Страница 201 из 282
Твоя старая
Солнышко.
Я получила эту телеграмму от Дэзи, что мне с ней делать? Передать ее Шт., обсудить ее с ним?
Ц. ставка. 14 сентября 1916 г.
Моя голубка,
Горячо благодарю тебя за твое дорогое письмо. Так грустно, что ты чувствуешь слабость, береги себя, если не ради себя самой, то, по крайней мере, ради меня и раненых. Пересылаю тебе письмо Дрент. к Фредер. Я был совершенно уверен в том, что с уходом Безобразова гвардия предоставлена самой себе — я, кажется, уже говорил тебе об этом! Гурко, несомненно, был бы лучше во главе гвардии,чемген. Каледин, хотя последний — и хороший генерал и имел большой успех во время нашего наступления в мае! Я не успел включить гвардию в свои собственные резервы, потому что она была спешно отведена на новые позиции. Неприятель, конечно, успел укрепить свои линии и подвести огромное количество тяжелой артиллерии и войск. Господь один знает, как окончится это новое наступление!
Последние дни погода стояла отличная, теплая, сегодня же гораздо холоднее!
Храни тебя Господь, моя душка-женушка! Целую нежно тебя и девочек.
Навеки твой
Ники.
Ц.С. 15 сентября 1916 г.
Мой любимый душка,
Холодное солнечное утро — останусь в постели до того времени, когда нужно будет принять японцев, так как сердце несколько расширено и чувствую сильное утомление. Я выбрала пару прелестных больших китайских ваз, лес зимой и летом, и 2 высоких хрустальных с орлами — по паре каждому.
Вчера вечером виделась с нашим дорогим Другом в маленьком домике. Он очень рад, что ты назначил Покр.[971] Он находит, что это чрезвычайно мудрое назначение; конечно, будут и недовольные, но он может повлиять на выборы в следующую (не в эту) Думу. Он просил меня поговорить с Раевым относительно бедных монахов со Ст. Афона, которым еще нельзя служить и которые умирают, не причастившись.
Прочла вырезку, присланную Маврой, — низость, — об аде для германцев и австрийцев, принужденных до смерти работать на нас, написано сенсационно и, мне кажется, очень лживо. Я скажу сегодня Игорю, что ты благодаришь Мавру за письмо, это избавит тебя от труда отвечать ей.
Он[972] очень тебе кланяется. Просит поскорее отставить Оболенского и, когда на место последнего будет назначено новое лицо, издать приказ, чтобы в булочных все было бы заранее развешено, так чтобы требуемое соответствующей цены и веса было наготове, тогда работа пойдет быстрее и исчезнут эти длинные хвосты на улицах. Надо положиться на честность булочников, что они не станут надувать бедных людей, а полиции следует иметь строгий надзор за этими лавками, градоначальник должен сам начать следить за тем, чтоб все делалось быстро и честно.
Отдыхаю после японцев — голова болит, очень устала — предполагаю, что скоро придет и Б.[973] Он[974] был разговорчив и мил, так что не было натянутости. Был в восторге от встречи с 2 друзьями Бэби и от беседы с ними. Он передал мне от японского императора два дивных гобелена удивительной работы и великолепной расцветки. Его очень тронул твой любезный прием, а также дорогой матушки, и эта толпа вдоль улиц до самого Зимнего дворца. Гр. Бенкендорф была с невероятно подкрашенными красными губами — ужасный вид. Даки в слишком коротком бархатном платье и скверно причесанная, такая жалость.
От души благодарю тебя за твое милое письмо. Дрент. я отправлю завтра. Мы обязаны спасти и сберечь гвардию. Мы говорили с Кириллом, который был моим соседом за столом, относительно батальона — он тоже одобряет идею, которую ты мне сообщил в последнем письме. Я сказала, что он должен быть поэнергичнее с адмиралами и министрами, чтобы добыть нужных ему офицеров, так как приказ твой должен быть выполнен. Григорович сказал мне, что ты передал ему через Кирилла приказ о назначении Н.П. командиром нашего любимого Шт.[975], а Зелен.[976] — командиром порта (что очень устраивает последнего, по его словам) — маленький адмирал[977], вероятно, взбешен? Но я рада этому — как счастлив будет дорогой Джонни[978] тем, что его сын, как он постоянно называл Н.П., получает яхту!
Голова болит — сегодня больше не могу писать. Прощай и да благословит тебя Господь!
Горячо целую.
Твоя глубоко любящая тебя
Солнышко.
Ц. ставка. 15 сентября 1916 г.
Моя ненаглядная,
Очень, очень благодарен тебе за дорогое письмо.
Мне кажется, что тебе следовало бы поговорить с Шт. по поводу телеграммы Дэзи, так как это касается двух министерств — военного и иностранн. дел. Посылаю тебе также письмо, полученное мною вчера от Долли, дочери Евгения[979]. Она его сама привезла и непременно требовала, чтоб ее допустили ко мне. Благодаря обману и лживым рассказам на вокзале, она проникла в комнату Федорова и рассказала ему длинную историю про какой-то свой отряд и про свое желание проехать к югу подальше от Двинска и т.д. Нилов, заменяющий теперь Воейк., был возмущен и выпроводил ее из дому только обещанием передать это письмо. Ужасно! Она просит дать ей титул герцогини Лейхтенбергской, — после этого ты можешь быть уверена, что она попросит денег с уделов, на которые она, конечно, не имеет никакого права.
Недавно я принимал Силаева, он вернулся в полк, но не знает, как долго сможет там остаться. Такая жалость!
Дорогая моя! Я уже мечтаю о нашем свидании в скорости! Хоть я завален работой, мысленно я всегда с тобой!
Да, подумать только, дорогая мама уже 50 лет в России!
Храни тебя Господь! Нежно целую, моя любимая, тебя и девочек.
Навеки твой
Ники.
Ц.С. 16 сентября 1916 г.
Мой ненаглядный,
Серое, ветреное, дождливое утро. Дети отправились осматривать Ольгин санитарный поезд, оттуда — в лазарет, а к 12 1/2— на панихиду по батюшкиному сыну, он просил нас прийти. Я остаюсь в постели до завтрака, так как сердце расширено и плохо себя чувствую. Вчера у меня была ужасная головная боль, но сейчас она прошла. Н.П. обедал с нами, затем мы вместе прочли письмо от Дрентельна, а также письмо, полное отчаяния, полученное им от Родионова. Трижды за один день им пришлось ходить в атаку (кажется, 4 сентября), а позиция совершенно неприступная. Германцы были совершенно невидимы, и их пушки Максима давали залп за залпом. Один пленный рассказывал, что они окопались на глубине 10 метров и как-то передвигали пушки вверх и вниз, смотря по надобности, так что наша артиллерия не причиняла им никакого вреда. Им (германцам) известно, что против них расположена гвардия, — они чувствуют, что ими жертвуют совершенно зря.
Я просила нашего Друга особенно помолиться за успех твоих новых планов. Он это исполнил и надеется, что Бог благословит твои начинания. Все говорят, что командир Павловцев (Шевич) — настоящая размазня, этот полк не имел ни разу успеха и редко продвигается. Мне кажется, наши генералы проявляют ужасную слабость. Ах, да! Он велел тебе передать, чтоб ты не терзался в тех случаях, когда ты отставляешь генерала, а после оказывается, что он невинен, ты всегда можешь его простить и вновь принять на службу, — и ему это тоже не причинит вреда, так как заставит его почувствовать страх Божий. Аня едет на 2 дня в Финляндию на именины матери.
971
Здесь описка — имеет в виду назначение на пост управляющего Министерством внутренних дел Протопопова.
972
Распутин Г.Е.
973
Интимное выражение.
974
Японский принц.
975
Императорская яхта “Штандарт”, но слух о назначении Н.П. Саблина ее командиром оказался ложным, см. письмо Царя от 16 сентября 1916 года.
976
Зеленецкий Р.Д., командир яхты “Штандарт”.
977
Нилов К.Д.
978
Чагин Иван Иванович, контр-адмирал Свиты Его Величества, бывший командир яхты “Штандарт”.
979
Долли-Гревениц Дарья Евгеньевна, дочь герцога Евгения Лейхтенбергского, по первому мужу княгиня Кочубей, после смерти второго мужа барона В.Е. Гревениц обратилась к Царю с просьбой о титуле, который носил ее отец и на который она уже не имела права, после двух браков.