Правда о «Зените»

А вот поработать с Садыриным действительно не удалось. Хотя в 94-м году был момент, когда все отказывались играть за сборную. А я уже попал в основной состав ЦСКА, и болельщики даже вручили мне маленький телевизор как лучшему игроку первого круга. Ко мне — видимо, с подачи Садырина — подошел тренер дубля и начал прощупывать почву — что я думаю по поводу поездки на чемпионат мира. Я же как дурак сказал, что это нереально, я всех этих людей только по телевизору видел, боюсь их и к этому не готов. Больше не подходили. И мне не суждено было поехать ни на один чемпионат мира…

Но это уже в 90-е Радимов и его питерские сверстники глядели на Садырина как на Всевышнего. А когда в 83-м он сменил Морозова на посту старшего тренера «Зенита», ему только предстояло все доказать. И о чемпионстве на Неве тогда задумывались только самые смелые мечтатели.

Спрашиваю форварда того «Зенита» Сергея Дмитриева:

— Благодаря чему ваша команда, далеко не самая богатая и влиятельная, стала чемпионом страны?

— Благодаря Садырину. До него был Морозов, который собрал эту команду. Он пытался подражать Лобановскому в игре и в поведении — всегда строгий, к нему не подойти. И тут пришел Федорыч — немножко вальяжный, с которым можно было всегда похихикать, и на твой юмор он реагировал своими шутками. И в игре он изюминку внес: если у Морозова все было здорово отлажено, но делалось по шаблону, то тут нам дали возможность импровизировать. Ребятам все это очень понравилось. Садырин и дисциплину умел поддерживать, но при нем исчезли страх и скованность. А коллективу нас всегда был что надо — спаянный и споенный (улыбается). Мы и сейчас все вместе.

Это теперь кажется, что все было легко, красиво и романтично. Это сейчас воспеты в легендах два гола Юрия Желудкова со штрафных ударов в матче со «Спартаком», ворота которого защищал Дасаев. И только когда Анатолий Давыдов рассказывает тебе, что после каждой тренировки Желудков оставался с вратарем Бирюковым и наносил по 40 ударов с разных точек — понимаешь, откуда они взялись, эти незабываемые штрафные.

Сергей Мигицко, вместе со своим другом Боярским друживший с футболистами того поколения, набросал мне эскизы характеров некоторых из них, да и вообще весьма художественно отобразил футбольную атмосферу Ленинграда 80-х:

— Сначала познакомились с Серегой Веденеевым. Он вообще не похож на футболиста. Если увидишь его не в спортивном костюме, никогда не поймешь его профессию — скорее подумаешь, что это инженер из конструкторского бюро. Начитанный, серьезный, даже над анекдотами не смеялся. Он говорил мне: «Тебе со мной скучно, ты бы лучше познакомился с Желудковым, Дмитриевым». Эти ребята больше по актерской линии, любили громкую шутку. Кто тогда мог подумать, что у Веденеева однажды обнаружится поэтический дар, и он начнет писать удивительно трогательные стихи?

Как только в команду внедрялся какой-то пессимизм, сразуже раздавался звонок, и мы с Боярским мгновенно ехали на базу. У нас были потрясающие вечера, удивительные капустники, а порой — и душевные актерско-футбольные застолья. Не пошлые, не циничные, полные юмора и импровизации. Никто не падал пьяным в хлам, никто не бегал голым по улицам — все было культурно и очень весело. Эх, если бы можно было, как тогда, собраться всем вместе, заказать в оркестре любимую песню Юрки Желудкова «Яблоки на снегу», которую он уже сто раз пел! До сих пор не забуду, как перед исполнением штрафных ударов Желудков ус теребил, и иногда пытаюсь это изобразить. Но не получается — так мог только он.

Если бы можно было опять рассказать по 50 анекдотов подряд — я Сереге Дмитриеву, а Дмитриев мне! Если бы можно было попросить Диму Баранника станцевать цыганочку так лихо, как мог танцевать ее только он! Если бы Миша Бирюков, Михей, мог бы так же выскакивать навстречу соперникам — как слон, которого ударили сзади копьем! Как-то мы играли в мини-футбол, и он вот так на меня выскочил — после чего я заикался до конца дня…

Если бы можно было вернуть с того света Пал Федорыча с его ни на кого не похожим прищуром глаз и Леху Степанова — замечательнейшего и добрейшего человека, который мог злиться только на футбольном поле! Когда «Зенит» в Сочи пошел на сеанс гипнотизера, единственным, кто уснул от его чар, был Степанов. А на поле это была непроходимая стена! А какие у них были прозвища?! Дмитриева звали — Сосиска. Володю Долгополова за кучерявые волосы — Пушкин. Даже мне придумали кличку — Мягкий.

Не стоит думать, что в «Зените» царила вседозволенность. На базе была хорошая дисциплина, и Садырин следил, чтобы в том же общении актеров и футболистов никто не переходил границ. В команде, естественно, были курящие, и они шли на величайшие ухищрения, чтобы во время сбора где-то в темноте леса выкурить эту несчастную зловонную сигарету.

А трибуны стадиона имени Кирова! Я же сам из Одессы. И еще долго после переезда в Ленинград душой оставался с «Черноморцем», а «Зенит» меня не очень трогал. О том, как он играет, узнавал из газет — и еще потому, что мой учитель Игорь Владимиров ездил на каждую игру «Зенита». За два часа до каждой игры он сворачивал все дела — от телемоста с космонавтами до поездки в обком партии. Говорил: не беспокоить. И ехал на Кирова.

И однажды я тоже туда все-таки добрался. Это было году в 76-77-м. И на рядовом матче увидел аншлаг. Почти сто тысяч на фоне 30 тысяч в Одессе смотрелись очень внушительно. Преобладали рабочие ребята с больших объединений — ЛОМО, «Электросилы», «Светланы». Люди ходили на стадион после смены. Сейчас все совсем по-другому, а тогда «Зенит» был рабочей командой. Не было шапок и баннеров с символикой, но атмосфера, это единое «ух» и «эх» стотысячного стадиона, была очень хорошей и доброй.

От одесской атмосферы, которую я по-прежнему нежно люблю, она отличалась мощью и единством. Колорит футбольной Одессы как раз заключался в отдельных остряках. На стадион ЧМП ходили компаниями, в центре которой сидел вещун. У меня до сих пор стоит в ушах шутка, которую произнес один пожилой еврей, когда «Черноморец» проигрывал «Спартаку» со счетом 0:4. Он встал и, обращаясь к трибуне, произнес. «Теперь я знаю, что писать в графе "причина выезда"!" В связи с неквалифицированной игрой команды "Черноморец" хочу смотреть квалифицированную игру команды Космос"!» А это был год 73-й, и в нью-йоркском «Космосе», кажется, как раз играл Пеле… В Питере такого, конечно, не было, зато здесь вокруг своей команды умеют сплотиться так, как, наверное, нигде…

И вот эти мощь и единство меня зацепили. К тому детства помню всякие запахи — керосина, которым поджигался примус, вываренного белья в специальной «выварке» на газу, потому что стиральных машин тогда не было, фаршированной курицы… И меня притянул к стадиону Кирова запах вежей травы, очень сильный оттого, что всегда дул ветер с Финского залива. Тут же — жареные пирожки, пиво, а курили, было ощущение, все без исключения. А вот семечек, в отличие от Одессы, почти не было — там-то после матча у всех было по колено шелухи. И в конце концов я принял и полюбил ленинградскую атмосферу на стадионе. Когда в 80-м «Зенит» взял бронзу, я ходил на Кирова постоянно. А в 81-82-м началось сближение с командой…

В СССР интеллигенция всегда тянулась к футболу, и Ленинград не мог быть исключением. А поскольку дефицита культуры в Северной столице исторически не было, а серьезная команда там осталась всего одна — ясно, какой мощный слой людей искусства болел и болеет за «Зенит». Но как искусство бывает разным, так и его люди — тоже. Особенно в нынешнее время.

В 2005 году в Москве после матча «Спартак» — «Зенит», завершившегося победой красно-белых со счетом 1:0 (единственный мяч в концовке забил недавний зенитовец Быстров) возле автобуса питерцев едва не произошла драка между капитаном «Зенита» Радимовым и рок-музыкантом, также петербуржцем Вячеславом Петкуном. Эмоциональный игрок резко отреагировал на оскорбительные выкрики певца в адрес команды — и их с трудом удалось разнять.