Страница 94 из 104
Подъехала к воротам склада бричка. С неё сошла женщина, но Мотя неожиданно увидел «торговца», устроившегося на свое место, и этот факт поглотил Мотю целиком.
— Мотя, здравствуй! — услышал он женский голос, обернулся и увидел Тасю. В первый миг он и слова не мог выговорить, настолько неожиданным оказалось для него её появление. А Тася стояла перед ним в странной летней шляпке, больше похожей на детскую панамку, легком жакетике и платье в полоску.
— А я думала, ты в поле, на переднем фронте, а ты здесь, учетчиком… — она усмехнулась. — Стоило из-за этого ехать в такую даль?.. Неужели у них нет своих учетчиков?! — Таисья Федотовна слегка покачивала портфельчиком, грустно глядя на него.
«Одурела Таська совсем», — подумал Мотя и заулыбался.
— Здравья желаем, Таисья Федотовна! — бодро отрапортовал Левушкин. — Пламенный привет зам от бойцов овощного райсклада! Какими судьбами имеем счастье вас приветствовать?..
— Так совпало, что некому оказалось ехать, и послали меня… — с независимым видом сообщила Морковина. — Правда, мне на выбор предложили, но я решила в Серовск. Я вчера приехала, в семь вечера. Но я думала, ты в авангарде труда, где-нибудь на золотых нивах, поэтому даже не стала искать, а сегодня мне сказали, что «ваши на складе устроились…». Сказали с чувством презрения, и мне стало стыдно за тебя, Матвей Петрович! — Голос у Таськи неожиданно окреп, и она заговорила жестко, страстно и обличительно: — На полях не хватает рабочих рук, а наш лозунг: «Убрать весь урожай до последнего колоска!» Люди работают по суткам, не ложатся спать, не жалеют себя, показывая чудеса самоотверженности и героизма! И это в то время, когда ты, сын красного командира, лениво греешься на солнышке!
— Ты что?.. Ты что это?! — опешил Мотя.
— Я даже не думала, что в тебе так развито стремление к буржуазному паразитизму!
— Не заговаривайтесь, Таисья Федотовна! — оборвал её Левушкин, уже вконец возмутившись такими обидными словами. — Что вы знаете обо мне?.. Да и с каких таких прав вы приехали судить меня?! Вас куда послали?..
— Меня послали к тем, кто на переднем фронте! Чтобы я ещё больше воодушевила их на ударный труд! А разве можно воодушевить вас, когда вы ничего не делаете, а только прохлаждаетесь!..
— Да замолчите, не хочу вас слушать! — гневно отрезал Мотя. — И отойдите, вы мне мешаете работать!
К Моте подошел Баныкин
— Товарищ Левушкин! Я в потребкооперацию! — доложил он. — Следите за порядком! Кое-что привезли вкусненькое! — загадочно промычал он и ушел, широко размахивая портфелем.
— Так вот ты почему здесь! Используешь своё звание бойца наркомата в корыстных целях? — выпалила Тася.
— Охолонись! — цыкнул на неё Мотя.
— Эх ты, а я летела сюда на крыльях большого чувства, мечтая увидеть вас героем дня!..
— Замолчи! — прошипел Левушкин, сделав одновременно очень страшное лицо, но Морковину уже нельзя было остановить.
— Я не могу молчать, когда все мои чувства протестуют против твоего душевного загнивания, я хочу раскрыть тебе глаза на настоящую жизнь!.. — уже чуть ли не кричала Тася.
— Пошла вон отсюда! Чево рот раззявила?! Ну?! — Грубым донельзя окриком осадил её Мотя, и только тогда Морковина замолчала, оторопев, глядя огромными глазищами на Левушкина.
Даже возница, сидевший к Моте спиной, обернулся и взглянул на них. Левушкин, ожидавший увидеть на бричке старика, чрезвычайно удивился, узрев молодого небритого парня лет тридцати. В глазах его мелькнули настороженность и беспокойство, он тотчас снова повернулся спиной, но Могя сразу же почуял здесь что-то неладное.
— Твоя бричка? — спросил он негромко.
Тася не ответила.
— Я спрашиваю: твоя бричка?! — повторил Левушкин.
— Нет… — Она помолчала. — Но пусть он подождет, я уеду от тебя. Эй, подождите, я сейчас поеду! — крикнула она.
— Хорошо, — отозвался спиной парень
— Я ради тебя приехала, Мотя! — вдруг прошептала Тася. — Я люблю тебя… И я ухожу!
Она не двигалась с места. Две крупные слезы, выкатившись из её огромных глаз, скатились по щекам.
— Тасенька!.. — Мотя хотел ей объяснить, что не время сейчас для разговора, но подъехала машина с огурцами. Левушкин проверил накладные, груз, записал номер машины и путевой лист, отправил на разгрузку.
Таги продолжала стоять на месте.
— Я должна уехать в район… Надолго, — вытирая слезы ладонью, выговорила она. — Ты похудел…
Мотя молчал, не зная, как себя вести. Он понимал, что надо сказать ей что-то хорошее, успокоить её, погасить тревогу, но после тех слов, что она тут наплела, не так просто найти что-то хорошее. Он вздохнул. Взгляд его невольно скользнул по дому Семенцова: створки были распахнуты настежь.
— Я так страдаю от всего, что происходит, — снова заговорила Тася. — Извини меня за эти резкие и обидные слова. Они от боли и любви. Мне больно, и я люблю… — Тася снова заморгала и отвернулась, вытащив платочек.
Мотя вдруг вспомнил: окна распахнуты настежь — значит, грузовик с бандитами мчится сюда! Налет начался! Его бросило в жар «Торговец» по-прежнему стоял на своем месте, поглубже натянув кепку и упрятав лицо в тень. Возница сидел спиной к ним, но одна рука уже не держала вожжи. Мотя сунул руку в карман, взвел курок.
— Слушай меня внимательно, Тасенька, беги отсюда, и быстро! — шепнул он Морковиной.
— Что?! — Тася сделала недоуменное лицо.
— Я сказал, иди отсюда! — улыбаясь, проговорил Мотя. — К бричке не ходи! Иди пешком!..
— Зачем ты меня гонишь? Я ещё немного постою и сама уйду! — Тася высморкалась, скомкала платочек, попыталась улыбнуться…
Теперь Мотя чуял стальные дула обрезов, нацеленных на него. «Чего они ждут? — размышлял он, готовый в любую секунду броситься на землю. — Машину? Да, машину, чтобы начать все разом!»
— Мы создали здесь бригаду по загрузке хлебом первого эшелона в восточные области страны, и я, когда узнала, что ты здесь на складе учетчиком, то предложила твою кандидатуру на бригадира. Все поддержали. Ты согласен?
— Согласен, согласен, только иди отсюда! — взмолился Мотя.
— Понимаешь, ты должен быть там! — воодушевленно подхватила Тася, не обращая внимания на то, как он прогонял её. — Осенью мы будем принимать тебя в члены ВКП(б), и участие в погрузке эшелонов очень почетная работа, понимаешь?! — радостно говорила она.
— Ты уйдешь или нет, черт возьми?! Иди отсюда, пока я тебя не прибил! — бушевал Мотя. — Убирайся!
Грузовичок бешено влетел на площадь. Возница стал разворачиваться, медлить было больше нельзя.
— Падай! — крикнул Мотя, кинулся к ней, чтобы сбить её с ног, возница выстрелил. Тася упала, как подкошенная. Второй раз Мотя выстрелить ему не дал, убив его наповал.
— Тасенька?! — завопил вне себя Мотя, бросаясь к ней и пытаясь перекричать шум начавшейся перестрелки. Били с площади, и пули свистели над головой.
Мертвый возница, стальной хваткой вцепившись в вожжи, продолжал удерживать коня, Левушкин кинулся в бричку и, вышвырнув мертвого бандита, полетел во весь опор к банку. Торговец уже лежал убитый. Из-за машины, стоящей у банка, отстреливались двое бандитов. Мотя не стал мешкать и двумя выстрелами снял обоих — уж что-что, а стрелял он отменно.
Подлетев к банку, он подстрелил одного из бандитов, выскочившего из дверей, вломился в банк, на ходу паля в воздух.
— Банк окружен! Всем на пол, бросай оружие! — заорал он
Что-то было, видно, страшное во всем его облике, нечеловеческое, коли тотчас все бросились на пол. Один из бандитов попытался удрать, но Мотина пуля догнала и его. Бандит завизжал, рухнул на пол.
— Оружие в сторону! Ну?!
Загремели по каменному полу обрезы и наганы.
— Встать! Руки! — рявкнул Мотя. — К стене всем!
Бандиты поднялись, вытянули руки, упершись в стену.
Подбежал с милиционерами Семенцов.
— Собрать оружие, — бросил ему Мотя.
— Собрать оружие! — гаркнул Семенцов.
Мотя вытер рукавом рубашки лицо. Его била дрожь. Он всё время помнил про Тасю, и теперь боль вдруг вырвалась, скрутила его. Мотя выскочил на улицу, не зная, где спрятаться от чужих глаз На площади уже толпился народ, рабочие с винтовками, которых зарезервировал Семенцов. Мотя зашел за здание банка, уперся головой в каменную стену и долго не мог совладать с собой. Подошел сзади Семенцов, положил руку на плечо.