Ответственность

— Не курю я еще.

— Плохой, выходит, ты беседошник. Ну, дожидайся.

Он посмотрел на небо, зевнул и ушел на свое вахтерское место изнывать от безделья. Сеня ждал.

Взревел над заводом гудок, и сейчас же из конторы выбежал Юртаев и сказал раздраженно:

— Ничего, Семен, у нас пока не получается.

Сеня встал и пошел рядом с ним. До него еще не дошел тяжелый смысл сказанного. Кроме того, он просто не ожидал отказа. Он хочет работать, и никто не имеет права в этом ему отказать.

Так он думал и ждал, когда Юртаев подтвердит это. Но он услыхал:

— Черти, перестраховщики!

— Ясно, — проговорил Сеня.

— А ты, Сенька, не унывай.

Сеня невесело усмехнулся:

— Ладно уж тебе.

— Да ты что? Ты не думай, будто я утешать тебя взялся. На черта нам это надо! Я говорю, мы это дело все равно пробьем, а ты от своего не отступай.

Гудок замолчал.

— Завтра приходи к нам домой, без всяких, мы там всем гуртом потолкуем и что-нибудь надумаем. Приходи. И девчонку эту, Асю, приводи. Она хорошая. Придете?

— Не знаю.

— Ты что, обижаешься?

— Да ты что!.. Просто не ожидал я.

— Ну, смотри. Нам драться до победы! — Пожав Сенину руку, Юртаев побежал к проходной.

НЕ САМЫЙ ЛУЧШИЙ ВЫХОД

Попрощавшись с Юртаевым у проходной, Сеня долго шел улицами большого рабочего поселка, очень оживленного в этот час, когда ночная смена спешила на работу. Здесь все знали друг друга, и у всех были свои заботы и свои интересы.

И было удивительно светло, совсем как в Ленинграде во время белых ночей. Да разве что-нибудь может быть так, как в его городе — прекраснейшем на свете? Раньше он думал: наступит мир, и все снова соберутся вместе, в свои дома, и снова продолжится жизнь, прерванная войной.

Сейчас в его жизни складывалось все так плохо, так нелепо, как не может быть в настоящей жизни. И ему казалось, что все это неправдоподобное, недостойное существовать должно кончиться так же внезапно, как оно и появилось. И тогда снова вернется нормальная человеческая жизнь.

На веселой остановке «Разгуляй» его ждала Ася с невеселыми новостями.

— Где ты так долго? — спросила она тревожным голосом и, не дожидаясь его ответа, торопливо заговорила: — Домой нельзя. Там пришли за тобой.

— Кто пришел?

— Ну, известно кто. Эти, из колонии.

А Сеня все еще не мог понять, кто пришел и зачем. Он как-то устал и отупел от всего недоброго, что так вот, в одночасье, обрушилось на него.

— Какая еще колония? — безнадежно спросил он.

Ася рассказала; когда она вернулась из школы, у ворот повстречались ей двое. Парень и девушка. Очень молодые, совсем как старшеклассники. Спросили Сеню. Ася сначала тоже ничего не поняла, но на всякий случай сказала, что она не знает, куда ушел Сеня.

— Тогда мы подождем, — засмеялся парень.

Ася сразу сообразила: пришли, чтобы забрать Сеню в колонию. Она не растерялась и ответила:

— Ждите. Только мне в школу надо.

Ее не задерживали. Парень даже проводил ее немного. По дороге она спросила:

— За что вы хотите его забрать?

Он ответил:

— Мы его в детский дом определим, чтобы зря не болтался. А если ты его предупредишь и он скроется, тогда ты будешь отвечать. Так и знай.

Ася сказала:

— Как же! — Она и в самом деле ничуть не испугалась. Сейчас ей было просто не до того: она только думала, как бы в эту минуту не показался Сеня, и старалась идти быстрее, чтобы подальше увести этого парня. А он пригрозил:

— Вот тогда узнаешь!

Она фыркнула:

— Оч страшно.

Он рассмеялся и, как ей показалось, неискренне похвалил:

— А ты удалая. Только напрасно ты его скрываешь. Ему в детдоме будет лучше.

И начал расписывать, как в детдоме хорошо, как там кормят, одевают во все новое, как учат. Все это Ася выслушала и ни одному слову не поверила. Совсем заврался. Кто же поверит, что в детском доме такая роскошная жизнь! Но тут же ей пришло в голову, что этот завравшийся, может быть, знает про Сенину маму. Где она. Как бы так его спросить, чтобы он проговорился? Попросту-то, наверное, не скажет. Невинным голоском она сообщила:

— Вы его заберете, а вдруг ему письмо от мамы. Вот если бы он знал, где она, он бы сам ей написал.

Парень насторожился — это Ася сразу заметила по его прищуренным глазам.

— А он не знает, где она?

— Конечно, не знает.

— Так ты ему скажи, что мы знаем, где она, его мама. Пойди и скажи.

Усмотрев довольно нехитрый подвох в такой постановке вопроса, она улыбнулась, как бы сожалея, что это не в ее силах:

— Как же я скажу, если не знаю, куда он уехал? Я же вам говорила — не знаю.

Он даже остановился и захлопал глазами, совсем как одураченный мальчишка.

— Не знаешь?

— Конечно, нет.

— Чего ж ты мне голову морочишь? Я тут с тобой иду…

— А я вас не просила меня провожать. Думала, вам просто по пути. Вот наша школа.

Она помахала ему рукой, он покраснел, выругался, покраснел еще гуще и почти бегом свернул в переулок, только полы пальто по сапогам зашлепали.

Выждав несколько секунд, Ася повернула обратно, чтобы встретить Сеню и предупредить об опасности. Встретила. Предупредила.

— Теперь мне только одно и остается. И я знаю что, — сказал Сеня так уверенно, что Ася даже не поверила в то, что он знает. Но оказалось, что и в самом деле он знал. Конечно, не самый это лучший выход из положения, даже, прямо сказать, плохой выход, но ему казалось, что ничего другого не остается. И этим единственным и не лучшим выходом оказался Кузька Конский. Беда и выручка, специалист по несчастьям.

— Ох, как плохо, — сказала Ася.

Сеня спросил:

— А что лучше?

— Не знаю.

— Пересижу пока у него. Пережду. А там посмотрим. Юртаева подводить не хочется.

Они вступили в небольшой парк. Приближалась пора белых ночей, и сейчас, в десять часов вечера, было совсем светло.

Столетние липы вытянулись вдоль притихших аллей. Черные стволы, черные ветки над головой, похожие на частую сеть, раскинутую в опаловом небе. Сквозь черные стволы белеет кладбищенская ограда, за которой виднеются кресты и памятники.

Ася присмирела и даже слегка загрустила, что нечасто с ней случалось. Они шли тихо и говорили о своих невзгодах так же просто, как о плохих отметках, как о семейных неурядицах или о лишениях, к которым все уже привыкли за время войны. Так говорят о тех простых и неприятных вещах, которые с каждым могут случиться. Это очень плохо, но вполне обыденно и поэтому не очень-то страшно, если разобраться. Просто такое сейчас время, и все к этому привыкли, даже дети. Даже дети, вот какое это время!

— Только нам стало немножко полегче жить… — проговорила Ася. — И вот пожалуйста.

И Сеня тоже загрустил. Перед лицом предстоящей разлуки бледнеют все прошедшие беды. Они как вчерашний день, как буря, которая пронеслась ночью. А жить и в самом деле стало легче: не надо добывать дрова, он совсем уже встал на ноги и, значит, сам может заработать кусок хлеба. Да и война идет к концу.

Налаживалась новая жизнь со своими сложными заботами и нелегкими делами. Но даже все эти дела и заботы сейчас казались такими желанными!

Кончилась аллея. Они вышли к спуску в овраг.

По всему отлогому склону среди черных деревьев белели камни памятников и кресты. Клочья серого тумана неподвижно лежали между могил и ниже, где входила в свои берега мелководная речка Лягушиха.

Над деревьями возвышались синие церковные купола, мокрые от тумана.

— Когда придешь? — голос Аси задрожал. Даже, кажется, она всплакнула.

Это так удивило Сеню, что он притих, и, ни слова не сказав, повернулся и медленно пошел вниз по извилистой тропинке. Когда на полпути он оглянулся, Аси уже не было на краю оврага.