Страница 43 из 282
Вот я опять в постели, провела 3 часа на диване, чувствую сильную усталость и слабость.
Ну, Аня была у меня и назвалась к завтраку в один из ближайших дней. У нее хороший вид, но, кажется, она не была уж так сильно обрадована, увидев меня, хотя целую неделю меня не видала. Жалоб никаких не было, слава Богу, но опять эти жесткие глаза, как у нее часто теперь бывает. Детей дома нет. Бэбиной руке гораздо лучше, так что он мог тебе написать, дорогой. Зять Марии Васильчиковой — Щербатов (бывший морской офицер) внезапно скончался вчера. Он поправился от тифа и пил чай со своей женой, милой Соней, когда внезапно умер от разрыва сердца. Бедная молодая вдова! Помнишь, ее последний ребенок родился в день праздника у Даки в честь английских моряков, — бабушка прямо оттуда побежала к ней.
Интересно, как прошел разговор Фредерикса с Н. — Наш Друг очень счастлив за старика, что он смог сопровождать тебя во время твоей поездки. Это, наверное, его последняя поездка. Конечно, пока он осторожен.
Я выбирала, как каждый год, материи на платья моим фрейлинам, девушкам и горничным.
Au fond наш Друг предпочел бы, чтобы ты поехал в завоеванные области после войны — пишу тебе это между прочим. Курьер ждет моего письма. Любимый Ники, мое сокровище, покрываю твое лицо и любимые большие глаза самыми нежными поцелуями. Навсегда твоя
Солнышко.
Ставка. 6 апреля 1915 г.
Мое бесценное Солнышко,
Несчетное любящее “спасибо” за твое милое письмо, которое пришло еще утром. Да, это курьезно — при отъезде в 2 часа по Варшавской линии сюда приезжаешь в 9 часов утра, а при отьезде в 10 часов утра сюда попадаешь только к 12-ти по Виндаво-Рыбинской ж.д.; это плохая дорога, и поезда на ней ходят медленно.
Вчера, после долгих обсуждений, решено было, что мы выедем из ставки в среду вечером и приедем на старую пограничную станцию Броды в четверг утром. Оттуда Н., я и кое-кто из нашей свиты поедем в автомобилях во Львов, а прочие с Фред. отправятся по железной дороге. Таким образом, мы проследуем дорогой, которую в августе проходила наша 3-я армия, и увидим поля сражения. Ночь проведем во Львове, а утром поедем через Самбор. где находится Брусилов, к Перемышлю. — Здесь проведем ночь и той же дорогой вернемся. Может быть, мне удастся где-нибудь между этими двумя местами захватить 3-й Кавказский корпус, сосредоточивающийся в резерве.
Подумай, какая радость, если это в самом деле удастся! Все эти перемены прибавят только один лишний день ко всей моей поездке, так что, надеюсь, моя женушка не будет на меня очень в претензии.
Я рад видеть дорогую Ольгу. Нынче стоит поистине восхитительная и теплая погода. Мы порядочно погуляли по по полям и попали в зловонное болото. Тут произошли забавные сценки, особенно, когда Граббе, подоткнув свои юбки, изо всех сил старался выбраться из глубокой грязи Можешь себе представить, в каком милом виде мы вернулись! Ну, любовь моя, птичка моя, я должен кончать, пора отправлять курьера. Мы все отправляемся в кинематограф. Благослови Бог тебя и дорогих детей!
Неизменно, возлюбленная моя, твой муженек
Ники.
Царское Село. 7 апреля 1915 г.
Мой родной, милый,
Шлю тебе мои самые горячие пожелания к завтрашнему дню[205]. В первый раз за 21 год мы проводим этот день не вместе! Как я живо все вспоминаю! Мой дорогой мальчик, какое счастье и какую любовь ты мне дал за все эти годы! Бог поистине щедро благословил нашу совместную жизнь. За все, за все благодарит тебя твоя женушка из глубины своего любящего сердца. Да поможет мне Бог стать достойной помощницей тебе, мое сокровище, мое Солнышко, отец моего Солнечного Луча! Тюдельс только что принесла мне твое милое письмо, — благодарю тебя такая для меня радость их получать, и я много раз их перечитываю. Воображаю, какой смешной был вид у Граббе, застрявшего в грязи; эти прогулки наверное всем очень полезны. Как интересно все то, что ты намерен сделать! Когда Аня сказала Ему[206] по секрету (так как я просила Его особых молитв для тебя) о твоем плане, Он, странным образом, сказал то же, что и я, — что в общем Он не одобряет твоей поездки и “Господь пронесет, но безвременно (слишком рано) теперь ехать, никого не заметит, народа своего не увидит, конечно, интересно, но лучше после воины”.
Он не советует брать с собою Н. — находит, что всюду тебе лучше быть одному, и с этим я вполне согласна. Ну, теперь, раз это уже решено, надеюсь, что все удастся и, в особенности, что тебе удастся повидать войска. Это будет большой радостью для тебя и наградой для них. Да благословит и сохранит тебя Господь в этой поездке! Ты, наверное, увидишь Ксению, Ольгу и Сандро[207]. В случае, если ты увидишь сестру, одетую всю в черное, — знай, что это г-жа Гартвиг (фон-Визин) — она во главе моего склада и часто бывает на вокзале.
Я чувствую себя все так же: вечером 37,2, утром 36,6, маленькая краснота еще есть. Я рада, что ты послал Фредерикса в Л. по жел. дор. Утро сегодня серое и дождливое. Мои письма такие скучные — я читаю одни доклады, — и это все мое занятие. Меня слишком утомляют приемы, хотя мне очень хочется повидать Кож.,Род. и Кубл.[208], они будут у Ани от 3 до 4, а сегодня вечером уезжают в О. — Скажи Фредериксу, что я ему кланяюсь и прошу быть осторожным, послушным и помнить, что он уже больше не молодой корнет! Посылаю тебе ландыши, я их целовала. Они наполнят благоуханием твое маленькое купе. Мою записку к Ольге пусть твой человек отправит во Львове — тебе некогда будет самому об этом помнить.
Я видела Род. и Кубл. У обоих хороший, загорелый вид. Они рвутся ехать на фронт вместе с пластунами, — и не только к концу (говорят, что их следует щадить), — но они мне этого не говорили. Все пошли пить чай к Ане. Бэби тоже. Она была у меня сегодня утром. Горячо молюсь за тебя. 1000 поцелуев.
Навсегда твоя старая
Женушка.
Конечно, я понимаю, что ты можешь задержаться на 2-3 дня! Может быть, ты захочешь заглянуть в Ливадию? Все дети целуют тебя. Они и я посылаем привет Н. П.
Послала тебе Ропшинской земляники.
Ставка. 7 апреля 1915 г.
Мое возлюбленное Солнышко,
Сердечно благодарю тебя за твое милое письмо и возвращаю тебе письмо графини. Я думаю, в этом вопросе не выйдет никаких затруднений, немножко доброго желания с нашей стороны — и дело будет сделано, а в нашей жизни станет меньше одной докукой. Разумеется, я переговорю об этом со стариком. Сегодня у меня было очень занятое утро — после доклада я принимал Грюнвальда[209], приехавшего из Вильны, где он осмотрел все лазареты, а затем Енгалычева. А также нашего Велиопольского, у которого вид короля, лишившегося своего царства[210]. Всеонизавтракали. Н. принимал бельгийскую миссию и угощал ее в своем поезде.
Душка моя, я не согласен с тобой, что Н. должен остаться здесь, когда я поеду в Галицию. Напротив, именно потому, что я еду во время войны в завоеванную провинцию, главнокомандующий должен сопровождать меня. Я думаю, что все окружающие меня находят это правильным. Он сопровождает меня, а не я нахожусь в его свите.
Как я вчера писал тебе, я надеюсь увидеть возле Самбора 2-й Кавказский корпус и попасть в соседство 8-й армии Брусилова. Если не считать прошлогодней поездки на Кавказ, мне еще не случалось быть вблизи войск и как раз тех войск, которые побеждали с самого начала войны!
205
Незабываемый день их обручения 8 апреля 1894 года.
206
Г. Распутину.
207
Великий князь Александр Михайлович, муж сестры Царя Ксении Александровны.
208
Офицеры Гвардейского Экипажа Кожевников Л.М., Родионов Н.Н., Кублицкий А.И.
209
Грюнвальд (Гринвальд?) Артур Александрович, заведующий придворной конюшенной частью.
210
Велиопольский (Велепольский) Альфред Сигизмундович, флигель-адъютант.