Страница 4 из 103
— Если я сказал: «Надо потолковать», значит, надо.
Можно, конечно, было объяснить ему, кто в этом доме хозяин, но тогда я вряд ли бы узнал тему предстоящего разговора.
— Толкуй.
— Сегодня в твою поганую контору приходила одна особа. Что ей было нужно?
— Ко мне в мою прекрасную контору приходит много особ, — спокойно соврал я. — О ком конкретно идет речь?
По затишью в его желудке я понял, что на встречный вопрос он не рассчитывал, и предполагал, что я назову имя своей клиентки первым.
— Ты знаешь. Последняя, после встречи с ней ты сразу отвалил.
— Последней ко мне заходила девушка в наряде святой Евпраксии, которой стало не по себе. Она попросила «живой» водицы, поблагодарила и ушла.
— Врет, — послышался сверху голос сифилитика. — Рядом киоск с квасом работал.
— Ваш товарищ полагает, что «живая» вода и русский квас — это одно и то же? — спросил я у памятника.
— Много базаришь, — пророкотал он. — Запомни: еще раз увижу тебя рядом с ней — пожалеешь о том, что родился.
— Можно идти? — спросил я.
— Вали!
— Большое спасибо.
Я медленно, очень медленно стал подниматься по лестнице, позволяя ему опуститься как можно ниже (хотя ниже было уже некуда); когда дистанция между ним и его мудрым сообщником, неподвижно стоявшим на верхней площадке, увеличилась до предельно возможной, а откуда-то со дна послышался властный зов: «Пошли!», я достал из кармана удостоверение частного детектива и, раскрыв его так, чтобы не было видно тисненой надписи на обложке, тоном начальника жэка рявкнул:
— Московский уголовный розыск, майор Столетник! Предъявите ваши документы!
Вниз ему бежать было обломно — там стоял я, наверх — тоже, выше пятого этажа жили только голуби, да и те над люком, закрытым на замок. Испуганный сифилитик попытался сбить меня своим тщедушным организмом в куцых джинсах и застиранной байковой рубахе в клеточку, я отклонился и подсек его в воздухе, в результате чего он пролетел над лестницей и, крикнув: «Менты, Бугай!» — плашмя упал на бетон. В следующее мгновение я заломил его татуированную руку и изъял из карманов самодельный кастет из слоеной фанеры, нож-«раскладушку», приобретенный в соседнем киоске «Роспечать», скомканные рубли, которых едва хватило бы на пол-литру, и проездной билет на трамвай. Документов ему еще не выдали.
— Как тебя зовут, шибздик? — спросил я, усевшись на него верхом так, чтобы он мог увидеть сотовый аппарат в моих руках, и набрал первый попавшийся номер.
— Рябчик… Виктор Рябов, — простонал он.
— Алло! — томно отозвалась женщина в трубке.
— Дежурная! — заговорил я голосом ленивого мента, стараясь не оставлять пауз между словами. — Майор Столетник! Пришли-ка мне ПМГ, какая там поближе к моему дому! Срочно! — И отключился. — Сейчас ты у меня заговоришь, Рябчик! Сейчас я тебя вместе с ананасами пожую, а потом выплюну!
Кровь от падения на его лице уже смешивалась со слезами.
— Не надо, начальник, — всхлипнул он. — Отпусти! Я все так тебе расскажу, слышь? Гадом буду! Неделю как откинулся, припаяют — век свободы не видать!
— У у у; да! — поцокал я языком. — При такой биографии да с учетом статьи 317 нового Уголовного кодекса «Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительных органов» свободу ты увидишь не скоро.
— Отпусти, начальник! Бабки себе возьми…
— Какие бабки?.. Вот эти, что ли? — обалдело посмотрел я на скомканные тысячи, рассыпавшиеся по лестнице. — Дача взятки должностному лицу при исполнении?.. Покушение с применением холодного оружия?!
— Да не покушались мы! Припугнуть хотели.
— Зачем? Быстро.
— Мы возле винного отдела стояли…
— С кем?!
— С этим… ну… как его… Бугаем…
— Который удрал?
— Ну… стояли, а из винного вышел такой прикинутый мужичок. «Что, — грит, — выпить охота?» Мы ему: «А то!» Он грит: «Тут один козел живет…»
— Козел — это я?
— Это он так сказал!
— Передача «В мире животных», — усмехнулся я. — Рябчик с Бугаем подвизались пугнуть Козла. Дальше!
— Дальше… дальше… это… ну, он сказал, что к нему сегодня в четыре телка в контору приходила…
(«К Рябчику, Бугаю и Козлу добавилась Телка», — мысленно принялся я сочинять за дедушку Крылова).
— … надо его на понт взять, чтоб раскололся — зачем. Мол, расколете — я вам ящик белой выставлю. И задаток дал — на пару пузырей…
— Адрес мой он тоже вам дал?
— Он… Пусти, начальник? Заметут ведь.
— Где Бугай живет?
— Да не знаю я, клянусь! Возле винного на Измайловском встретились, я его там раньше видел.
— А сам?
— Бомжую пока, паспорта нет…
— Где вы должны были с этим мужиком встретиться?
— Завтра там же, в десять.
— Как он выглядел? На тачке был?
— Вроде тачка… Белый «жигуль». Мы сразу в магазин вошли. Завтра он подъедет. Лысый…
— Ростом невелик?
— Не так чтобы… с тебя ростом… Лет под пятьдесят, костюм синий, с галстуком, в руке кейс вроде черный… Пусти, начальник, а?
— Значит, так, Рябчик. Слушай и не перебивай. Кастет и нож я оставляю у себя. На них твои «пальчики». Они же — в картотеке ГУИНа, как я понимаю. Сейчас приедет ПМГ, я скажу, что тебя упустил. Чеши живо, и желательно — в разные стороны. Но если завтра ровно в девять тебя не будет возле винного на Измайловском — я «случайно» твой арсенал найду, а дальше — знаешь сам.
Я слез с него, приказал собрать деньги. Несколько раз пробормотав слова искренней благодарности, заверенные фразеологическим оборотом «Гадом буду!», что соответствовало действительности, он скатился по лестнице. Я положил в карман улики и, торопясь наверстать упущенное время, поднялся к себе в квартиру.
В знак протеста против вынужденного воздержания и нарушения графика приема пищи Шериф навстречу мне не вышел, а только махнул хвостом и покосился на часы. Первым делом я бросился на кухню к холодильнику.
— Занят был, — объяснил я ему, — обои клеил. Потом собаку искал, черт бы вас побрал… бегаете за всякими суками!
На последнее слово он отреагировал поднятием головы, в глазах, запечатлевших скорбь израильского народа, промелькнула искорка интереса. Я поставил на газ сковороду, положил на нее пару антрекотов, купленных в кафе «Ласточка», и сел изучать параметры кавалера.
Если верить тому, что было написано в книге, был он вынослив, несмотря на малый рост, чистоплотен, любил детей и ладил с другими домашними животными, то есть был вполне гармонической личностью, не в пример большинству двуногих. К сложностям относились потребность в ежемесячной ванне, частые отиты, необходимость ежедневного расчесывания. Особо подчеркивалось, что кавалер — собака комнатная, в питомнике содержать ее нельзя. Весить он должен от 5,4 до 8,2 килограмма; судя по кредитоспособности Илоны Борисовны, «мой» экземпляр весил все десять. Следующая строчка: «Легко приспосабливается к жизни в городе и в сельской местности» — означала, что искать его нужно и в окрестных селах тоже. У него был соплеменник, с тем же названием, в котором отсутствовало слово «кавалер». У кавалера был более длинный нос, он был крупнее (что заметно облегчало его поиск). В США известен под названием «английский той-спаниель». Если до завтрашнего полудня я его не найду в Москве и окрестностях, придется ставить вопрос перед Ямковецкими о поездке туда.
Вырезав картинку кавалера, я перевернул антрекоты на сковородке и позвонил в Шереметьево-2. Самолет из Брюсселя прилетал в двенадцать сорок, то есть в запасе у меня, помимо вечера, ночи и утра, было еще сорок минут. Оставалось молить Бога, чтобы пошел дождь и рейс задержали, тогда поиски продлятся и я смогу заработать еще.
Дома был бедлам: здесь я держал недорогую офисную мебель для конторы, оставшиеся рулоны обоев, лаки, краски и прочее, чему скоро суждено было перекочевать в бюро. Хотелось разгрести все это, стереть пыль, вымыть полы, покончить с переездом; я вовсе не собирался начинать дела до окончания ремонта, теперь же все зависело от кавалера клиентки, которого я уже потихоньку начинал ненавидеть.