Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 80 из 282

Операция прошла благополучно. Днем мы ходили в лазарет Большого Дворца. Куломзин приходил ко мне представляться и принес отчет о деятельности Романовского комитета; очень интересный разговор о всяких вопросах.

Вот тебе, дружок, список имен лиц (очень, к сожалению, небольшой), которые могли бы быть кандидатами на место Самарина. — А. получила этот список от Андрон., который говорил об этом с митрополитом. Он был в отчаянии, что Самарин получил это место, так как он ничего в церковных делах не понимает. Он, вероятно, видался с Гермогеном в Москве, — во всяком случае, он посылал за Варнавой, оскорблял и бранил при нем нашего Друга, — сказал, что Гермоген был единственный честный человек, потому что не боялся говорить правду про Григория, и за это был заключен, и что он, Самарин, желает, чтобы В. пошел к тебе и сказал бы тебе всю правду о Григ., но В. отвечал, что не может этого сделать, только если тот ему сам скажет и пошлет от себя. Я немедленно телеграфировала старику, чтобы он принял В. и расспросил его обо всем. Надеюсь, что старик затем поговорит серьезно с С. и задаст ему головомойку. Ты видишь теперь, что он не слушает твоих слов — совсем не работает в Синоде, а только преследует нашего Друга. Это направлено против нас обоих — непростительно, и для теперешнего тяжелого времени даже преступно. Он должен быть уволен. — Вот тебе: Хвостов (министр юстиции) очень религиозный, знающий церковь, сердечный и преданный тебе человек. Гурьев (Директор Канцелярии Синода) — очень честный, давно служит в Синоде (любит нашего Друга).

Он называл еще Макарова[404], бывшего министра, но он совершенно неподходящ, — мелкая, ничтожная личность.

Но он[405] продолжает восхвалять Хвостова[406] и убеждает в этом Горемыкина. Он хочет ему его представить, чтобы старик убедился, что этот человек готов дать себя разрубить на куски для тебя (он постоит за нашего Друга и никому не позволит о Нем плохо отзываться). Его бестактность ничего не значит теперь, — нам нужен энергичный человек, знающий людей, и с русским именем. Куломзин тоже ненавидит “Новое время”' и находит, что “Моск. в.” и “Русское слово” гораздо лучше. Я немного беспокоюсь о том, что происходит в Москве. Андрон. говорит, что Петр. забастовки[407] вызваны огромными промахами Щербатова, который сажал в тюрьму людей, совершенно непричастных к делу. Надеюсь, что Воейков меньше слушает Щ. — он такое ничтожество, слабовольный, и очень этим вредит.

Какие мои письма к тебе скучные! Но мне так хочется тебе помочь, дружок, и многие обращаются ко мне, чтобы передать тебе разные вещи.

Соня Ден пила с нами чай, она едет в Кореиз, так как ей нужен лучший климат. Она счастлива, что ты там, и вполне понимает твое пребывание там в эти трудные времена. Вчера мы пили чай у Мавры в Павловске. — Т. Ольга тоже там была, — она нездорова; в воскресенье она работала от 10 ч. до 2 1/2 час. в лазарете и переутомилась, но не хочет слушать благоразумных советов.

Я её понимаю, и по опыту знаю, что надо меньше делать, — увы, — поэтому я реже работаю, чтобы сохранить свои силы для более важных вещей.

Вчера мы провели вечер у Ани, где был также Шурик, Юзик, друзья Марии и Алекс. Павлович[408], который рассказывал нам про ставку — он завтра опять туда едет.

Посылаю тебе письмо А. про ее брата, хотя я ей советовали его не посылать, ты ведь сам от себя сделаешь все, что надо, для мальчика, который так много работал. Сейчас должна одеваться, чтобы идти в церковь. Холодно, сыро и дождливо — пусть по крайней мере хорошенько испортятся дороги. С нетерпением жду известий — Бог поможет! До свидания, мой дорогой, покрываю твое лицо нежными поцелуями — так хочется обнять тебя и забыть все хоть на минуту!

Навсегда твоя старая

Солнышко.

P.S. Вот еще письмо дорогого Бэби.

Могилев.

7 сентября 1915 г.

Мое возлюбленное Солнышко,

Горячее тебе спасибо за твое милое письмо, в котором ты писала о своем посещении беженцев в разных местах города! Какая превосходная мысль и как хорошо, что ты сама побывала и видела все сама! О том, как работает твоя голова, я могу судить по обилию предметов мыслей и имен, о которых ты говоришь в своих письмах. Я справлюсь относительно Плото и постараюсь сделать, что можно будет. Это правильно — посылать членов свиты на те заводы, которые работают на армию, и я скажу это старику, который припадает к твоим стопам!

Вчера неожиданно вернулся Георгий; вид у него загорелый и здоровый; он видел 30-й армейский корпус, но не мог пробраться к гвардейцам северной армии, так как шли жестокие бои. Он рассказал мне уйму интересных вещей. Нынче я отправил Кирилла навестить ген Иванова и его три великолепных армии после их недавних успехов. Он везет с собой свыше 4.200 крестов, а также офицерские ордена; он в восторге, что получил такое дело.

Вчерашний день, хоть и воскресный, был очень деловой. В 10 ч. церковь, от 11 до 12 ч. 30 м. — работа в штабе, большой завтрак, потом доклад Щербатова; я сказал ему все. Получасовая прогулка в саду; от 6 до 7 ч. 30 м, — доклад Поливанова в присутствии Алексеева, а после обеда его частный доклад, а затем куча паршивых бумаг для подписи. Щербатов на этот раз произвел на меня гораздо лучшее впечатление, чем в Царском: он робел гораздо меньше и рассуждал здраво. Насчет Москвы он повторил, что нет оснований тревожиться съездом[409], ибо если они вынесут глупые резолюции, то их не разрешат к напечатанию, и таким образом никакой беды не выйдет. Правильно!

Я тоже люблю тебя и очень много дал бы, чтобы угнездиться около тебя в нашей удобной старой постели; моя походная постель так жестка и тверда! Но я не должен жаловаться — сколь многие спят на сырой траве или в грязи!

Благослови тебя Бог, любовь моя, и детей! Нежно и страстно целую тебя без счета.

Неизменно твой старый муженек

Ники.

Царское Село.

8 сентября 1915 г.

Мой любимый,

Жажду узнать, какие новости. Вот уже 10 1/2 часов, а “Новое время” еще не выходило. Я не знаю совсем, что происходит, потому что больше не получаю телеграмм, как раньше, когда ты был в ставке. Очень холодно, ночью было всего 3 градуса, пасмурно и ветрено. Старшие пошли к обедне в 9 часов, а младшие сейчас, я тоже за ними пойду. Только что читала огромнейший доклад Ростовцева. Княгиня Ухтомская, муж которой в 4-м стрелковом полку, очень беспокоится за него, так как некоторые товарищи его рассказали ей, что видели его, как он был ранен и упал, тогда как никто из санитаров его не принес, — привез ли Борис списки? Но это могло случиться и позднее. В городе ходят слухи, будто вся гвардия была окружена, но я ничему неофициальному не хочу верить. Иду одеваться для церкви.

Служба вчера была хорошая и пели хорошо.

Дорогой, так трудно, когда есть что-нибудь, что необходимо тебе немедленно сообщить, и я не знаю, не читает ли кто-нибудь наших телеграмм. Я опять принуждена была телеграфировать тебе неприятную вещь, но нельзя было терять времени. Я просила ее записать, как сумеет, разговор Суслика[410] в Синоде. Этот маленький человечек вел себя с замечательной энергией, защищая нас и нашего Друга, и резко отвечал на все их вопросы. Хотя митрополит очень недоволен С., все же он во время этого расспроса был слаб и — увы! молчал. Они хотят выгнать Варнаву и поставить Гермогена на его место, — видал ли ты когда-нибудь такую наглость? Они не смеют этого сделать без твоей санкции, так как он был наказан по твоему приказанию. Это опять Николашины дела (под влиянием женщин). Он его заставил, — без всякого права, — оставить место и уехать в Вильну, чтобы жить там при Агафангеле[411], и, конечно, этот последний, С. Финлянд.[412] и Никон[413] (этот злодей с Афона) в течение трех часов нападали на В. по поводу нашего Друга. Сам. поехал в Москву на 3 дня, — наверное, чтобы повидать Гермогена. Посылаю тебе газетную вырезку о том, что ему разрешено, по приказанию Н., провести 2 дня в Москве у Вост.[414],с каких пор имеет он право вмешиваться в эти вопросы, зная, что по твоему приказанию Гермоген был наказан? — Как они смеют идти против твоего разрешения насчет величания[415]? До чего они дошли! Даже там господствует анархия! И это все вина Н., так как он (намеренно) предложил Самарина, зная, что этот человек сделает все, что в его силах, против Григ. и меня. Но теперь и тебя в это втянули, и это преступно, — особенно в такое время. Несколько раз уже старик предупреждал С. не затрагивать этого вопроса, — поэтому он сильно оскорблен, — он это сказал В. Он находит, что С. должен немедленно уйти, иначе они вынесут в публику всю эту историю. Я нахожу, что этих двух епископов надо немедленно выгнать из Синода. Пусть Питирим займет там место, так как наш Друг боится, что Н. будет его преследовать, если узнает, что П. почитает нашего Друга. Найди других, более достойных епископов. Забастовка Синода в такое время ужасно непатриотична и нелояльна. Почему они во все это вмешиваются? Пусть они теперь поплатятся за это и узнают, кто их повелитель. Посылаю тебе газетную вырезку (ты скажешь “опять”) — нет, я лучше сама тебе это выпишу. Львов[416] разрешил В.И. Гурко[417] говорить в Москве, и тот между прочим сказал: “Мы желаем сильной власти — мы понимаем власть, вооруженную исключительным положением, власть с хлыстом” (докажи им теперь всюду, где можешь, что ты самодержавный повелитель), “но не такую власть, которая сама находится под хлыстом”. Это — клеветническая двусмыслица, направленная против тебя и нашего Друга. Бог их за это накажет. Конечно, это не по-христиански так писать — пусть Господь их лучше простит и даст им покаяться!

404





Макаров Александр Александрович, бывший министр внутренних дел.

405

Андронников.

406

Хвостов А.Н.

407

Петроградские забастовки.

408

Саблин Алексей Павлович, брат Н.П. Саблина.

409

См. сноску 386.

410

Епископ Варнава, почитатель Г. Распутина, которого в то время травил обер-прокурор Синода Самарин.

411

Архиепископ Ярославский и Ростовский.

412

Сергий, архиепископ Финляндский, член Синода.

413

Архиепископ Вологодский, член Синода.

414

Востоков Владимир Игнатьевич, священник московской церкви Никиты Великомученика, активный участник травли Г. Распутина.

415

Имеется в виду величание митрополита Иоанна Максимовича, за канонизацию которого выступали епископ Варнава и Г. Распутин.

416

Львов Георгий Евгеньевич, князь, главный уполномоченный Всероссийского Земского Союза, один из главных российских масонов, организатор заговора против Царя, позднее председатель Временного правительства.

417

Гурко Владимир Иосифович, камергер, член Государственного совета, активный масон.