Страница 104 из 114
— Каюмова Максумэ, тысяча девятьсот шестнадцатого года рождения… Подходит это вам?
— Да, да… Именно шестнадцатого года!..
— Каюмова у нас не учится. Перевелась в Ташкентский университет по семейным обстоятельствам…
Вначале с этим было трудно, почти невозможно примириться. Федотов собирался писать в Ташкент, но подоспели зачеты, так и не собрался. Потом поехал на практику, впервые участвовал в археологической экспедиции. Нахлынули новые яркие впечатления.
С годами воспоминание о девушке с гордым лицом потускнело, он уже неясно представлял себе ее, зато все ярче, будто поднимаясь из воды, возникал перед его умственным взором таинственный затонувший город, одна из загадок древней Согдианы. Так получилось: девушка забылась, легенда — нет…
Федотов закончил институт и одновременно курсы ЭПРОНа, ушел в армию (началась война), воевал, был ранен, демобилизовался, возвратился к прерванному войной любимому делу — к подводной археологии.
Федотова видели после войны на Черном море, в районе Древней Ольвии, отыскивающего под водой затонувшую старинную гавань. Его видели в Феодосии, рассматривающего мраморных львов, которых шквал выбросил на берег. Его видели у Чудского озера, когда он поднимал со дна заржавленные кольчуги тевтонов.
Так, шагая по дну рек, морей и озер, молодой археолог добрел и до прозрачного горного озера в горах Таджикистана. Он шел к нему издалека, в течение многих лет.
Предпринятые Федотовым розыски убедили его в том, что в основе легенды о затонувшем городе лежит исторический факт. Город действительно существовал. Однако затонул ли он? На этот счет высказывались сомнения. Предполагалось, что он был осажден воинами Александра, пал и после разграбления в отместку за слишком упорное сопротивление был разрушен. Его начисто сровняли с землей.
Так ли это?..
До утра, до спуска на дно оставалось всего несколько часов, но, как всегда, они были самыми томительными.
Федотов с завистью прислушался к разноголосому храпу, от которого сотрясался брезентовый полог палатки.
Озеро, там внизу, под горой, волновалось — это было слышно. Наверное, ветер поднимался в горах. Волны глухо ударяли о берег. Что-то необычное чудилось Федотову в звуках прибоя.
Что же?..
Ага, прибой был не ритмичным, а каким-то лихорадочно-прерывистым, с паузами — как пульс у больного.
Очень медленно стал светлеть полог палатки, постепенно окрашиваясь в бледно-желтый, затем в розовый цвет. Можно было вообразить, что находишься внутри пестрой морской раковины.
И эта раковина звучала! Все сильнее, все громче!.. Озеро, видно, разыгралось не на шутку.
Федотов не выдержал. Поспешно натянул сапоги, перебросил через плечо ремень с ФЭДом — не расставался с фотоаппаратом никогда, — перешагнул через разметавшегося на кошме Василия Николаевича и вышел наружу.
Солнце только поднималось из-за гор. Лучи его еще не достигли озера, лежавшего в глубокой котловине, как бы в чаше. Со всех сторон подступали к нему крутые горы. Лес начинался у самой воды.
Туман, висевший над озером, придавал еще больше сказочного очарования зрелищу, которое открылось перед Федотовым. Туман колыхался, ходил ходуном, свивался в кольца.
С удивлением увидел Федотов, что верхушки сосен и скал светятся. Свечение было неярким, спокойным, ровным. Как будто чья-то невидимая рука иллюминировала лес, развесив на деревьях и скалах фонарики. Если бы они горели в море, на верхушках мачт, Федотов с уверенностью сказал бы, что это огни святого Эльма, то есть небольшие скопления атмосферного электричества.
Он не успел вникнуть в суть странного явления. Внимание было отвлечено. Солнце наконец озарило котловину.
Клубясь, медленно расходился туман. Все больше приоткрывалась поверхность озера. Цвет его менялся на глазах. Сначала оно было черным, как грифельная доска, потом начало светлеть, синеть, вдруг пробежала по нему золотистая рябь, и вот, пронизанное до дна косыми лучами, оно сделалось ослепительно голубым и прозрачным.
Федотов нагнулся над водой.
Нет, пока не видно еще. Рано! Проводник говорил, что видно бывает только в полдень, когда солнечные лучи падают почти отвесно. И даже в полдень удается увидеть не всегда. Поверхность воды должна быть для этого совершенно гладкой, зеркально-гладкой — без единой рябинки.
Сказочное видение возникает в хрустальной синеве. Покачиваются в такт колебаниям рыбачьей лодки полуразрушенные крепостные башни, белеют еле различимые прямоугольники домов.
Но видение смутно, расплывчато. Да и появляется оно только на миг. Потянуло ветром с гор, набежала быстрая рябь, и все исчезает внизу без следа, как подводный мираж.
Может быть, это и впрямь мираж, обман зрения? За развалины города легко принять причудливые обломки скал, нагромождения подводных камней, вокруг которых раскачиваются густые заросли водорослей.
Только спустившись на дно, можно решить эту загадку.
Федотов нетерпеливо взглянул на часы-браслет.
Ну, недолго осталось ждать! Через полчаса побудка, затем завтрак, и вот наконец Федотов и его помощники наденут акваланги, чтобы двинуться широким фронтом в глубь озера.
Он ясно представил себе, как бредет по улицам затонувшего города. Это будет удивительное путешествие — не только по дну озера, но и во времени.
Двадцатый век останется наверху, за, сомкнувшейся над головой хрустально-синей преградой. Здесь, под водой, в зыбком струящемся сумраке, все еще четвертый век до нашей эры.
Аквалангисты осторожно проплывают над скользкими, покрытыми илом плитами древней мостовой. Приближаются вплотную к домам, наполовину зарывшимся в песок. Распугивая рыб, раздвигают водоросли, закрывающие вход. Проникают внутрь, включают свет прожекторов, чтобы прочесть письмена на стенах.
Потом бережно поднимают наверх бесценный археологический улов: оружие, черепки посуды, обломки камня с орнаментом и надписями…
Обидно, конечно, что тайну придется раскрывать по частям, отламывать, так сказать, по кусочкам. Насколько счастливее в этом отношении собратья Федотова по профессии — «сухопутные» археологи! Труд их бывает вознагражден сторицей, когда отрытые с кропотливой тщательностью из-под пепла или из земли предстают пред ними древние, исчезнувшие на карте города — все целиком, от крыш до плит мостовой.
Федотов подумал о том, что, может быть, на этом горном озере устроят когда-нибудь каскад, подобный тому, который создали на Севане в Армении. Вода заструится вниз в равнину по ступеням гигантской лестницы. Уровень озера понизится. И тогда… О, тогда расступятся, наконец, зеркальные стены, ревниво оберегающие тайну! Вдруг прихлынет к берегу волна и вынесет затонувший город на песок, как большую, сверкающую серебряной чешуей рыбу!
Молодой археолог так ушел в свои мечты, что забыл об окружающем. Вдруг отражение его пошло кругами в воде, замутилось.
Федотов в изумлении откинулся на скале, на которой сидел. Он ясно видел, что озеро мелеет.
С раскатом, подобным пушечному залпу, волна отпрянула от берега. Обнажились песок и длинные космы водорослей, тянувшиеся по песку за быстро убегавшей водой.
Город всплывал на поверхность!
Первыми из яростных завихрений пены вынырнули башни, грозные даже сейчас. Потом под яркими лучами солнца засверкали купола странной конической формы. С берега Федотов не мог определить: металл это или особо искусная облицовка.
На площади торчали какие-то обелиски, а рядом, повалившись набок, лежали каменные изображения не то грифов, не то крылатых быков.
Улицы города были круты, узки. Большинство домов ушло в ил почти до половины, но некоторые, построенные на холмах, были видны очень хорошо. Водоросли обвивали их, как плющ. Кое-где из-под зеленого покрова проступали багряные и оранжевые пятна. Наверное, стены домов были обложены разноцветным камнем. Стайка синих и красных рыбок — теперь рыбы владели городом — билась на плитах мостовой, пытаясь перепрыгнуть в уцелевшие лужи.