Страница 64 из 70
Случаев преступлений, учиненных в резко выраженном аффективном состоянии, в моей коллекции очень много, но, за недостатком места, я остановлюсь еще лишь на одном. 8 мая 1922 г. Федор К., 27 лет, электромонтер, русский, уроженец Тульской губ., сын запойного пьяницы, пьющий и сам, хотя «не шибко», при чем, выпив, впадает в мрачное состояние, раздражительный, но умеющий сдерживать свое раздражение, – убил гражданина Н., человека, который был гораздо старше его, за сорок лет. В течение 7 лет они находились в связи, Н.-был пассивным, а К.- активным педерастом. Соблазненный на противоестественные отношения еще в очень молодом возрасте, К. за последние годы очень тяготился отношениями и желал их кончить. Н. страшно его ревновал, следил за ним, грозил, в случае разрыва, рассказать всем рабочим завода, где работал К., об их отношениях. К. этого страшно боялся, продолжал тяготившую его связь и терпел постоянные побои от Н., который был сильнее его. Лишь за несколько дней до убийства К. вышел из больницы, где лечился от язвы желудка, и в течение 2 недель избегал видеться с Н. Тот, наконец, потребовал его к себе, стал бить и настаивать на половых отношениях, от которых К. просил его временно освободить. Избиение и сцена ревности продолжались все утро, до 3 часов рокового дня. К. стал даже на колени и упрашивал Н. не приневоливать его к половым отношениям, но Я. бранил его и ударил ногой в живот. Стоявший на коленях К., выведенный этим ударом окончательно из терпения, в порыве злобного раздражения схватил лежавший, на столе большой замок и убил им Н., за что и был приговорен к лишению свободы на 1 год.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
I.
Представителями типа расчетливых рассудочных являются те преступники, которые, поставив себе целью достижение известного положения – служебного, социального, имущественного, семейного, – или известной роли в обществе, ради этой общей цели своей жизни совершают преступление, потому что, по их расчетам, преступление поможет им достигнуть ее, или устранит какое-либо стоящее на пути к ней препятствие и приблизит к ее осуществлению. В основе их преступной деятельности лежит цель, имеющая не мимолетное значение, а более или менее общее, руководящее значение в их жизни, поскольку достижением ее на долгий срок создаются известные рамки для этой жизни, и определяется направление последней. Не порыв чувства, не стремление к мимолетным чувственным наслаждениям, а представление известной связи совершаемого преступления с их общею целью, – вот что толкает их на преступную дорогу, и, чтобы свести их с последней, надо или изменить в их глазах значение этой общей цели, или привести к убеждению в необходимости идти к ней иными, непреступными путями.
В качестве общих целей, толкающих к преступлению этих преступников всего чаще фигурируют:
Карьера, при чем преступники, у которых движущей силой является склонность к достижению этой цели, стремятся к последней или по честолюбию, как к властному, видному, почетному положению (карьеристы-властолюбцы или честолюбцы), или ради материальных выгод, связанных с известным положением (корыстные карьеристы). Представителем носителей этого типа может служить обрисованный выше С.
Достижение известного семейного положения, – освобождение себя от известных тягостных для субъекта почему-либо уз с целью поставить себя в новое семейное положение, или обеспечение за собой известного семейного положения и т. д. (искатели семейного покоя или счастья).
Вот одни из носительниц этого типа, -14 февраля 1924 г. около 2 часов дня к проживавшей с родителями по 1-му Зачатьевскому переулку Марии С. явилась ее подруга – 17-летняя Евдокия Г. и пригласила Марусю к себе будто бы на бал, устраиваемый ее родителями по случаю благословения дочери на брак, имеющий состояться после Пасхи. Переодевшись в свое парадное платье малинового бархата, Маруся отправилась с подругой и более домой не возвратилась. На расспросы отца пропавшей «Дуся» говорила, что 14 февраля Маруся на самом деле к ней вовсе не заходила, приглашение же ее было лишь заранее условленным и вымышленным предлогом для того, чтобы Маруся могла уйти с какими-то неизвестными тремя подругами на бал, на который иначе родители ее не пустили бы. Все розыски родителей погибшей оставались безрезультатными, пока 28 февраля дворник дома, где жила семья Г., проходя по обширному пустырю, прилегавшему одной стороной к задворкам этого дома, не наступил на покрытый снегом твердый сверток, оказавшийся, при ближайшем рассмотрении, куском женского тела.
Г. жила все время с родителями, которые вели торговлю на рынке, и нужды не знала. Она не без оттенка гордости даже пересчитывала со мной свои золотые вещи, которых мы насчитали семь, и на мое замечание, что она могла бы, с целью выручить жениха, продать надетую на ней шубу, а сама остаток зимы немного померзнуть ради него, она ответила: – «я думаю, что, если бы я эту шубу продала, у меня все-таки нашлось бы что надеть». Кроме Дуси, у родителей ее есть еще дочь, учащаяся в гимназии, и два маленьких сына-7 и 9 лет. Оба родители-люди здоровые и работящие. Но отец пьет запоем и, по-видимому, не в особенно хороших отношениях находится со старшей дочерью; по крайней мере, Дуся отзывается о› нем как о человеке злом и суровом: «он злой и суровый, говорит она, так что я не хотела с ним разговаривать; что скажешь, он не принимает никаких слов». Между прочим, она сообщает, что отец ее большой любитель чтения, читает газеты, разные рассказы, даже сказки; о чем она упоминает с усмешкой. С матерью у нее, по-видимому, более теплые и сердечные отношения. С сестрой же она ругалась чуть не каждый день, что объясняет своей унаследованной от отца раздражительностью. Про братьев своих она сообщает, что один из них «немного такой нервный, что когда рассердится, то сразу падает и делается такой черный, словно с ним какой припадок». В общем, атмосфера в семье Дуси не была такой согревающей и сердечной, как это могло бы быть; наоборот, между членами семьи было немало взаимного равнодушия, а часто и сильного раздражения. Алкоголизм отца и алкогольная наследственность, несомненно, наложили некоторую печать на жизнь этой семьи и взаимные отношения ее членов.
Знакомых и подруг у Г. было много, но близких, закадычных друзей среди них не было. «Я – человек скрытный», – рассказывает она про себя, и с усмешкой добавляет: – «но любопытный». С Марусей она была в хороших, приятельских отношениях. «Она была веселая, добродушная, доверчивая», – рассказывает она, «открытая была со мною во всем». Однако в последнее время между подругами произошло некоторое охлаждение, причиной которого послужил плохой отзыв Маруси о Павлике, как каком-то хулигане и человеке подозрительном. Образовательный ценз Дуси равняется 4 классам гимназии бывшей Арсеньевой, которую она оставила года 2 назад, будто бы по причине материальных затруднений, связанных с переживаемым трудным временем. Последнее время, – вплоть до самого ареста, – в течение 6 месяцев – она училась на Стрекаловских курсах кройки и шитья. Училась она в гимназии недурно, особенно любила русский язык и арифметику. Приходилось ей писать и сочинения, нелегко это было, но она все-таки с этим справлялась. Из тем сочинений она помнит лишь одну: «четыре времени года». Читала мало. Нравились ей Некрасов и Пушкин, «Гоголя ничего рассказы есть». Далее, впрочем, выяснилось, что и Некрасов, и Гоголь, принесенные ей женихом, остались непрочитанными: «времени не было». Читала она еще «романы», например, «Вавочка», «Леон Дрей», но «это не занимало». В памяти из прочитанного остается очень мало: «так, читала, интересовало меня, – говорит она, – а запоминать не запоминала». Любит посещать театры, особенно кинематографы, в которых предпочитает комическим картинам драмы, как, например, «Падшая душа», изложить содержание которой, впрочем, не может: «это вообще из романов, в роде как роман»… Последние полгода она, по ее словам, не посещала театра, потому что очень была занята в школе кройки и хотела ее кончить. Шитьем она увлекалась и занималась с большим усердием, даже будто бы стала от этого раздражительнее, от постоянного душевного напряжения: «а вдруг не так сошью». Зато к занятию своих родителей – к торговле – она никакой склонности не чувствовала и считала его делом низменным: «проучившись в гимназии, да вдруг стоять у палатки»… Около 2 лет тому назад она познакомилась с молодым человеком, который на 2 года старше ее. Через некоторое время он стал ее женихом. Особой нежности к нему она, по-видимому, никогда не чувствовала. Он всегда казался ей «мямлей» и малоразвитым, – «поговорить, как следует, не умеет», да и танцует очень плохо. Но ей было приятно, что он влюблен в нее, что она им командует, да и внешность его ей нравилась. А главное, что он «был почтительный навсегда». Себя она считает гораздо рассудительнее его и вообще сильнее в духовном отношении, что же касается ее способности увлекаться, то говорит про себя: – «я навсегда спокойная». Во время одной из бесед она призналась, однако, что ревнива, но что Павлик ей поводов к ревности не давал. Свою будущую жизнь с ним она себе рисовала так: он будет заниматься тем же, чем занимался раньше, – комиссионной продажей благотворительных открыток в пользу инвалидов, – а она будет принимать заказы, ибо шьет «великолепно». Иметь детей она решительно не желала бы и не по одним материальным соображениям, а главным образом потому, что она вообще не любит детей. Замуж выйти за Павлика она очень желала, считая его подходящей для себя партией; нравились ей в нем, между прочим, его хозяйственность и коммерческие способности. Родители ее также желали этого брака. Для чего же ей, чуть не накануне свадьбы, понадобилось совершить такое преступление, самая мысль о котором, казалось бы, должна была возмущать ее чувство?