Аллан Кватермэн

— Кто там? — кричит она. — Что это значит? Макумацан, это ты? Что с тобой? Ты принес дурные вести… мой господин? О, говори же, мой господин не умер? Нет? — она зашаталась, ломая свои белые руки.

— Я оставил Инкубу раненого, но бодрого! Он выступил со своим войском против Зорайи еще на закате солнца! Пусть сердце твое успокоится! Зорайя разбита, победа за тобой!

— Я знала это! — вскричала она с торжеством. — Я знала, что он победит. Они называли его чужеземцем и качали головами, когда я поручала ему командование войсками. На закате солнца… говоришь ты, а теперь уже светает! Вероятно…

— Набрось на себя плащ, Нилепта, — прервал я ее, и дай нам вина, потом позови прислужниц, если хочешь спасти свою жизнь! Не медли!

Она сейчас же побежала к занавеси и крикнула своих служанок, поспешно надела сандалии, набросила плащ. В это время около дюжины полуодетых женщин вбежали в комнату.

— Следуйте за нами и молчите! — сказал я им, пока они глядели на нас изумленными глазами. Мы вышли в первую переднюю.

— Теперь, — сказал я, — дайте нам пить и есть. Мы умираем!

Комната служила обыкновенно столовой для начальников стражи. Из шкапа сейчас же нам подали вина и холодного мяса. Мы с Умслопогасом поели и выпили вина, чувствуя, что жизнь возвращается к нам, и кровь быстро течет в жилах.

— Слушай, Нилепта! — сказал я. — Можешь ли ты довериться вполне хотя бы двум из всех твоих прислужниц?

— Конечно! — ответила она.

— Тогда прикажи им пройти боковым входом в город и позвать горожан, которые преданы тебе. Пусть они придут сюда вооруженные и приведут с собой всех храбрых людей, чтобы защищать тебя и спасти от смерти. Не спрашивай, делай, что я говорю тебе, и не медли! Кара выпустит женщин из дворца!

Нилепта выбрала двух женщин из толпы прислужниц и повторила им мои слова, дав им список тех людей, к которым они должны идти.

— Идите скорее и тайком! Ради спасения вашей собственной жизни! — добавил я.

Они ушли вместе с Кара, которому я велел вернуться к нам, когда он выпустит женщин. Затем мы с Умслопогасом пошли дальше, сопровождаемые королевой и ее свитой. На ходу мы доедали свою закуску, и я рассказал Нилепте все, что знал об угрожавшей ей опасности, как мы нашли Кара, как вся стража и слуги разбежались, и она была одна во дворце, со своими женщинами. Она сказала мне, что в городе разнесся слух, что наше войско уничтожено, и Зорайя с триумфом идет к Милозису. Поэтому все ее слуги и воины разбежались.

Мы провели во дворце не более 6-7 минут. Несмотря на то, что купол храма был озарен лучами восходящего солнца, так как находился на огромной высоте, рассвет едва начинался. Мы вышли во двор, — и здесь рана моя так разболелась, что я должен был опереться на руку Нилепты. Умслопогас следовал за нами, не переставая жевать.

Пройдя двор, мы достигли узкой двери во дворцовой стене, которая вела на великолепную дворцовую лестницу.

Я взглянул и остолбенел. Двери не было, так же, как и бронзовых ворот. Они были сняты с петель, как мы узнали потом, и брошены с лестницы на землю.

Перед нами находилось полукруглое пространство и 10 черных мраморных ступеней, которые вели на лестницу.

УМСЛОПОГАС ЗАЩИЩАЕТ ЛЕСТНИЦУ

Мы переглянулись.

— Ты видишь, — сказал я, — они сняли ворота и дверь. Чем бы нам заделать дверь? Скажи скорее, потому что они скоро должны быть здесь!

Я сказал это, зная, что мы должны защищать площадку, других дверей во дворце не было, так как комнаты отделялись занавесками. Я знал также, что, если мы сумеем защитить двор, то убийцам не попасть во дворец, который совершенно неприступен с тех пор, как потайная дверь, в которую вошла Зорайя в ту памятную ночь, когда хотела убить сестру, была заделана по приказанию Нилепты.

— Найдем! — сказала Нилепта, к которой вернулась ее обычная бодрость и энергия. — На дальнем конце двора есть глыбы и обломки мрамора. Рабочие принесли его сюда для пьедестала к новой статуе Инкубу, моего господина. Завалим ими двор! — Я обрадовался этой мысли и послал одну из оставшихся девушек на большую лестницу посмотреть, не может ли на получить помощь с набережной, где находился дом ее отца, богатого торговца, другую поставил сторожить дверь. Затем мы пошли назад через двор к тому месту, где лежали глыбы мрамора. Навстречу нам попался Кара, проводивший женщин. В углу двора, действительно, лежали глыбы мрамора, обломки, куски в 6 дюймов толщиной и пара приспособленных носилок, на которых рабочие таскали мрамор. Не медля ни минуты, мы принялись за работу. Четыре женщины таскали мрамор к двери.

— Слушай, Макумацан! — сказал Умслопогас. — Если эти негодяи придут, я буду защищать лестницу против них! Да, я знаю, это будет моя смерть. Не останавливай меня, старый друг, один давно умерший человек предсказал мне такую смерть! У меня был хороший день, пусть будет и хорошая ночь! Я пойду отдохну! Как только ты услышишь их шаги, разбуди меня! Мне нужна моя сила!

Он отошел в сторону, бросился на мраморный пол и моментально заснул.

Я совершенно ослабел и должен был сесть и наблюдать за ходом работ. Женщины носили мрамор, в то время, как Кара и Нилепта закладывали дверь. Надо было пройти 40 ярдов, чтобы взять мрамор и опять 40 ярдов, чтобы нести его к двери, и хотя женщины работали усердно, работа подвигалась очень медленно.

Стало совсем светло. Вдруг, среди окружающей тишины, мы услыхали движение на лестнице и слабое бряцанье оружия. Стена была заложена только на 2 фута вышины, и работали мы над ней только 8 минут. Они пришли. Альфонс сказал правду.

Звуки все приближались, и в прозрачном сумраке утра мы увидели длинный ряд людей, около 50 человек, медленно взбиравшихся по лестнице. Они остановились на полдороге у большой арки и, заметив, что ктото помешал им, выждали три-четыре минуты, совещаясь между собой, потом медленно и осторожно двинулись вперед.

Я разбудил Умслопогаса. Зулус встал, вытянулся и завертел топором вокруг своей головы.

— Хорошо! — произнес он. — Я словно помолодел! Моя сила вернулась ко мне. Светильник вспыхивает сильнее перед тем, как погаснуть. Не бойся… Я буду хорошо драться. Вино и сон освежили меня и укрепили мое сердце! Макумацан! Я видел сон! Ты и я, мы оба стояли вместе, на звезде, и смотрели вниз на мир. Ты был, как дух, Макумацан, свет исходил от тебя, но своего лица я не видел. Последний час настал для нас с тобой, старый охотник! Пусть! Мы прожили свое время, но все же я никогда не видал такого сражения, как вчера. Вели похоронить меня по обычаю моего народа, Макумацан, пусть глаза мои смотрят туда, на мою родину!

Он взял мою руку, крепко пожал ее и повернулся к врагам.

Я очень удивился, заметив, что Кара вскарабкался на стену и встал рядом с зулусом, подняв свой меч.

— Ты пришел сюда? — засмеялся Умслопогас. — Добро пожаловать, смелое сердце! Муж должен умереть достойной смертью! О, смерть схватит нас при звоне стали! Мы готовы. Как орлы, мы наточили наши клювы, наши копья сверкают на солнце, мы жаждем боя! Кто первый явится приветствовать начальницу (Инкози-каас)? Кто хочет попробовать ее поцелуя, за которым идет смерть? Я, Дятел, Убийца, Легконогий! Я — Умслопогас, владелец топора, из народа Амазулусов, сын Македама, из царской крови Чеки, я — победитель непобедимого, я — человек с кольцом, я — волк-человек, я призываю вас, ожидаю вас! Идите!

Пока он говорил или, вернее, пел свою дикую воинственную песнь, но лестнице шли вооруженные люди, среди которых я заметил Наста и великого жреца Эгона. Огромный детина, вооруженный тяжелым копьем, бросился на зулуса. Умслопогас ловко увернулся, и удар не попал в него.

Зато Инкози-каас обрушился на голову нападающего, и труп его полетел вниз с лестницы. Падая, воин уронил щит из кожи бегемота, зулус поднял его и схватил. В следующий момент смелый Кара убил одного человека. Началась сцена, какой мне никогда не приходилось видеть.

Лестница была полна осаждающими, топор летал туда и сюда, меч сверкал над головами. Раз, два, три, четыре… без конца! По ступенькам вниз катились мертвые и умирающие. Бой становился ожесточеннее, взор зулуса суровее, и рука — сильнее. Он испускал временами воинственный клич, и его ужасный топор рубил прямо, направо и налево. Он не думал, не размышлял, не имел времени на это, он увлекался зрелищем битвы. Каждый удар его сопровождался смертью, и трупы людей обагряли кровью великолепные мраморные ступени.