Страница 5 из 7
И вот когда это произойдет, когда вы научитесь носить в кармане (в собственном, если у вас не выходит по трубе), вот тогда вас начнут понимать.
И у вас все будет в порядке – с культурой, камланием, образованием и всеми прочими атрибутами процветающей цивилизации».
Харизма говорит о наличии хорьков! Чем больше этих полезных среди нас животных, тем больше она – харизма. Хорьки – вы наше будущее! Потому что многие, не понимая происходящее, сами по себе все больше и больше напоминают этих славных животных.
Скоро не останется никого.
Никого скоро не будет. Не будет выдр и благородных оленей.
Никаких оленей не будет, даже самых что ни на есть хромых и неблагородных.
Будут одни хорьки. Там – хорьки, тут – хорьки.
Легко ли ввести себя в заблуждение? Легко. Только тем и занимаемся. То вводим, то выводим. И все так воздушно, непринужденно. Будто ни для чего другого ты и не был предназначен.
Желания-то всегда одни и те же. Так что в заблуждение мы вводим себя с превеликим удовольствием. Точно никогда до этого ничем иным и не занимались.
Мало того, хорошо нам там – в нашем густом неведении.
Люди увлечены экономикой. Каждая страна ищет в ней собственный путь.
Другими словами, все знают, что дважды два четыре, но всем хочется превратить это в шесть.
Вот и Николя Саркази приступил к выполнению своих предвыборных обещаний. Он обещал уменьшить налоговое бремя. Он уменьшит налоги, начисляемые на зарплаты, но увеличит НДС.
Саркази уверен в росте покупательной способности французов.
Может быть, денег у французов в карманах и станет от всего этого больше, но с увеличением НДС увеличится цена любых продуктов.
То есть французы заплатят за товары больше, а разница поступит в карман государству.
НДС – для тех, кто только вчера родился, – это налог на добавленную стоимость. Называется он так, а по сути – это налог с оборота.
Это самый главный и самый страшный для развивающейся промышленности налог.
Он гасит любой оборот.
В принципе введение НДС – это введение двойного налогообложения, ведь во всех странах уже есть налог с прибыли, а тут эту прибыль еще раз облагают налогом.
Любители экономики мне могут возразить: это возвратный налог, часть его возвращается.
Возвращается, но не сразу. Порой – через несколько месяцев. То есть все это время вы устраиваете государству беспроцентный кредит. Вы ссужаете его деньгами, которые оно не очень торопится вам вернуть.
Чем сложнее продукция, поставляемая на рынок, тем больший процент НДС в ней сидит и тем больше денег предоставлено государству в пользование. Если взять космический корабль, то за его производство НДС заплатили все, начиная с руды, а вернуть НДС полностью можно только после запуска ракеты на орбиту. Чувствуете, каков срок ссуды?
И потом, попробуйте предъявить его к оплате хотя бы в нашей стране – на вас немедленно свалится проверка по правильности начисления и оплаты НДС. Вы будете месяцами принимать у себя Налоговую инспекцию – вот это будет жизнь!
А уж найти нарушения в работе нашей бухгалтерии нашей же Налоговой инспекцией ничего не стоит. Вот и подумайте сначала: стоит ли.
Мелкие предприятия могут работать и без НДС, но тогда с ними очень неохотно будут работать те магазины, которые платят НДС, потому что полный НДС, в конце всех концов, платит покупатель, и в этой цепи он должен быть самым последним. То есть любое увеличение НДС – удар по покупателю.
Мне могут сказать, что НДС для предприятий налог не страшный при условии ритмичной работы самого предприятия. То есть когда все происходит вовремя: товар, деньги, товар, опять деньги. Ну где ж вы видели у нас ритмичную работу? У нас то пусто, то густо.
Некоторые скажут, что начал я с Саркази, а перешел на нас.
Я перешел для наглядности. В сущности, разницы нет – что мы, что французы.
Начал я с экономики. Прочтите еще раз фразу, прозвучавшую в самом начале: «Все знают, что дважды два четыре, но всем хочется превратить это в шесть».
Так вот, превратить «четыре» в «шесть» удается только государству и только тихо.
Через НДС.
Правда о войне – это правда о наших потерях, это правда о заградотрядах, о штрафбатах и о том, как многие отсидели в лагерях уже после войны.
Правда о войне – это поименный учет погибших.
Правда о войне – это рассекречивание архивов, которым скоро 70 лет.
Правда о войне – это секретные переговоры Сталина и Гитлера.
Правда о войне – это то, что нет пока никакой правды.
Мой метод всегда заключается в том, чтоб указать пытливому читателю различные пути исследования, по которым он может добраться до истоков затрагиваемых мною событий.
Когда-то я служил в Военно-морском флоте, и тогда я представлял себе дело так, что позади у меня мой народ, и я его защищаю, а впереди – мировой империализм, от которого я защищаю свой народ.
А тут все не так.
Тут на улицах во время митинга ходят центурионы в шлемах и с дубинками и обращены они лицами в сторону моего народа.
А вот за ними – пустота.
Нет там ничего.
За ними – зачищенное пространство. А на тщедушного мужичка набросилось человек шесть, и замолотили дубинами, и замолотили. Он упал и скрылся совсем под этим градом ударов.
А потом они еще одного ударили, и еще. Девушке досталось. Просто так.
Интересно, кого же они защищают?
И что они скажут на Страшном суде?
Его же пока никто не отменял. И он совершенно не завит от того, ходишь ты регулярно крестным ходом или просто стоишь в церкви, сжимая свечку, как стакан. Бухгалтерия по учету дел, добрых и не совсем, находится же не здесь. Она совершенно в другом месте, но за то, что учет там поставлен правильно, волноваться не приходится.
А вот мы бы руку на своих не подняли. Отсохла бы рука.
Причем своими мы считали всех в тогдашнем Союзе – русских, нерусских, любых.
У меня лучший друг – татарин, Бекмурзин Марат Рауфович. Он потомственный офицер, и все его предки всегда защищали эту землю. А сын его – тоже офицер, и сейчас защищает Россию.
А Рафик Фарзалиев – азербайджанец. Замечательный, между прочим, парень.
И на лодке все были как один человек – никогда никто никого не выделял, и мне было все равно, какая национальность, например, у Саши Каплунова. Все под одной смертью ходили.
А однажды к нам на лодку приехала комиссия из Москвы, и один ее член захотел со мной поговорить. Я тогда был секретарем партийной организации. Почти все офицеры – члены коммунистической партии, ну а я – секретарь.
Сели мы тогда в кают-компании друг напротив друга, а рядом – наш замполит, и тут он мне говорит: «Надо присмотреться к Каплунову!» – а я не понял сначала и переспросил: «Чего надо мне сделать?» – «К Каплунову надо присмотреться!» – «Не понял!» – «Ну, он же еврей!»
А-а… теперь понял. И до нас добрались.
«Саша Каплунов, – сказал я тогда, – мой товарищ и отличный специалист, и я к нему присматриваться не собираюсь!» – а зам мне подмигивает, мол, только молчи, соглашайся, а у меня уже забрало упало, понесло меня.
«А еще, – говорю я этому хлыщу московскому, – я не собираюсь присматриваться к Боре Радосавлевичу – он у нас серб, и к Диме Киневу – он болгарин, и к Жене Шимановичу – он классный врач, а его дед, очень, между прочим, подозрительной национальности, Севастополь защищал во время войны, когда его в кольцо взяли и из него всякие командиры и начальники побежали, бросив матросов немцам на съедение. И к Сереже Яценко я не буду присматриваться. Он с Западной Украины и отличный командир 8-го отсека. Еще вопросы есть?»
Больше вопросов не было, а с секретарей меня тогда сняли.
Так вот, возвращаясь к нашим центурионам, у них-то, интересно, как дела обстоят с присматриванием?