Золотая баба

Оглянувшись, беглецы увидели, как на мокрые холки камней, торчащие среди порога, карабкаются менквы, гуси, волки. А безутешный журавль, с которого ручьями лила вода, стоя на мелководье, куда его выбросила волна, исступленно машет кулаками вслед уносящейся за поворот берестянке.

Через час Иван и его спутники пристали к пологому берегу. Выйдя из лодки и потянувшись, Иван сказал:

- Сейчас костерок соорудим, обсушимся и дальше...

Нагнулся, чтобы взять топор. На мгновение замер, потом сдавленно позвал:

- Сюда! Сюда идите!

Когда встревоженные Алпа и Пилай подбежали к нему, то увидели, что Иван держит топорище, пытаясь оторвать лезвие, словно прикипевшее к большому камню, лежавшему посреди лодки. Вот лезвие с усилием отлепилось, вот снова с легким звоном прильнуло к ржаво-бурой шероховатой поверхности.

Достав из-за пояса нож, молодой человек стал прикладывать его поочередно ко всем камням, набросанным в лодке. И каждый раз слышался легкий щелчок - лезвие притягивала какая-то сила.

Иван распрямился, утер рукавом испарину со лба. Сказал:

- Ладно, что в суматохе не все камни выбросили.

Пилай и Алпа непонимающе смотрели на него. Наконец девушка подавленно сказала:

- Заколдованные... Золотая Баба... Нет, Мирсуснехум...

- Мы же говорили... - охваченный суеверным страхом, Алпа прижал руки к груди, отступил от лодки.

- Да не причитай ты, - недовольно перебил его Иван. - Это же магнит-камень. Знаешь, что это такое?

- Не-ет.

- Да это же... это почище всякой Золотой Бабы будет. Кто магнит-камень найдет, тому от казны знатная награда выйдет. И льгота во всем великая...

- А откуда ты про этот камень ведаешь? - недоверчиво, спросил Алпа.

- Да у нас в деревне любой тебе про то, как искать его, расскажет, по каким приметам на руду выходить, наслышались, какое счастье рудознатцам приваливает, коли на медь али бо на железо наскочат. Уж старики-то ворчать стали: обнищали, мол, оборвались, а все мечтают жар-птицу ухватить, все по горам шатаются...

Иван с торжествующей улыбкой подбросил на руке увесистый камень. И с молодецким превосходством сказал, как будто ворчливые старцы могли слышать его:

- Вот она, жар-птица, попалась...

Взбивая пыль, лошадь летела по улице поселка.

Поминутно приподнимаясь на стременах, Иван вглядывался в открытые окна заводской конторы - приземистого здания, выкрашенного желтой краской. Когда он был уже совсем близко, в глаза ему бросилась тщедушная женская фигурка с коромыслом и ведрами. Придержав лошадь, Иван спрыгнул на землю:

- Маманя!

Женщина обернулась на его голос. Во взгляде полыхнула мгновенная радость. Поставив ведра, она бросилась на грудь сыну.

Поглаживая ее по исхудавшим плечам, Иван ласково говорил:

- Все, все, родная, скоро домой все поедем.

- Я знаю... - Мать подняла на него глаза. На лице ее была скорбь.

- Ч-чего знаешь? - недоверчиво спросил Иван.

- Карла Иваныч уж распорядился, чтоб семью нашу от работ освободили. Днями обещался бумагу дать...

Молодой человек пораженно смотрел на мать, не в силах произнести ни слова. Наконец пробормотал:

- Значит... значит...

- Ради тебя она, ради тебя... - со слезами в голосе говорила мать, обняв Ивана.

- Кто она? - все еще недоумевал он.

Женщина еле слышно прошептала:

- Аннушка...

Управитель уже садился в свою бричку после осмотра доменного цеха, когда на усыпанную шлаком площадку влетел всадник. Подняв облако пыли, он остановился возле экипажа. Брови Фогеля полезли вверх.

- Ты?! - Он обеспокоенно оглянулся, словно боялся, что кто-то может подслушать.

Увидев Тихона с уставщиками, скривился и негромко сказал:

- Поедем отсюда. - И тронул лошадей. Иван пристроился рядом.

Поднялись на плотину.

- Ну и?.. - Немец избегал прямого вопроса о Золотой Бабе.

- Ну и добыл я статуй - уворовал с капища их поганского.

Фогель выронил из рук вожжи.

- Золото?!

- А что же еще? С места кое-как сдвинешь. Тяжеленный болван вот-вот, гляди, в землю уйдет.

- А велика ли? - Губы управителя побелели, он не замечал, что лошади давно встали посреди плотины.

- С ребятенка десятилетнего будет...

- Так где же она? - нетерпеливо сказал Фогель.

- Как уговорились - в лесу схоронил в приметном месте.

- Тогда...

- Не знаю только, господин управитель, придется ли ехать за ней. Иван запнулся. Потом сказал через силу, глядя мимо Фогеля: - У тебя, я слышал, с моей невестой другой уговор вышел. Ежели-де пойдет замуж...

- Молчать! - досадливо крикнул управитель и испуганно оглянулся.

- А чего мне? - как можно беспечнее отозвался Иван. - Я от людей не таю ничего.

Лицо немца как-то сразу посерело. Казалось, он стал меньше, вдавившись в кожаные подушки сиденья. И только напряженный блеск глаз свидетельствовал о том, что творится в его душе.

- Откажись от Анютки, господин управитель, - негромко сказал Иван. Неровня она тебе... Что ей за старого-то идти...

Ответа не было, и тогда, возвысив голос, кержак резко подался к Фогелю, так, что лошадь под ним испуганно вдрогнула всем телом.

- Аль не нужна уж тебе Баба Золотая?!

Немец медленно обратил к нему лицо, прорезанное глубокими морщинами. Казалось, скорбные тени залегли в этих суровых складках. Даже седой парик стал выглядеть как-то траурно.

- Я буду думать... Я завтра скажу тебе...

Приотворив дверь, Тихон прошмыгнул в кабинет управителя. Тот даже головы не поднял. Остановившимся взглядом он смотрел на свои полусжатые кулаки, лежавшие перед ним на столе. Что-то бесформенное, старческое появилось в его ссутулившейся спине, в опущенных плечах.

- Звали-с? - нарушил тишину приказчик.

- Скажи, Тихон, - нетвердым голосом проговорил немец. - Что на свете всего важнее?

- Так это ведь... как кому, - с почтительным смешком сказал приказчик. - Если, примерно, нашему брату, так начальство богопоставленное почитать...

На лице Фогеля появилось выражение досады. Он стукнул по столу своим вялым кулаком и поднялся:

- Самое главное! Что самое главное?! Богатство? Власть? Любовь женская? Что?

- А-а, это-то?.. Тут, Карла Иваныч, по моему разумению, и рядить нечего. Как говорят, крякнешь да денежкой брякнешь - все у тебя будет.

Управитель вышел из-за стола и, покачиваясь, тяжело прошествовал к Тихону. Заговорил, размахивая рукой перед носом приказчика:

- Эта пословица обманывает - здоровье не купишь. Любовь не купишь.

- Не знаю, как насчет здоровья. А касательно любви... Опять же пословка есть: были бы побрякунчики, будут и поплясунчики.

- Какие побрякунчики? - пьяно изумился Фогель.

- А вот эти, - Тихон с радостной улыбкой постукал себя по карману.

Звон монет словно бы несколько отрезвил немца. Он мотнул головой в сторону входа:

- Уйди!

Когда за Тихоном закрылась дверь, Фогель постоял, потерянно озираясь. Нетвердыми шагами прошествовал к клавикорду. Взял с крышки инструмента миниатюру, уставился на портрет налитыми кровью глазами. И вдруг что есть силы хватил его о паркет.

* * *

- Здесь, - сказал Иван, указывая на кучу молодых березок с подвянувшей листвой. И, оглянувшись на управителя, стал отбрасывать деревца в сторону.

Фогель стоял, сложив руки на груди, и ждал. На нем был мундир горного офицера, ботфорты и треуголка. За поясом торчали два пистолета с простыми деревянными рукоятками. На мрачном лице его застыло недоверчивое выражение. Однако, когда среди листвы мелькнули очертания золотой статуи, он весь подался вперед, на щеках выступили багровые пятна. Рука его метнулась к пистолету.

И тут же откуда-то сверху раздался короткий свист. Фогель вскинул голову. На толстой ветви кедра сидел, свесив ноги в ичигах, Алпа. В руке он держал длинный шест с привязанным к нему ножом. Лезвие было направлено на немца.