Страница 12 из 24
Опасных преступников — Бугаева, Журавкина и Охапкина — судили по нескольким статьям Уголовного кодекса, в том числе за посягательство на жизнь работника милиции.
В конце разговора я поинтересовался парнем, который был задержан в городском саду с самодельным пистолетом. Оказалось, за незаконное хранение и ношение оружия суд лишил его свободы на два года.
Приговор справедлив.
НА ПЕРЕДНЕМ КРАЕ
Начальник областного отдела борьбы с хищениями социалистической собственности подполковник милиции Коклягин на мой вопрос без колебаний ответил:
— Капитан Привезенцев, старший оперуполномоченный Петуховского отдела милиции. О нем и пишите. С расхитителями воевать умеет.
— Что он за человек?
— Бывший фронтовик. Оперативник опытный. — Подполковник немного подумал, добавил — Строг, но справедлив. Секретарь первичной партийной организации. Скромен. О себе рассказывать не любит. Для начала можете ознакомиться с его личным делом…
И вот я в городе Петухово. Николая Васильевича Привезенцева в райотделе милиции не было.
— Уехал, — сообщил дежурный. — К обеду должен вернуться.
В двенадцатом часу через окно дежурной комнаты я увидел высокого мужчину, одетого в темно-зеленый костюм. Чем-то озабоченный, он не спеша пересек коридор, по крутой лестнице поднялся на второй этаж.
Дежурный поглядел на меня, сказал:
— Николай Васильевич прошел.
В светлом кабинете, куда я вошел, на окнах — белоснежные шелковые гардины. Форточки распахнуты. Воздух чист. За массивным столом мужчина средних лет. Оторвавшись от бумаг, он поднял голову, и я увидел серьезное лицо, быстрые глаза под густыми бровями.
Мы познакомились. Пожимая руку, я без труда заметил: густой волос на голове оперативника иссечен сединой.
Узнав о цели моего приезда, Николай Васильевич торопливо заговорил:
— Что вы! Нет! Нет! Пишите о других. Разве мало хороших людей?
Щеки у него покраснели. Застенчивый взгляд упал на тонкие пальцы, машинально перебиравшие бумаги на столе.
— Застенчивость — хорошая черта, но не везде приносит пользу, — резанул я, зная, что по натуре он человек прямой. — Многое из вашей жизни мне известно из авторитетных источников. Хочется лишь уточнить отдельные детали.
Николай Васильевич, задумавшись, молчал. Я продолжал наступать.
— То, что вы воевали на Волховском фронте и сражались здорово — знаю. Имеете семь медалей и орден — тоже знаю. Знаю, что двадцать шесть лет бережно несете высокое звание члена партии коммунистов. Даже знаю, что кое-кто вас недолюбливает за прямоту и принципиальность.
— Ладно, — выдохнул он наконец, открывая сейф. И тут же выложил на стол два толстых дела. — Здесь докладные о нашей работе за последние годы. Знакомьтесь…
Я занялся изучением докладных. К вечеру в моей памяти отстоялись и вызрели многие страницы жизни Николая Васильевича.
В полдень на столе у Привезенцева появилось заявление. Автор сообщал: в магазинах продают некачественный хлеб, просил принять меры.
Прочитав заявление, Николай Васильевич задумчиво потер подбородок. Он сам ест тот же хлеб. Но проверить, почему качество плохое, как-то руки не доходили. Может, в самом деле на хлебозаводе орудуют расхитители? Надо действовать. Немедленно. Скоро Привезенцеву стало известно, что старший экспедитор Евгения Нечипуренко и старший мастер Загибалов живут на широкую ногу, устраивают частые попойки. Заинтересовался. Чаще стал бывать в городе, разговаривать с людьми.
Однажды его остановила пожилая женщина и, показывая булку хлеба, с возмущением сказала:
— К вам иду, товарищ Привезенцев!
— Слушаю.
Женщина покачала на ладони хлеб, пояснила:
— Штучная булка должна быть килограмм двести граммов. Эта вытянула только девятьсот граммов.
— Где покупали? — спросил оперативник, разминая папиросу.
Женщина назвала магазин, фамилию продавца.
— Ладно. Проверим. Только о нашем разговоре никому ни слова.
Женщина понимающе кивнула головой, попрощалась и направилась в обратную сторону. Николай Васильевич проводил ее задумчивым взглядом. Неужели весовые булки продают вместо штучных? Нет ли тут связи с хлебозаводом?
Старый оперативник не ошибся. Спустя несколько дней он установил: от Евгении Нечипуренко преступные тропы тянутся к работникам прилавка. Но не так-то просто уличить расхитителей. Нужны неопровержимые доказательства. Пока их нет. Надо настойчиво искать.
Продолжая осторожно разматывать преступный клубок, капитан терпеливо искал подходы к документам. И нашел. Помогли самые незаметные люди — возчики хлеба. При содействии их Привезенцев фотографировал накладные, чтобы потом сверить с бухгалтерскими документами…
Три напряженных месяца длился невидимый поединок оперативника с хитрыми жуликами. И когда было точно установлено, кто и как создает излишки продукции, кто, как и где их сбывает, Николай Васильевич решил нанести открытый удар. Это будет завтра. А сегодня он раньше обычного возвращался домой. Перед трудным днем надо получше отдохнуть, еще раз хорошо продумать каждую деталь предстоящей схватки с расхитителями.
Стоял тихий майский вечер. Изредка по улицам проносились автомашины. Привезенцев шагал медленно. На перекрестке улиц остановился. Замер. Из окон ближайшего дома лилась песня. Сильные мужские голоса вперемешку с женскими чеканили слова:
Николай Васильевич проглотил подкатившийся к горлу комок, стиснул челюсти и почувствовал, как сжались пальцы…
Дослушав песню, он пошел дальше. Память неумолимо несла в суровые годы войны. Тогда он, двадцатилетний лейтенант, командовал взводом на трудном Волховском фронте. На новгородской земле сражался за Чудово, Большую и Малую Вишеры, на ленинградской — за Мгу, Синявино, Тихвин. Три раза был ранен, но солдаты и доктора помогли вывернуться из цепких рук смерти. И Привезенцев продолжал драться с врагом.
Особенно жестокими были схватки за Тихвин. Были тяжелые минуты, когда вражеские солдаты подбирались почти вплотную к дзоту. Воины пускали в ход гранаты, и гитлеровцы снова откатывались…
В последней из вражеских атак пал смертью храбрых ефрейтор Петраков. Невыразимая ярость охватила сердце Привезенцева. Он метнулся на бруствер, крикнул:
— Получайте, гады! — и бросил гранату.
Враги в панике заметались. Но в эти считанные секунды вражеский автоматчик выпустил очередь. Девять пуль прошили руки и грудь советского офицера. Одна пронзила партийный билет, пройдя недалеко от сердца. Привезенцев упал.
Командир санитарной роты после обследования тяжело раненного влил в тело отважного лейтенанта двести граммов своей крови, сделал новую перевязку и отправил в госпиталь. Здесь, когда стало полегче, ему вручили орден Красной Звезды. Две пули и сейчас находятся в теле Николая Васильевича.
Разве можно после этого равнодушно слушать песни о войне? Разве можно забыть друзей военных лет, тех, кто пал смертью храбрых? Не зря он пошел работать в милицию, на передний край борьбы в мирное время. Здесь тоже война. Только формы, методы и средства ведения ее иные. А суть, пожалуй, та же: защита интересов государства, народа.
Николай Васильевич постоял у калитки, перевел дыхание, шагнул во двор. Дома его ждала жена Мария Фотеевна, сын Серега и дочка Танечка…