Страница 13 из 13
Вначале Хадден хотел скакать к Броду Рорке, но, взглянув налево, он убедился, что путь в эту сторону преграждает полк Унди, поэтому он погнал коня вперед, полагаясь на свою удачу. Через пять минут он перемахнул через гребень холма, оставив позади всех сражающихся; через десять минут уже не было слышно никаких звуков битвы, ибо в беспорядочном отступлении к Броду Беглеца пушки почти не стреляли, а ассегаи поражают бесшумно. Странно, но даже в этот момент Хадден остро ощущал контраст между ужасными сценами кровопролитного побоища и мирными картинами окружающей природы. Здесь пели пташки, пасся домашний скот; пушечный дым не застилал здесь солнца, длинные вереницы стервятников тянулись к равнине около Исандхлваны.
Местность была очень неровная, и конь начал уставать. Хадден оглянулся через плечо – в двухстах ярдах позади за ним неотступно следовал грозный, точно Смерть, и неумолимый, точно Судьба, зулус. Он осмотрел пистолет, висевший у него на поясе, там оставался всего один заряд; патронная же сумка была пуста. Ну что ж, одной пули за глаза хватит на одного дикаря; вопрос только в том, когда ее использовать, – остановиться ли прямо сейчас? Нет, есть риск промахнуться; а у него важное преимущество, он – верхами, а его преследователь – пешком; самое разумное – вымотать все его силы.
Один за другим они пересекли небольшую реку, которая показалась знакомой Хаддену. Да, вот она, та самая заводь, где он купался, когда гостил у Умгоны, отца Нанеа; справа на холме хижины, вернее, их пепелища, ибо они сожжены. Какой странный случай занес его в эти места, удивился Хадден и оглянулся назад, на Нахуна: тот, казалось, прочитал его мысли, ибо потряс копьем и показал на разоренный крааль.
Дальше началось ровное место, и к своей радости, Хадден уже не видел за собой отставшего преследователя. Затем, на целую милю, пошли россыпи камней; миновав их, Хадден обернулся и вновь увидел Нахуна. Конь бежал из последних сил, но Хадден слепо гнал его вперед, сам не зная куда. Теперь он ехал по полоске травянистой земли, спереди доносился мелодичный перезвон реки, слева вставал высокий склон. И вдруг, не больше, чем в двадцати ярдах от себя, Хадден увидел на берегу реки кафрскую хижину. Он присмотрелся: да, конечно, это жилище проклятой ведьмы Пчелы; а вот и она сама – стоит возле ограды. Завидев ворожею, конь резко метнулся в сторону и, споткнувшись, упал. Он лежал, тяжело дыша, на земле. Хадден вылетел из седла, но остался невредим.
– А, это ты, Черное Сердце? Как там идет сражение, Черное Сердце? – насмешливо крикнула Пчела.
– Помоги мне, Мать, – взмолился он. – За мной гонятся.
– Ну и что, Черное Сердце, – за тобой бежит всего один усталый человек. Встреть же его лицом к лицу – Черное Сердце против Белого Сердца. Ты не осмеливаешься? Тогда беги в лес, ищи там убежище среди поджидающих тебя мертвых. Скажи мне, скажи мне, не лицо ли Нанеа не так давно я видела в воде? Передай ей от меня привет, когда вы встретитесь в Доме Мертвых.
Хадден бросил взгляд на реку. Она так широко разлилась, что он не решился ее переплыть и, преследуемый злобным смехом ворожеи, устремился в лес. А за ним следом – Нахун, с вывалившимся, как у волка, языком.
Хадден бежал через темный лес, вдоль реки, пока, окончательно выдохнувшись, не остановился на дальней стороне небольшой лужайки, около развесистого дерева. Нахун еще стишком далеко, чтобы метнуть копье, у него есть время вытащить пистолет и приготовиться.
– Стой, Нахун! – закричал он, как уже кричал однажды. – Я хочу с тобой поговорить.
Услышав его голос, зулус послушно остановился.
– Послушай, – сказал Хадден, – мы проделали долгий путь, мы приняли участие в долгом сражении, ты и я, и все еще живы. Если ты сделаешь шаг вперед, один из нас умрет, и это будешь ты, Нахун, потому что я вооружен, а ты знаешь, какой меткий я стрелок! Что ты скажешь?
Нахун ничего не ответил, он все еще стоял на краю лужайки, не сводя диких сверкающих глаз с лица белого, не в силах никак отдышаться.
– Отпустишь ли ты меня, если я отпущу тебя? – вновь спросил Хадден. – Я знаю, ты ненавидишь меня, но прошлого все равно не вернуть и умерших не воскресить.
Нахун ничего не ответил, и в его молчании, казалось, была заключена некая роковая сила; никакое, высказанное им обвинение не могло бы внушить Хаддену большего страха. Подняв ассегай, Нахун угрюмо направился к своему врагу.
Когда он был в пяти шагах, Хадден прицелился и выстрелил. Нахун отпрыгнул в сторону, но он был ранен в правую руку и копье пролетело над головой белого. Зулус все так же молча бросился вперед и левой рукой схватил Хаддена за горло. Несколько минут они боролись, раскачиваясь взад и вперед, но Хадден был цел и невредим и проявлял ярость отчаяния, тогда как Нахун был дважды ранен и мог действовать только одной рукой. Хадден, с его железной силой, скоро повалил своего противника на землю.
– Ну, а сейчас я окончательно разделаюсь с тобой, – свирепо пробормотал он и повернулся, чтобы схватить ассегай. И тут же, с испуганными глазами, попятился назад. Ибо перед ним в белой накидке и с ножом в руке стоял призрак Нанеа.
«Подумать только! – пробормотал он, смутно припоминая слова иньянги. – Когда столкнешься лицом к лицу с призраком в Доме Мертвых».
Сдавленный крик, блеск стали, – и широкий наконечник копья вонзился в грудь Хаддена. Он покачнулся и упал; так Черное Сердце обрел обещанную ему Пчелой великую награду.
– Нахун! Нахун! – шептал мягкий голос. – Очнись, я не призрак, я Нанеа, твоя живая жена, которой ее эхлосе11 помог спасти твою жизнь.
Нахун услышал, открыл глаза, и в тот же миг безумие оставило его разум.
Ныне Нахун – один из индун английского правительства в Зулуленде. В его краале полно ребятишек. И все, о чем я здесь поведал, я узнал от его жены Нанеа.
Пчела еще жива и по-прежнему исподтишка занимается колдовством, хотя при правлении белых это запрещенное занятие. На ее черной руке сверкает золотой перстень в виде змеи с рубиновыми глазками. Пчела очень гордится этим украшением.
11
Эхлосе – дух-хранитель. – Примеч. перев.