попросила тебя об этом?

– Обещал, – глухим голосом ответил я, чувствуя, как ее взгляд притягивал меня.

– Подойди тогда ко мне, Макумазан, и поцелуй меня на прощанье. Король позволит это, а так как у меня теперь нет мужа, то некому запретить тебе.

Я встал. Я чувствовал, что не мог поступить иначе. Я подошел к ней, к этой женщине, которая вела игру на крупную ставку и проиграла ее, но и при проигрыше оставалась с высоко поднятой головой.

Медленно подняла она свои гибкие руки и обвила ими мою шею, медленно наклонила свои алые губы к моим и поцеловала меня, один раз в рот и один раз в лоб. Но между этими двумя поцелуями она сделала такое быстрое движение, что я едва мог уловить глазами, что она сделала. Мне показалось, что она левой рукой провела по своим губам и сделала движение горлом, будто проглотила что-то. Затем она оттолкнула меня от себя и проговорила:

– Прощай, Макумазан, ты никогда не забудешь моего прощального поцелуя. Прощай, Зикали. Надеюсь, что все твои дела увенчаются успехом, так как ты ненавидишь тех, кого и я ненавижу, и я не питаю к тебе злобы за то, что ты раскрыл правду. Прощай, о Сетевайо. Ты никогда не станешь тем, чем был бы твой брат, и злая участь ожидает тебя… Прощай, Садуко, – глупец, разбивший свое благополучие ради женских глаз. Всепрощающая Нэнди будет ухаживать за тобой до твоей смерти. Но что это? Почему Умбелази наклоняется над твоим плечом, Садуко, и смотрит на меня так странно? Прощай, Панда, тень короля… Теперь выпусти на меня своих палачей. Выпусти их скорее, иначе они опоздают.