Проклятие Марены

Шторм. Нужно было найти его. Я не знала, зачем мне это нужно, но чувствовала, что этот человек был для меня кем-то важным. Кем-то, кто мог бы научить меня жить иначе.

"Я научусь жить иначе", — с этой мыслью я и заснула. Прямо в седле.

Когда я проснулась, вокруг был туман. Ворованый жеребец, оказавшийся статным, суховатым, резвым и явно не дешевым, стоял рядом со свалившейся хозяйкой и нетерпеливо бил копытом по мокрой траве. Я села и нащупала в кармане шар из сонного порошка. Захватила с собой, на всякий случай. Ещё с десяток таких были спрятаны в Тиритском парке. Интересно, кому повезёт наткнуться на этот клад? Денег от продажи шара вполне хватало на путешествие в Ганарию, если особенно не шиковать.

Я надеялась, что эту находку можно было счесть хорошим предзнаменованием.

Было прохладно. Белая пелена застилала всё вокруг. Я видела только себя и жеребца.

"Назову тебя Туманом", — решила я. — "Тем более, что цвет у тебя подходящий, серый".

Мы медленно двинулись вперёд, сами не зная куда.

Следующие дни я снова и снова прокручивала в голове наш последний разговор со Штормом. Его слова звучали у меня в ушах, пока я пересекала Ромнию, направляясь на запад. "Знаешь, где меня искать!" Единственное, что я знала — он вернётся в Ганарию и купит себе ранчо, чтобы разводить лошадей. Это всё. Не так уж много информации. Приходилось расспрашивать путешественников в гостиницах и харчевнях. Шторм рассказывал мне о своей родине, но тогда мои мысли были заняты совсем другим.

Нельзя сказать, что рассказы пилигримов особенно вдохновляли. Ганария, судя по их словам, была не так уж велика, но там не было крупных городов. Вся страна, за исключением Латьёлы — административного центра — цепочка не связанных друг с другом ферм. Конечно, называть Ганарию отдельной страной не совсем верно. Это вроде как округ Ромнии на особых правах. Там не действовали ромнийские законы, а времени на изучение законов Ганарии у меня не было. Единственное, что я хорошо запомнила — одним из самых страшных преступлений там считается конокрадство. Учитывая, что я путешествовала на краденом жеребце, это была очень ценная информация.

Кроме этого, в Ганарии своё правительство, свои правила и уложения. Всё, что делают жители округа — поставляют Ромнии своих великолепных лошадей и платят какие-то деньги за землю. Это другой народ и другие обычаи. Я слышала, что у них и короля-то нет. Есть какой-то совет, в котором собираются представители разных районов округа, он то и принимает решения. Но представителя жители сами себе выбирают, и если тот их не устраивает — избирают нового.

Зачем я ехала туда? Что мне было нужно от Шторма? Сказать ему, что я всё же остановилась? Или что я не так плоха, как он обо мне думал? Или всё же признаться, что он мне нужен, что бы я там ни говорила? Всё это было слишком сложно и запутано. Найду я его — и что? Скажу: "Привет, Шторм, давно не виделись! Кстати, я не убила Холла, и ещё я вроде как тебя люблю. То есть я не уверена, любовь это, или как это называется, но надеюсь, что ты мне всё объяснишь!" Он умрёт со смеху, а я от стыда. Что я могу ему сказать? "Вот она я, приехала!" Ладно, сначала нужно его найти. Буду надеяться, что слова сами найдутся.

Если бы Ганарию можно было описать одним словом — то это было бы слово «свобода». Яркое южное солнце выжгло траву, и золотые остовы покачивались от лёгкого ветра. Всюду, сколько хватала взгляда, плескалось огромное море золотой травы. Волны ходили по нему, сгибая побеги, и слышался тихий шепот. Разговор земли и ветра. Он звучал всюду — днём на пыльных дорогах, и ночью, во время привалов, когда к шепоту травы добавлялся стрекот цикад, а в небе летали мотыльки. Звёзды здесь казались близкими. Протяни руку — и обожжешь ладонь о нежное серебристое сияние. Золотые дни и серебряные ночи.

Серая кобылка, лёгкая, гибкая, тонконогая несла меня вперёд. В неизвестность.

Поиски затягивались. В Ганарии не было ни придорожных гостиниц, ни крупных селений, где можно было бы переночевать и послушать сплетни. Я знала, что у Шторма достаточно средств, чтобы купить хорошее ранчо и приобрести очень хороших лошадей. Именно так я его и искала — спрашивала у каждого встречного, не слышал ли он о богатом купце, что недавно вернулся из Ромнии и теперь закупает превосходных племенных. Вот только встречных было не так уж много. В Латьёле мне ничего узнать не удалось, и я почти месяц носилась по пыльным дорогам, ночевала на фермах, общалась с хозяевами и работниками. Самым сложным было не отчаиваться. Убеждать себя, что я найду Шторма было гораздо сложнее, чем верить в то, что я когда-нибудь отомщу Холлу. Чем больше времени проходило, тем сильнее становились мои сомнения. Нужна ли я Шторму, захочет ли он меня видеть после того, что случилось?

Повезло мне на какой-то ферме, названия которой я не запомнила. Ковбой — конный пастух, недавно нанятый на работу, рассказал мне, что его бывший хозяин недавно продал большую часть своих племенных какому-то господину с ромнийским выговором. Сам он ничего об этом господине не знал, но рассказал мне, как найти своего бывшего хозяина. Я снова вернулась в Латьёлу, разыскала таки на конной ярмарке нужного мне человека и, собрав всю волю в кулак, отправилась на юг Ганарии.

С каждой верстой, пролетающей под ногами Тумана, росло моё волнение.

Сначала ранчо казалось просто тёмным пятном на золотистом море. "La expectativa" — так называлось ранчо Шторма. Наверное, это слово что-то обозначало на древнем языке ганарии, но я говорила только на ромнийском, да и на родине Шторма древний язык был почти забыт.

Постепенно ферма обретала очертания. Можно было различить большой хозяйский дом в три этажа, дворовые простойки — загоны, сараи, дома ковбоев, ещё какие-то строения и даже небольшой сад с прудом. Последнее было настоящей роскошью для Ганарии — степного края.

Когда я, наконец, добралась до цели, солнце клонилось к закату. Мне не хотелось привлекать внимания, поэтому я спешилась заранее и отправила лошадь погулять. В глубине души мне было очень страшно. Патрон говорил, что не боятся только идиоты и мертвецы. Я больше не была ни тем, ни другим.

Двор оказался пустым. Несколько минут я стояла недалеко от дома и пыталась придумать, что же делать дальше. Просто зайти и поздороваться? Неожиданно до меня донеслись чьи-то голоса. Тело среагировало раньше, чем голова. Я кинулась к сараю, юркнула внутрь и замерла, вглядываясь в открывающиеся двери.

На пороге появились две фигуры — высокий, жилистый мужчина с длинными волосами, при виде которого сердце почему-то забилось быстрее, и миниатюрная блондинка в длинном шелковом платье. Сердце стукнуло ещё раз, ещё… и рухнуло куда-то в желудок. "Спорю на сотню золотых — это не его сестра", — пронеслось в голове, а не губах появился странный привкус, словно я пообедала полынью. Шторм аккуратно поддерживал девицу под руку, она чинно вышагивала по посыпанной гравием дорожке, плавно покачивая бёдрами. Порыв ветра растрепал золотистые волосы, и дамочка изящным движением поправила причёску. У неё каждое движение было таким — изящным, грациозным и в то же время чуть небрежным. Я хорошо видела тонкую фигуру, точеное личико, огромные, широко распахнутые глаза, как у фарфоровой куклы, тонкую ладошку с длинными пальчиками. Куда уж мне. Когда мы только вернулись в Тирит, одна из модисток, снимавшая с меня мерки, громко причитала: "О великие Боги, милая моя, откуда у вас такие мускулы — посмотрите, вы же как из камня сделаны! Женское тело должно быть мягким, приятным на ощупь! Как я могу оголить ваши плечи, это же отвратительно! А кожа? Дорогая моя, неужели вам никто не говорил, что кожа у женщины должна быть светлой и гладкой, как шелк? Сколько времени вы провели на солнце без шляпки? О, нет, не говорите мне этого, я вовсе не хочу знать таких ужасных подробностей! Вот, что я вам скажу, дорогая. Ваше главное, и единственное, надо сказать, достоинство — грудь. Увы, я не могу замотать вас в ткань с головы до ног и обнажить исключительно груди, хотя мне начинает казаться, что это единственный ваш шанс хоть как-то привлечь внимание. Понимаете? Я не могу даже сшить для вас платье с глубоким декольте — все увидят ваши ужасные плечи и все эти мускулы…" — все эти стоны тут же ожили в моей голове, так что я против воли стукнула кулаком по стене сарая. Шум долетел до Шторма и его девицы. Она тут же, словно от испуга, прижалась к груди ганарца. Вроде как ненароком. И Шторм, естественно, её не отодвинул.