Страница 109 из 114
Они сошли на берег Испании осенью тридцать шестого года. К тому весеннему дню, когда его вызвали в Мадрид, Лаптев уже полгода провоевал на Южном фронте, под Малагой. Зимой, в феврале, франкисты и интервенты, числом в двадцать раз превосходившие на юге республиканцев, разбили их. После того как мятежники захватили Малагу — эту «невесту Средиземноморья», Андрей воевал под Альмерией и Гранадой, в одной из неудачных операций во вражеском тылу был контужен и с той поры мучился почти непрерывными жестокими головными болями. Об этом его недуге знала одна Хозефа, потому что контужен он был у нее на глазах. Второй раз ему досталось во время диверсии на горной железной дороге Гибралтар — Гранада, по которой в глубь Испании поступало вооружение и снаряжение для франкистов из Рима и Берлина. Андрея ранило далеко отлетевшим при взрыве камнем. И на этот раз девушка оказалась рядом. Он боялся, что она упадет в обморок, увидев, как хлещет из раны кровь. Но Хозефа как ни в чем не бывало достала санпакет и начала ловко бинтовать его злополучную голову: «Чудак, у меня же два курса мединститута!» Об этом он услышал впервые. А настоящее имя, как ни исхитрялся, никак узнать не смог. Единственное, что выведал: испанский она учила еще в школе и очень любит этот гортанный. язык. И вот теперь от Хаджи узнал: «Лена».
В Море отряд Лаптева разместился на окраине городка, в старинной казарме, по стенам которой висели алебарды, обоюдоострые мечи и доспехи, а в сумрачных комнатах со сводчатыми потолками стоял тяжелый запах кожи, пота и кислого вина — казалось, с тех еще времен, когда располагались здесь рыцари-крестоносцы, отправлявшиеся отсюда в дальние кровавые походы.
За стенами мрачной казармы уже буйствовала весна: фруктовые деревья клубились бело-розовой пеной, днем под солнцем парила земля и раскалялись камни, а ночами все ниже опускались звезды.
В нескольких километрах от городка, за широкой и стремительной рекой Тахо лежал Толедо. То была уже вражеская земля. Извилистая линия фронта проходила по реке. И за рекой предстояло действовать группам Лаптева.
Чуть ли не каждую ночь переправлялись диверсанты через реку. И где-то за двадцать-тридцать километров от линии фронта, в скалах грохотали фугасы, срывались с круч в пропасти, разбиваясь в щепы, вагоны.
Бойцами в отряде Артуро были добровольцы — волонтеры интербригад, но большинство — испанцы, смуглые веселые парни и пожилые мужчины, в недавнем прошлом — рыбаки и рубщики сахарного тростника, докеры, виноградари, официанты и металлисты. Нельзя сказать, что они были похожи один на другого, эти люди: коренастый, тяжелоплечий крестьянин Рафаэль в аккуратно залатанной куртке, с кожаными наколенниками на брюках, в альпарагетах — лаптях на ногах; и сухощавый токарь Феликс Обрагон, даже во время разговора не выпускавший изо рта сигару, а из руки — винтовку; или валенсийский краснодеревщик толстяк Хулиан.
Самым молодым был в отряде Лусьяно, восемнадцатилетний студент. Он появился перед их отступлением из Малаги. Его остроконечная шапочка была надвинута на самое переносье. Вместо звезды или кокарды к шапочке был пришит патрон. Рукав крупновязаного свитера перетянут красной лентой, на запястье болтался браслет из пистолетных пуль. На широком поясе, украшенном бляшками — скрещенными мечами и черепами, — висел справа парабеллум с торчащей из кобуры ручкой, с левой — тесак. Парень был тонколиц, редкий пушок дымился над верхней губой, зато роскошные локоны ниспадали из-под шапочки на плечи. Юнец театральным жестом сдернул с глаз темные очки, которые до этого Андрею не довелось и видеть, и представился.
— Его зовут сеньор Лусьяно Гарсия дель Рохос, он явился в ваше распоряжение, и вы можете распоряжаться его телом и душой, — с трудом сдерживаясь, чтобы не прыснуть, перевела Хозефа и добавила от себя: — Миленький мальчик.
Рассудок подсказывал, что не место этой птичке колибри в их отряде. Но «сеньор дель Рохос» понравился Артуро. «Пусть, — решил он. — Шелуха быстро слетит, а задор останется. Да и надо же когда-то становиться мужчиной и мальцу».
Если и мог кто-нибудь в отряде соперничать с Лусьяно по колоритности, так это серб Божидар Радмилович, моряк торгового флота, десять раз обошедший вокруг света и в конце тридцать шестого года, оказавшись в испанском порту, списавшийся на берег. Он чистосердечно заявил командиру: «Разве я могу не принять участия в такой заварушке?» Божидар, огромный детина невероятной физической силы, исполненный презрения к фашистам и к опасностям, понравился Лаптеву с первого взгляда. К тому же серб с грехом пополам знал русский язык — единственный, не считая Хозефу, человек в отряде, с которым капитан мог поговорить без переводчика.
С осени прошлого года, когда начал действовать отряд, каждый из бойцов побывал на задании не один раз. Парни воевали отважно. Многие получили раны, некоторые погибли. И хоть всякое бывало за эти месяцы, ни разу не случилось, чтобы кто-нибудь из них струсил, в минуту опасности подумал первым делом о себе, а не о товарищах.
Да, они были разные. Но всех их объединяли одни чувства: любовь к республике и ненависть к Франко. И эти любовь и ненависть испанцев разделяли бойцы-интербригадисты. Пожалуй, только здесь, в отряде Андрей по-настоящему осознал значение слова: интернационализм.
Коронель снова вызвал капитана в Мадрид.
И снова, как и в прошлый раз, достал из сейфа карту, развернул ее на столе:
— Надо выполнять одно очень важное задание.
— Грецкий орех! — подмигнул находившийся тут же в кабинете Ксанти. — Крепкий орех, не всем по зубам.
— Да, крепкий, — кивнул седой испанец и ткнул пальцем в квадрат, обведенный толстой линией на окраине Толедо. — Здесь самый большой патронный завод. Дает франкистам очень много боеприпасов. Очень много. Его нужно взорвать.
— Хорошенькое дельце! — Андрей даже присвистнул. — Действительно, орешек… А не проще ли артналетом или авиацией?
— Завод старинный, стены цехов — метра в три. Их могла бы взять только крепостная артиллерия. Такими калибрами мы, к сожалению, не располагаем. Вокруг завода — плотная противовоздушная оборона. Но главное — склады готовой продукции зарыты глубоко в землю, — объяснил Ксанти.
И закончил:
— Задание могут выполнить только диверсанты. Готовься. Организуй разведку объекта. И мы, конечно, поможем.
Возвращаясь в Мору, Лаптев прикидывал: как приступить к заданию? Без сомнения, франкисты бдительно охраняют завод. К тому же такую махину одной миной не подорвешь: потребуются сотни килограммов взрывчатки. Как проникнуть с ними на территорию, да еще уложить в самые уязвимые точки?
Той же ночью он послал группу бойцов на разведку. Вернувшись, они рассказали: завод опоясан рядами колючей проволоки, вдоль всей территории — смотровые вышки с пулеметчиками. Перед главными воротами, из которых выходят железнодорожные вагоны с готовой продукцией, башни с амбразурами. Из башен можно вести круговой обстрел.
Утром Лаптев снова поехал в Мадрид, захватив с собой и комиссара Гонсалеса.
— Среди рабочих на заводе есть надежные товарищи, коммунисты. Они передали моим людям план территории. — Коронель достал лист. — Вот цехи, вот склады-штольни. Ну, что говоришь?
— Вернее всего — заложить взрывчатку вот в этой и этой штольнях, в складах готовой продукции, — после долгого раздумья сказал Лаптев. — Используем неизвлекаемые мины замедленного действия с часовым механизмом, задублированным на электросигнал. Их разрушительная сила огромна. И, даю голову на отсечение, противнику они неизвестны — последнее наше изобретение. Штольни расположены недалеко друг от друга. Если подорвем главный склад, от детонации взлетит на воздух все остальное.
— Убедительно. Но как проникнуть в эти склады, совьетико? — Коронель потеребил пальцами седые брови. — Есть варианты? — Он выжидательно смотрел на них, переводя взгляд с капитана на комиссара.