Страница 46 из 52
– Эти слезы впервые лью… – прошептал Шурка.
– Суд удаляется на совещание, – сказал Бобка.
И Рабинович, Дружинина, Купфер и Смирнов покинули класс.
– Ребята, очень неплохо, – сказала Мария Германовна. – И все хорошо знают "Моцарт и Сальери", и уж теперь весь класс будет знать произведение.
– Минутку! – закричал Рабинович. – Мы забыли дать последнее слово подсудимому. Пожалуйста.
– Я не виновен, – сказал Шурка. – Это наговор.
Меня оклеветали. Я сам скорблю о его безвременной кончине. О Моцарт, Моцарт! Я кончил. Спасибо за внимание.
– Суд окончательно удаляется на совещание.
Через десять минут Юра Чиркин опять громовым голосом сказал:
– Суд идет!
И все стоя выслушали приговор, который прочел Бобка:
– "Общественный литературный суд шестого "А" класса в составе судьи Б. Рабиновича при прокуроре И. Кричинской, адвокате Л. Селиванове и присяжных И. Дружининой, Б. Смирнове и А. Купфер, а также конвоя в лице Г. Штейдинга и И. Романова, рассмотрел темное дело А. Сальери по обвинению в отравлении В. А. Моцарта. Гениальный русский поэт А. С. Пушкин написал гениальное произведение – маленькую трагедию "Моцарт и Сальери", в которой, использовав существующую легенду, разоблачил мерзкое чувство зависти, поставив ребром вопрос о том, совместимы ли гений и злодейство, и показав невероятную силу музыки, создал очаровательный образ ремесленника, бескрылого Сальери. Честь и хвала Пушкину! Но Сальери был честным и вовсе не плохим композитором. И его участие в отравлении Моцарта не доказано. Это поэтическая вольность Пушкина, и она суду не подлежит".
– В общем, совсем неплохо, – сказала Мария Германовна. – Только почему ты, Ира, сказала, что Моцарт отец двух детей, когда у него был один сын?
– Для солидности, – ответила Кричинская. – Мария Германовна! Я предлагаю теперь организовать еще несколько судов: суд над Евгением Онегиным за убийство Ленского, суд над Вронским за его отношение к Анне Карениной и суд над ворами, которые украли шинель у Акакия Акакиевича. А?
– Подумаем, – сказала Мария Германовна.
ЦИРК ЧИНИЗЕЛЛИ
Любовь Аркадьевна – наша классная наставница – очень любила театр и однажды предложила нам организовать коллективный поход в оперу или в балет.
А Герман Штейдинг сказал:
– А я предлагаю – в цирк.
И все мы закричали:
– В цирк! В цирк!
Большинство проголосовало за это предложение, и на следующий день все принесли деньги, и Любовь Аркадьевна обещала взять билеты на воскресенье.
Я не могу рассказать своими словами, что такое цирк. Кто никогда не был в цирке, тот не поймет. А кто хоть раз побывал, тот знает эту радость огней, этот праздник красного бархата, этот непередаваемый запах конюшен, веселые звуки оркестра, сверкание блесток на костюмах гимнасток, оглушительное хлопанье бича, торжествующий рев львов, смешные выкрики клоунов и захлестывающий цирк смех зрителей.
А торжественно застывшие униформисты в черных костюмах с золотыми галунами на брюках и сияющими эполетами?! А красавцы кони с серебряными султанами на головах?!
А похожие на только что вымытые галоши морские львы?!
А глаза зрителей?! Они светятся в цирке ярче, чем все прожекторы и лампы под желтыми абажурами!
Боже мой! До чего же я люблю цирк!!!
Представление началось с того, что девушка в розовом трико с мерцающими блестками ездила по кругу на сером коне. Она делала "ножницы", оборачиваясь лицом то к хвосту коня, то к его шее, вставала коню на спину и прыгала сквозь затянутый папиросной бумагой обруч, а потом скакала сквозь пылающее огнем кольцо.
Жонглер во фраке с большой сигарой во рту балансировал огромным тяжелым шкафом, который он держал на лбу, а потом поставил себе на нос длинный шест, на котором был установлен поднос с кипящим самоваром. Жонглер чуть наклонил голову и налил из самовара чай в чашечку, которую он взял в руку.
Выступал укротитель хищников Тогарэ. Красивый, молодой, с бронзовым от загара телом, он входил в клетку с тиграми, как учитель в класс. Таскал полосатых усатых тигров за хвосты, вкладывал свою голову им в пасть, тигры хватали у него кусок мяса изо рта, он ложился на ковер из лежащих тигров и ездил на них верхом.
Наши девчонки вскрикивали от ужаса и восторга, а Любовь Аркадьевна закрывала глаза и говорила:
– Я не могу на это смотреть. Это же ужас…
Летали по воздуху бесстрашные акробаты Океанос, музыкальные клоуны братья Костанди играли на бутылках и на пиле, дрессированные болонки танцевали "Барыню", а человек-аквариум Али бен Саиб глотал живых лягушек и выплевывал их обратно. А под конец своего выступления выпил керосин, поднес ко рту зажженную спичку, и у него изо рта вырвался фонтан пламени.
Этот номер произвел самое большое впечатление на Павлушу Старицкого.
С криками, выстрелами и бьющим в нос запахом серы закончили свой сумасшедший номер наездникиджигиты, оркестр заиграл марш "Оревуар", что означало по-французски, как перевела нам Любовь Аркадьевна, "до свиданья", и мы вместе со всеми зрителями покинули цирк.
Мы шли по улице и вспоминали смешных до слез коверных клоунов Франца и Фрица, красавца дрессировщика лошадей Вильямса Труцци, римских гладиаторов и лилипутов. А Павлуша Старицкий говорил только о человеке-аквариуме Али бен Саибе.
Утром на уроке естественной истории, который проводила Александра Васильевна Сабунаева в кабинете естествознания, Старицкий подошел к стеклянному аква-террариуму и сказал:
– Александра Васильевна, я прошу меня извинить, но я хочу провести один опыт.
И он достал из аква-террариума небольшую лягушку.
– Сейчас я ее проглочу, – сказал он, – а потом верну ее на прежнее место.
– Прекрати! – закричала Таня Чиркина. – Меня сейчас вытошнит.
– Тогда не смотри, – сказал Старицкий. – Если меня не вытошнит, то тебя и подавно…
– Александра Васильевна! Отнимите у него лягушку! – закричала Муся Гольцман.
– Старицкий, положите земноводное на место, – сказала Александра Васильевна.
– Пусть он ее проглотит! – закричали мальчики. – Это же цирковой трюк.
– Я воспитываю в себе силу воли, – сказал Старицкий, – и я ее проглочу. Смотрите.
И он взял двумя пальцами лягуху и сунул ее себе в рот.
Мы все замерли. А Леля Ершова крикнула:
– Мама!
Лягушка была среднего размера, но проглотить ее было нелегко. Улыбка исчезла с Павлушиного лица, он явно мучился, но, будучи волевым человеком, он не мог отказаться от своего намерения. И он проглотил ее.
Правда, он подавился лягушкой, закашлялся, но к нему подскочил Юган и ударил его по спине. Лягушка явно прошла.
– Товарищи! Она там скачет! – с ужасом произнес Павел. – Она там прыгает!..
– Запей хоть водой, – сказала Александра Васильевна и поднесла ему стакан с водой.
Он запил, и улыбка вновь появилась на его лице.
Мы все зааплодировали.
– А теперь давай ее обратно! – закричал Селиванов.
Павел открыл рот, но хитрая лягушка так и не появилась.
– Ну, что ты сделал? – спросила Александра Васильевна. – Ты лишил наш кабинет отличного экземпляра.
– Я думал, она пойдет обратно, – сказал Павел. – Не волнуйтесь, я вам поймаю новую, еще лучше.
Этот Павлушин опыт занял почти весь урок, и Александра Васильевна так и не смогла нам рассказать о живородящих папоротниках.
Весь день Старицкий себя неважно чувствовал, часто икал и жаловался на странное ощущение в желудке. Но он был героем дня, и с тех пор за ним укоренилось звание "пожиратель лягушек" или "человек-аквариум".
Пить керосин он уже не пытался.