Страница 101 из 103
Двое рискуют выскочить на ту, левую, невидимую мне сторону. Они профи, эти парни: выскочив, падают, перекатываются… но больше не встают, потому что попадают под пули штурмового «генца» Викентия.
Он стоит наверху, в полный рост, весь в лучах заходящего солнца, красивый как черт. Пули его ложатся точно — он тут же исчезает из поля зрения: сделано!.. У того, что сидит за рулем «Волги» и у оставшихся в живых справа от этой внезапной очереди «с небес» должно сложиться впечатление, что это мои пули достали их, обогнув «Волгу» по дуге. Во всяком случае, никто больше выходить не рискует.
Три секунды я слышу, как по лесу рассыпается эхо выстрелов.
— Кошиц!!! — кричу я. — Если через пять секунд вы не отдадите Илону, я выстрелю в бензобак!.. Раз!.. Два!..
Водитель «Волги» выходит из машины, поворачивается ко мне.
Это Кошиц. Я никогда его не видел, но его надменная, самоуверенная ухмылка не оставляет сомнений — это Кошиц.
— Не стреляй, Столетник. А то ненароком прострелишь багажник. Такая сейчас пошла мода — возить заложников в багажнике, но, видит Бог, не я был ее законодателем.
Я прекращаю счет, но не меняю своей позиции и продолжаю держать их всех под прицелом. Внимательно слежу за тем, как Кошиц вставляет в замок ключ, открывает крышку.
— Не очень порядочно с твоей стороны, — он подчеркнуто нетороплив. — Мы ведь договаривались об обмене?
— Заткнись!!! (Не говорить же с гэбэшником о порядочности!) Выводи ее!..
Он склоняется над багажником, а я боковым зрением вижу, как по серпантину медленно съезжают вишневые «Жигули».
Кошиц вынимает Илону. Платье на ней порвано, руки связаны за спиной, на голове — камуфляжная маска с прорезью для глаз. Я не понимаю, зачем они натянули на нее маску да еще с прорезью для глаз?.. Она совсем почти не стоит на ногах, он обхватывает ее за туловище под грудью левой рукой и плотно прижимает к себе, надежно прикрывшись ею, как щитом.
— Бросай оружие, Столетник! Ты проиграл!.. — правой свободной рукой он срывает маску с ее лица…
Я медленно разжимаю пальцы. «ПМ» № 19732 падает в песок. Он уже падал сегодня; и вообще мне не раз случалось «сдавать оружие», но раньше это было маневром и я отвоевывал свой пистолет, на сей же раз никакой надежды не осталось.
— Bonjour, madame, — говорю я по-французски.
— Bonjour, Eugene, — лепечет обессиленно Валерия.
Лицо ее бледно. Глаза выражают безразличие ко всему, точнее, ничего не выражают.
— Я вас убью, Кошиц! — твердо обещаю я, поднимая руки, когда он приставляет к ее виску пистолет.
— Cela n'a pas le sens commun: et madame?[1] — произносит он вдруг на недурственном арденнском диалекте.
Двое его сообщников не успевают выскочить из «Волги» — Решетников развивает бешеную скорость, резко тормозит, и карьерная пыль облаком накрывает вишневые «Жигули»; пищат тормоза, раздаются выстрелы, а когда грязно-серое облако рассеивается, спецназовцы лежат, наполовину вывалившись из салона «Вольво».
Кошиц отступает, прикрываясь Валерией и держа ствол у нее под подбородком. Он понимает, что остался один, но его положение далеко от отчаянного.
— Не двигаться! — властно и четко командует он. Я вижу по его глазам, что он — хладнокровный и расчетливый убийца, сатанински вероломный и готовый на все.
Но вдруг и в его глазах — испуг: он останавливается и не мигая смотрит на Викентия, стоящего между мною и «Жигулями».
— Отпусти эту женщину, Бес! — спокойно говорит Викентий.
Мне кажется, я ослышался.
— Паленый?! — голос того, в ком Викентий признал Беса, провокатора и агента из команды «К» под личиной сотрудника федеральной безопасности, дрожит.
— Как видишь. Твой снайпер промахнулся тогда в ущелье, Бес.
Я стою с поднятыми руками, пока умница Викентий выторговывает мою жену. Другого выхода нет: одно неосторожное — и даже очень осторожное — движение может погубить Валерию.
— Но я не промахнусь, Паленый! — угрожает Бес.
— Не спеши. У меня есть для тебя приятный сюрприз, — с сумасшедшим спокойствием говорит Викентий. — Ведь тебе не нужен Ямковецкий, правда? Ты просто хотел убрать свидетеля, как убирал всех свидетелей своих «сделок с Дьяволом». Ты прекрасно знаешь, что завтра Илоне исполняется двадцать один, и по условиям контракта она получает право пользования счетом. — Викентий делает шаг к машине, распахивает дверцу и помогает выйти лежавшей до поры на заднем сиденье… Илоне Ямковецкой.
Как только она оказывается на ногах, он подхватывает ее, прижимает к себе, обхватив за талию, и приставляет к ее виску «генц»:
— Отпусти эту женщину, Бес! — повторяет Решетников. — Я отдам тебе Илону, и она поедет с тобой в этот вонючий Цюрих за твоими кровавыми миллионами. Ну?
Две пары стоят друг напротив друга, как зеркальное отражение, на расстоянии десяти метров. Я — посередине, с позорно поднятыми руками, униженный и беспомощный. Счет идет на секунды. Стоит такая тишина, что я слышу эти секунды по часам на поднятой руке у левого уха.
Илона, очевидно, невменяема. На ней одна короткая комбинашка, она боса, волосы ее растрепаны, взгляд безумен. Сверху на ней кожаная куртка Зиновия — непомерно большая, сползшая с одного плеча.
— Как ты нашел ее? — с ненавистью спрашивает Бес.
— Следил за «скорой», которая должна была доставить ее на дачу Майвина. И видел, как твои головорезы напали на нее, а потом посадили вместе с врачом на катер и доставили в твою резиденцию в Румянцеве. Тебе не стоит возвращаться туда, Бес. Никого, кроме трупов охранников, ты там уже не найдешь.
Где-то далеко-далеко громыхает колесница Громовержца. Дождя не предвидится, и еще через несколько секунд я начинаю различать шум вертолетного двигателя.
— Отпусти ее! — капитулирует Бес и первым отпускает Валерию.
Викентий зеркально повторяет его движения. Обе женщины едва держатся на ногах. Я пробую сделать шаг навстречу Валерии, но как только под руками не оказывается опоры, она падает на колено. Метра два она преодолевает на четвереньках и снова встает, продолжая мучительно бесконечный для нее путь длиною в десять метров, задыхаясь, как Ихтиандр без воды.
Стволы в твердых руках Викентия и Беса глядят женщинам в спины. Жуткое ощущение предельно натянутой струны: еще один оборот колка — и лопнет!..
Валерия добирается до меня первой. Я обнимаю ее, прижимаю к себе изо всех сил, потому что ноги ее больше не держат — она без сознания. Вижу сквозь туман двоих «дуэлянтов» и несчастную женщину, волокущую босые ноги по песку. Стрекот неотвратимо приближается, но мы на дне карьера, отсюда «вертушка» еще не видна.
За два шага до Беса Илона в нерешительности останавливается. Бес оказывается в выгодной позиции — ему ничего не стоит перестрелять нас, в него же попасть трудно, не подвергая риску Илону. Я опускаю глаза на свой «Макаров» и понимаю, что он для меня недосягаем…
Бес делает шаг навстречу, протягивает руку… сейчас он закроется женщиной, и тогда…
Я поворачиваюсь к нему спиной, чтобы пуля не угодила в подданную Франции, и вдруг пронзительный, резкий вскрик взрывает тишину.
— Ия-а-аааа!!! — разносится далеко окрест.
Вижу, как пистолет летит в одну сторону, а Бес, совершив головокружительное сальто, — в другую. Илона прыжком опускается в низкую боевую стойку «маабу» и мощно, от левого уха, рубит ребром ладони по горлу поверженного… Я в подобных делах знаю толк, но такого не видел даже в кино со времен Брюса Ли: качнувшись корпусом влево по широченной амплитуде, она молниеносно переносит центр тяжести, ее голая нога взмывает над головой и со свистом опускается Бесу на грудь. Илона делает подскок, падает на спину, и я вижу, как острый локоть мощной, сжатой в кулак правой руки попадает точно в солнечное сплетение Беса. Оттолкнувшись от него, словно от резинового матраца, она вскакивает и принимает боевую стойку — уже по инерции, и все это — за три секунды, сколько понадобилось Викентию, чтобы добежать до Беса.
1
В этом нет здравого смысла: а ваша супруга? (фр.).